Стоим втроем: я, Вишня и Лютик - и на Ромашку недовольно смотрим. А Вишня, младшего брата задумчиво рассматривая, произносит:
- Вот гляжу я на него, такого маленького, такого хорошенького, такого любимого и понимаю, что где-то же растет мученица, которая с ним потом всю жизнь мучиться будет…
Нет, я с такой позиции эту ситуацию не оценивала никогда, конечно, но вообще-то рациональное зерно в этих словах есть…
- И что ж ты тогда радовалась так, когда браслет на моей руке увидела? - с неудовольствием вспомнила я.
- Ну, как же! - Вишня радостно улыбнулась. - Теперь нам не надо бояться, что кто-то заявит на нас свои права! Скажем всем, что мы под опекой твоего мужа… И это, - она с трудом убрала с лица веселье и добавила:
- Сочувствую…
Сочувствует она…
Сижу реву у костра. Думаю думу горькую. Кир сволочь такая, а я в него… То есть я совсем не это подумать хотела! И не думала я в него… Что ж я невезучая-то такая… Так хотелось романтики и цветов! Вечерних прогулок вдоль набережной, слов ласковых, признаний, поцелуев под звездами… Клише и патока? И пусть, мне все равно. Хочу! А вместо этого… Громко хлюпаю носом и судорожно вздыхаю.
- Слушай, хватит реветь, а?
Вишня подползла к огню и хмуро протянула мне платок.
- Утрись.
- Обойдусь…
Вздохнули.
- Он хоть симпатичный?
- Симпати-ичный… - и слезы тройным потоком из глаз.
- Ну, я не знаю… Хочешь выпить?
- А у тебя есть?
Достает из холщового мешка флягу и протягивает мне. Отвинчиваю крышечку и с опаской нюхаю.
- Это самогон что ли? Фу!
- А ты хотела шампанского? Давай сюда, если не хочешь…
Набираю полную грудь воздуха, задерживаю дыхание и делаю глоток.
- Мать моя женщина! - слезы сначала высохли, а потом снова покатились и по горлу словно наждачкой изнутри прошлись. И это я не говорю про аромат и послевкусие. - Боги! Где ты взяла это… эту амброзию?
- Где взяла, там уже нет…
Хорошо, что нет… Потому что это не самогон. Это дизельное топливо… авиабензин… или что там в самолеты заливают? Жуть жуткая… Но после второго глотка в голове наступило резкое просветление. А чего я реву, вообще? Подумаешь, замуж вышла и не заметила! В жизни случаются вещи и пострашнее… Вот прямо сейчас я так сразу не скажу, какие именно, но точно знаю, что случаются. И вообще, я же теперь Каю могу нажаловаться! Нет, Каю нельзя… Он красавчику голову оторвет… а мне его голова самой нужна. Я лучше сама ему жизнь испорчу… Вздыхаю, делаю третий глоток, поднимаю голову вверх, вижу огненные тени на еловых лапах и падаю навзничь. Хороший все-таки у Вишни самогон. Главное - экономный очень…
А отмечали ли вы день студента в общежитии Радио-технического института, когда на шестнадцать человек двадцать две бутылки водки и одно десятилитровое ведерко салатика 'Оливье'? Я - да. И это был самый… удивительный день студента в моей жизни. Потому что утро следующего дня принесло много удивительных открытий.
Помню застолье. И "Мафию". И песни под гитару. "Как здорово, что все мы здесь", "Гаудеамус", "В каморке, что за актовым залом"… Потом Наутилус, Земфира… И неожиданно уже Ленка Маневич танцует на тумбочке и орет на весь двенадцатый этаж: "А девочка созрела, созрела, созрела!.." Потом провал. И нахожу себя на балконе. Все курят, я грущу в углу, а Кай целуется с Ленкой… Еще помню мысль о том, что не зря она танцевала… Потом Наташка кричит: "Чего киснем? У нас там водка греется!.." Следующее воспоминание - неизвестный мальчик, который, стоя на обломках тумбочки, декламирует неизвестные стихи неизвестного автора. (Самое болезненное воспоминание в моей жизни, потому что и по сей день никто мне так и не ответил на вопрос, а был ли мальчик.) Потом помню Аленку на коленях у Кая. Потом туман. И уж совершенно неожиданное: Ленка стоит в углу, двумя руками держится за батарею и кричит: "Змеи!!! Змеи, блин!!! Держите их! Они шевелятся…"
А потом темнота, которая заканчивается солнечным утром, пахнущим чем-то безумным: перегаром, прошлогодним "Оливье" и носками тракториста. Причем, судя по ощущениям, свои носки тракторист хранил у меня во рту. И еще этот человек говорил небритым голосом Кая: "Господи! Что это вчера было?" И где-то на фоне плакала Ленка и хохотала Аленка. И очень хотелось пить. И голова болела зверски.
Пробуждение после трех глотков Вишниного самогона было… неожиданным. Во-первых, мозгу в голове было удивительно мало места. И он из-за этого болел нечеловечески просто, невыносимо. И вместе с ним болела печень, почки, желудок и зубы. Во-вторых, я неожиданно осознала, что жизнь не удалась, ну, или, по меньшей мере, утратила смысл. Потом подумалось, что смысла-то и не было никакого…
Короче, это были самые неприятные семь секунд в моей жизни, а потом я открыла глаза и пробормотала в никуда:
- Вишня! Твоя амброзия… - и задумалась в поисках приличного эпитета.
