На пороге стоят Лешка Горбун, красный амбал и еще кое‑какое бандитское ассорти.
– Бля! Убежал, скотина, – орет красный амбал.
– Обыщите ванну, – командует Лешка Горбун. Вот псих! Ну спрашивается, зачем ему обыскивать ванну? Куда в этой ванне может спрятаться мужик ростом метр восемьдесят пять? Амбал, оттопырив задницу, лезет под ванну и, конечно, выволакивает меня. То есть он не знает, что это я. Он думает, что выволакивает черепашку. Я от страха – вдруг признает – скрючился и голову сунул под панцирь.
– Гля, – говорит амбал, – зверюшка. Откуда она тут?
И с досады хочет швырнуть об стенку. И в этот момент внизу раздаются шум и торжествующие выкрики:
– Словили голубчика!
Дверь ванной распахивается, и вводят – мать честная! – вводят меня.
Я вытаращил свою черепашью голову из кармана амбала и стал смотреть.
Я – то есть не я, то есть это было одето точно так же, как я, и рожу имело такую же.
Тут я сообразил, что это должен быть Асмодей. Больше некому. Похоже, что им, бесам, так же легко переодеть тело, как людям надеть другой пиджак. Караул! Принял, сволочь, мое обличье, документы прикарманил, меня в черепахи определил, и будет эта гнусь теперь жить в России и подыматься вверх по лестнице чинов и званий. Может, министром станет, а может – президентом. И тут я представил себя – то есть его – в роли президента, и мне показалось так сладко‑сладко… Но потом я подумал, что с моей творческой биографией ему президентство не светит. Эта гнида, скорее, какого‑нибудь Чубайса в черепаху превратит и на себя его личину напялит. И я буду, таким образом, совсем ни при чем, и рожа не моя, и душа чужая. И тут мне так горько‑горько сделалось, что я этакую гниду в мир пустил, что я чуть не крикнул на всю комнату: "Я здесь – а это самозванец!"
А беса – то есть меня – тем временем шварк на пузо перед Горбуном.
– Ты чей такой крутой? – спрашивает Горбун, – тебя кто послал мне праздник портить?
Я – не я – молчу. А чего ему, фраеру позорному, говорить? У него ж последняя информация о нашем мире датирована 1395 годом.
– Простите, – говорит мой бес, – ясновельможный пан, это случайно вышло.
– Случайно только гуси трахаются. Кто тебя послал?
Бес мнется. Он не знает, что отвечать. Вероятно, в 1395‑м крутые ребята вели себя иначе.
Горбун вынимает из кармана здоровенный "люгер" и бьет беса рукояткой "люгера" по зубам. Кусочки перламутра с рукоятки и зубы отскакивают в разные стороны.
– Кто тебя послал мне праздник поганить?
– Он сказал – Князь, – подает голос красный амбал.
Я не сказал – Князь! Я сказал, что я из бригады Князя!
– А остальные что говорят?
Бандиты прячут глазки.
– Да нежные они больно, – подает голос один. – Передохли, как пион при заморозке.
Е..! Они завалили моих ребят!
– Откуда Князь знал о бабках?
Бес молчит и хлопает ресницами. Черт. Я и не знал, что у меня такие красивые ресницы.
Красный амбал заходит сзади и надевает на голову бесу полиэтиленовый пакет. Пакет крепко скручивают, так, чтобы пациент не мог дышать. Вот сейчас он начнет дергаться и задыхаться…
Бес не дергается и не задыхается. Он сидит и спокойно посматривает на народ сквозь плотный, полупрозрачный пакет.
Проходит минута, другая, третья.
– Сорви пленку, – орет Горбун, – а то он сейчас копыта откинет!
Пакет срывают, и бес сидит под пакетом свежий, как персик из рефрижератора.
У черепашьего зрения, оказывается, есть свои особенности. Во‑первых, я вижу мир в черно‑белых тонах. Наверное, когда господь творил черепах, инженеры еще не подкинули ему идею цветного кинескопа.