Планше, оказавшись на мельнице, тут же вспомнил свое наследственное ремесло, от коего его вынудили отказаться интриги братьев, и с живейшим интересом принялся забрасывать хозяина разнообразнейшими вопросами, на которые тот отвечал скупо и неохотно. Хозяин вообще не отличался ни бойкостью, ни словоохотливостью, что неудивительно для живущего на отшибе нелюдима. К тому же мельников традиционно подозревали в связях с нечистой силой, разве что самую чуточку меньше, чем кузнецов...
Выставив на стол тусклую масляную лампу, хозяин собрал скудный ужин, вполне способный удовлетворить деревенского жителя, но для парижан весьма убогий. Вино, правда, было хорошее, божансийское, но его оказалось мало. По наблюдениям д'Артаньяна, фламандцы были отнюдь не чужды откровенному чревоугодию и неумеренному винопитию, не говоря уж о питье никотианы, но им в случайные домохозяева достался, должно быть, редкостный выродок, пробавлявшийся хлебом, сыром и лежалой колбасой...
А впрочем, чего требовать от соломенного вдовца, чья супружница весело проводила время у тетки? Д'Артаньян и сам, в противоположность королю Людовику, не смог бы приготовить какого бы то ни было кушанья в такой вот печальной ситуации, тоже ограничившись сыром с колбасой...
Собрав на стол, хозяин сразу же исчез, отправившись на мельницу. Планше, который из-за скудости ужина и сервировки не мог выполнять в должной степени свои лакейские обязанности, с разрешения д'Артаньяна увязался следом за мельником, влекомый тем, что впоследствии станут именовать ностальгией. Так что д'Артаньян с Анной остались одни, чему гасконец был только рад, - он мог бы просидеть так ночь напролет, любуясь ее лицом, особенно загадочным и прекрасным в свете тусклой лампы, наполнившей комнатушку колышущимися тенями причудливых очертаний.
В конце концов Анна тихонько рассмеялась:
- Видели бы вы ваше лицо...
- А что с ним такое?
- Вы уже добрых четверть часа таращитесь на меня с видом, самым подходящим определением для которого будет - восторженно-дурацким. Интересно бы знать, о чем вы думаете?
- О том, что у хозяина одна-единственная спальня, он сам говорил.
- Ну да, следовало ожидать... - фыркнула девушка. - Вам, часом, не взбрело в голову, что это дает вам какие-то шансы?
- Ну что вы, - уныло отозвался д'Артаньян. - Разумеется, вы холодны, как лед... Вы, часом, не происходите ли из страны гипербореев? Мне про нее рассказывал один моряк. Там по полгода нет солнца, и все жители это время спят в снегу, и женщины у них холодны настолько, что в буквальном смысле замораживают неосторожного пришельца до смерти, если ему взбредет в голову...
- Ничего подобного, шевалье. Я родом из Лотарингии. Правда, долго прожила в Англии, я уже рассказывала...
- Ну, тогда мне все понятно. Это из-за проклятых английских туманов...
Анна посмотрела на него с лукавым любопытством:
- Милейший д'Артаньян, неужели вы считаете себя настолько неотразимым, что любая женщина обязательно должна пасть вам в объятия, едва вы этого захотите?
- Да что вы! - сердито насупился д'Артаньян. - Никогда не думал о себе таких глупостей, не говоря уж о том, чтобы утверждать такое вслух... Просто я люблю вас, простите за откровенность, и готов это повторить снова и снова. Черт возьми, ну так уж сложилось, что я - не Вандом, не Граммон, не Конде, Куртанво, Барада!< Представители перечисленных д'Артаньяном фамилий частенько имели самые что ни на есть гомосексуальные наклонности > Нет уж, за де Батцами, д'Артаньянами и де Кастельморами такого не водилось отроду!
- Дорогой Шарль, но ведь следовало бы еще поинтересоваться и моими желаниями...
- Вы любите кого-то?
- А какое право вы имеете задавать такие вопросы?
- Право любящего.
- Ох! - непритворно вздохнула Анна. - Честное слово, в толк не возьму, когда я только успела внушить вам такую страсть...
- А разве для этого нужно время? - искренне удивился д'Артаньян.