- А Висня усла…
Опухшему в маленькой голове мозгу понадобилась минута, чтобы обработать информацию и сделать выводы:
- Куда ушла? Давно?
- Утлом…
- Утром? Пардон, а сейчас что? - и по сторонам оглядываюсь. Дождь, небо серое, с еловых лап капает… В общем, вчерашнее гадство, ага.
- Обед? - Ромашка задумчиво рылся в холщовом Вишнином мешке. - Или ужин… Очень кушать хочется…
- Висня велела тебя не будить, - сообщила Лютик, - и мы не будили. Мы здали, здали и здали, а ты не просыпалась и не просыпалась…
И как-то сразу забылось о том, что мне плохо, а мозг уменьшился в размерах и перестал давить на черепную коробку.
- Так… значит надо что-то… надо же что-то делать… искать ее, что ли, мало ли что случилось…
- Это плотив плавил, - заявил Ромашка. - По плавилам надо искать полынью.
Чтоб я еще знала, что такое полынья и как ее искать… Я даже мозг свой приструнила от возмущения и заставила работать. И уже даже было открыла рот, чтобы высказать свое мнение по поводу правил Ромашки. Но потом передумала. Я что, на самом деле собираюсь спорить с детьми? Нет, с малышней я спорить не буду. Я просто знаю, что не могу уйти отсюда одна, без этой почти незнакомой мне Вишни, которая честно отвечала на все мои вопросы, не врала мне, не скрывала от меня ничего, поделилась со мной волшебным самогоном и… и заботливо велела меня не будить. Боги! Кто же обо мне заботился-то в последний раз? Точно не Кай. У мужиков вообще, как показывает практика, на заботу иммунитет. В смысле, не умеют они заботится.
Отбрасываю в сторону постпохмельные грустные мысли и объявляю:
- Мы своих не бросаем!
- Тогда точно сожлут всех… - недовольно пробормотал Ромашка.
Как-нибудь не сожрут… Смотрю на свою команду растерянно. С чего начать? У меня один рюкзак, два голодных ребенка и один слишком взрослый подросток восемнадцати лет, который пропал неизвестно куда. Что делать?
- А в какую сторону Вишня ушла?
Как выяснилось, Вишня ушла на поиски родника, так как вода у нас подходила к концу. Я лично не понимала, чем дождевая хуже родниковой, в нашей-то ситуации, но возмущаться при детях не стала. Кто ее знает, эту чарусу, может, здесь дождь ядовитый и пить его никак нельзя… А спрашивать совета у малышни как-то не хотелось.
Вещи были собраны, костер потушен. Вишнин рюкзак удобно разместился у меня за плечами, а план дальнейших действий все еще не сформировался.
- Давайте попробуем пройти в ту сторону, куда ушла Вишня, наверное… - уверенности в правильности своих действий у меня не было никакой, но дети почему-то послушались. И мы побрели по мокрому лесу.
Не знаю, что мною двигало, когда я выбирала направление движения. То есть сразу мы, конечно, пошли туда, куда мелкие указали, это понятно. Потом брели долго, перелезали через поваленные деревья, спустились в один овраг и дважды пересекли какую-то речушку. Но я почему-то была уверенна, что мы идем по следу Вишни.
Идем и спорим о том, что у нас на ужин будет. Ну, надо же о чем-то говорить, потому что, если молчать, то начинают одолевать нехорошие мысли..
- А на ужин у нас, навелное, будет сыл… - это Ромашка картавит.
- Не шыл, а шыр… - делает замечание Лютик.
- Зато я говолю сыл, а ты шыл… - возмущается Ромашка и требует моего внимания:
- Мила, скажи ей!
А я ржу реально, потому что с этими детьми либо с ума сойдешь, либо подохнешь от смеха, точно. И уж точно забудешь об опасностях, подстерегающих глупых путешественников в заколдованном лесу…
Тварь я увидела первой. У нее была хищная курносая морда, огромные водянисто-желтые глаза и жуткая пасть. Существо сидело на краю поляны и повернулось на шум, который мы сотворили, с трудом выдираясь из малинника. Заметив нас, тварь зубасто ухмыльнулась, облизала морду противным черным языком и наклонила голову вниз. Наверное, это была собака. Огромная помесь английского дога с химерой из кошмарного детского ужастика. Массивная голова была непропорционально большой, и я подумала, что во время движения животное, по-видимому, должно заваливаться вперед, потому что тонкие длинные лапы, узкие плечи и не очень крупное туловище, по всей логике, не способны удержать такую огромную башку.
Чудище громко взревело, задрав морду кверху и, словно смеясь над моей логикой, с ленивой грацией огромного хищника двинулось вперед. Оно не торопилось, зная, что на побег у нас нет ни шанса.
- Боги! Что это такое!? - выдохнула я и испуганно вздрогнула, когда за моей спиной завизжали дети и откуда сверху раздалось недовольное:
- Идиотка! Зачем ты их сюда притащила?!