2. Насилие и общественный договор
Физическое обладание экономическимиблагами, что в экономическом плане образуетсущество отношений собственности, могло статьвладением только в результате захвата. Посколькусобственность не является чем-то независимым отволи и действий человека, невозможно представитьсебе иного способа возникновения собственности,как присвоение ничьих благ. Однаждыустановившись, собственность длится, пока неисчезнет ее объект, пока его либо уступятдобровольно, либо он покинет своего владельцапротив его воли. Первое случается, когда владелецдобровольно уступает свою собственность, второе-- когда он расстается с ней вынужденно, например,когда стадо разбежится, либо если кто-нибудьсилой отнимет собственность.
Вся собственность имеет начало в захвате инасилии. Когда мы рассматриваем природныесоставляющие благ, не принимая во вниманиевходящий в них труд, и когда мы прослеживаемназад во времени юридические права, мы снеобходимостью приходим к моменту, в который этоправо возникло из захвата чего-либо, к чемудоступ имели все. И до этого момента мы можемобнаружить насильственную экспроприацию упредыдущего владельца, право которого можнопроследить до еще более раннего присвоения илиграбежа. Перед лицом тех, кто отрицаетсобственность из соображений естественногоправа, мы можем спокойно признать, что все праваимеют своим первоисточником насилие, что всясобственность есть наследие присвоения илиграбежа. Но отсюда вовсе не следует, чтоустранение собственности есть дело необходимое,разумное и морально оправданное.
Натуральная собственность не нуждается впризнании других. Ее терпят фактически только дотех пор, пока нет силы, которая разрушит ее, и онане способна пережить момент, когда более сильныйчеловек решит взять все себе. Созданнаяпроизвольной силой, она обречена всегдастрашиться более могущественной силы. Именнотакое положение дел доктрина естественногоправа назвала войной всех против всех. [42] Войнапрекращается, когда существующие отношенияполучают признание как нечто стоящее сохранения.Из насилия возникает право.
Доктрина естественного права ошибочно сочлаэто великое изменение, которое подняло человекаиз состояния дикости к цивилизации, результатомсознательного процесса, результатом такойдеятельности, когда человек полностью осознаетсвои мотивы, свои цели и пути их достижения.Предполагалось, что именно так был заключенобщественный договор, в результате которогопоявились государство, общество и правовойпорядок. Рационализм не мог найти никакогодругого объяснения после отказа от прежней веры,которая возводила общественные установления кбожественным источникам или, по крайней мере, козарению, посещавшему человека по божественномувдохновению. [27*] Поскольку результатомстало существующее положение вещей, людирассматривали развитие общественной жизни каксовершенно целесообразное и разумное. Как бы ещемогло совершиться все это развитие, если непосредством сознательного выбора, признаваемогоцелесообразным и разумным? Сегодня у нас естьдругие теории для объяснения всего этого. Мыговорим о естественном отборе в борьбе засуществование и о сохранении приобретенныхсвойств, хотя все это на самом деле не приближаетнас к пониманию конечных загадок ближе, чемобъяснения теологические или рационалистские.Мы можем "объяснить" возникновение иразвитие общественных установлении тем, что онибыли полезны в борьбе за существование, сказавши,что те, кто их принял и развил наилучшим образом,оказались лучше подготовленными к опасностямжизни, чем те, кто отстал в этом. Обращатьвнимание на неудовлетворительность такогообъяснения сегодня -- все равно, что носить сов вАфины. [44] Времена, когда ононас удовлетворяло и когда мы выдвигали его какконечное решение всех проблем бытия истановления, давно прошли. Здесь та точка, вкоторой усилия отдельных наук соединяются, вкоторой начинаются великие философские проблемы-- и в которой кончается вся наша мудрость.
Не нужно большого разума, чтобы показать, чтозакон и государство не могут быть возведены кобщественному договору. Нет нужды привлекатьутонченный аппарат исторической школы, чтобыпоказать, что никакой общественный договорникогда в истории не мог быть заключен. Научныйреализм, несомненно, превосходил рационализм XVIIи XVIII веков [45] в знании того, что можноизвлечь из текстов на пергаменте и надписей, ноего социологическая проницательность была кудаслабее. Как бы мы ни оценивали социальнуюфилософию рационализма, нельзя отрицать, что ондостиг непреходящих результатов в раскрытиироли общественных установлении. Именнорационализму, прежде всего, мы обязаны нашимипервыми знаниями о функциональной значимостиправового порядка и государства.
Экономическая деятельность нуждается встабильных условиях. Протяженный во временипроцесс производства бывает тем успешнее, чемдольше длится тот период, к условиям которого онприноровлен. Он требует непрерывности, и еенельзя нарушать, не рискуя самыми серьезнымипотерями. Это означает, что экономическаядеятельность нуждается в мире, в исключениинасилия. Мир, говорят рационалисты, являетсяцелью и задачей всех правовых установлении; мыпредполагаем, что мир является их результатом, ихфункцией [28*].Закон, говорят рационалисты, возник из договора;мы говорим, что закон есть урегулирование и конецраздора, избежание раздора. Насилие и закон,война и мир есть два полюса общественной жизни.Но содержанием этой жизни являетсяэкономическая деятельность.
Все насилие направлено на собственностьдругих. Личность -- ее жизнь и здоровье --становится объектом атаки постольку, посколькуона препятствует приобретению собственности.(Садистские эксцессы, кровавые выходки,совершаемые только ради жестокости, -- этоисключительные явления. Для их предотвращения ненужна вся система права. Сегодня врач, а не судьярассматривается как подходящий борец с этимиявлениями.) И потому не случайно, что именно вделе защиты собственности закон с наибольшейясностью раскрывает свой характер миротворца. Вдвунаправленной системе защиты владения приразличении собственности и имущества особенноживо видно существо закона как миротворца -- да,миротворца любой ценой. Имущество защищается,даже если оно, как говорят юристы, не имеет титуласобственности. [46]Не только честные, но и бесчестные владельцы,даже воры и грабители, могут прибегнуть к законудля защиты своего имущества [29*].
Некоторые полагают, что собственность, как онапроявляется в распределении имуществ во всякийданный момент, может быть атакована с техпозиций, что она образовалась незаконно, врезультате произвольного присвоения инасильственного ограбления. Согласно этомупониманию все законные права есть не что иное,как облагороженное временем беззаконие.Поскольку такое положение не согласуется свечной, неизменной идеей справедливости,существующий законный порядок следуетотвергнуть и на его месте утвердить новый,который будет согласовываться с этим идеаломсправедливости. Задачей государства не долженбыть "только учет сложившегося распределенияимущества, не исследующий законности егоисточников". Скорее, "назначениегосударства состоит, прежде всего, в том, чтобыдать каждому свое, ввести его во владение егособственностью, а потом уже начать ееохранять" [30*]. Притаком понимании приходится либо постулироватьвечно действенную идею справедливости, которуюгосударство должно распознать и реализовать,либо признать источником истинного закона --вполне в духе теории договора -- общественныйдоговор, каковой может возникнуть только врезультате единодушного согласия индивидуумовотказаться в его пользу от части своихестественных прав. В основе обеих гипотез лежитпредставление естественного права о"прирожденных правах". Либо мы должны вестисебя в соответствии с ними, как гласит перваяточка зрения, либо согласно второй точке зрениянам следует отказаться от части своих прав всоответствии с условиями договора,запечатленного существующей системой права. Чтоже касается источника абсолютнойсправедливости, то он истолковывается инымспособом. Согласно одному подходу это дарПровидения человечеству. Согласно другому --человек создал это понятие собственным разумом.Оба подхода совпадают в том, что способностьчеловека отличать справедливость отнесправедливости и есть то, что отделяетчеловека от животного; его "моральнаяприрода".
Сегодня мы больше не можем принять эти взгляды,ибо предпосылки подхода к проблемам изменились.Для нас представление о природе человека какфундаментально отличной от природы всех другихсозданий кажется странным; мы больше непредставляем себе человека существом, котороеизначально носит в себе идею справедливости. Но,быть может, если мы не отвечаем больше на вопрос опроисхождении закона, нам следует прояснить, чтоон не мог возникнуть законным образом. Закон неможет породить себя из себя же. Его истоки лежатвне сферы закона. Те, кто сокрушается о том, чтозакон есть не что иное, как узаконеннаянесправедливость, не сознают, что иначе могло быбыть лишь в том случае, если бы закон существовализначально. Если же предположить, что законнекогда возник, тогда то, что стало законом, немогло быть им до этого. Требовать, чтобы законвозник законно, -- требовать невозможного.Поступающие так пытаются применить к тому, чтонаходится вне рамок законного порядка,концепции, действительные только в рамках этогопорядка.
Мы, способные видеть лишь результат закона,призванного устанавливать мир, должны осознать,что он мог возникнуть только из признаниясложившегося порядка, как бы этот порядок ниобразовался. Попытки иного подхода служили бытолько обновлению и продлению вражды. Мир можетприйти, только когда мы защищаем сложившеесяположение дел от насильственных беспорядков иставим каждое будущее изменение в зависимость отсогласия всех участников. В этом реальноезначение защиты существующих прав, что исоставляет сердцевину всего закона.