Глава II
Тоас замолчал, шагая, хмурясь и вздрагивая от каждого звука из-за гобеленов. Время тянулось медленно, прежде чем карлик встал и сказал:
- Я думаю, теперь мы можем идти.
Анхсенамен вышла сразу за Тоасом. Они шли по длинному коридору к выходу, к ослепительному солнечному свету. Прошли через сад, и Анхсенамен глубоко вдохнула его густой пряный аромат. "Я никогда не увижу тебя снова, я никогда не погуляю снова в твоих сумерках. Нил будет течь, земля - лежать в зелени, а я буду пыльным ветром в чужой стране, о мой Египет. Прощай, прощай, прощай…"
Перед ними замаячила внешняя стена. Под заходящим солнцем люди занимались своими делами, по тропинкам мелькали благородные и слуги. Она смотрела вокруг сквозь пелену, которая застилала ей глаза. Все как будто глядели на нее, все глаза в мире сверлили ей спину, и она не осмеливалась обернуться. В любой момент мог раздаться окрик, в любой момент стражник мог побежать, и она медленно шла в сопровождении моряков. Ей вспомнились ночные кошмары, когда она летела и летела сквозь серые тени, а ноги тянули вниз, так что она едва могла двигаться, и все ближе и ближе слышались барабанящие копыта погони, пока их грохот не заполнял весь мир, и она с криком просыпалась среди ночи. Тогда к ней подходила мать, чтобы ее успокоить, а иногда и отец с печальными глазами - чтобы пошептать ей на ухо. Но они были мертвы, и теперь она не могла проснуться.
Ее взгляд упал на блестящую черную голову Пепи, который рысью бежал рядом с ней. Бедный маленький карлик, смелый уродец, он был всем, что у нее осталось, он был последним звеном, которое связывало ее с реальным миром в этом затянувшемся сне. Вдруг она подумала, что Пепи был ближе ее сердцу, чем Тутанхамон.
Они подошли к воротам.
- Позволь нам пройти снова, - сказал Пепи.
- Зачем ты идешь с ними? - зевнул Амес.
- Не твое дело, - огрызнулся Пепи. - Пусти!
- Почему, - состроил гримасу часовой, - вы могли украсть что-нибудь у ее высочества. Я не поверю ни одному иностранцу, проходящему через мой пост. Откройте ваши сундуки. Сейчас на ваших плечах они кажутся тяжелее, чем когда вы входили.
- Ну, - медленно сказал Пепи, - ее высочество становится в эти дни несколько беззаботной. Тоас, у тебя есть, что подарить этим солдатам?
Киприот проворчал что-то и стал неохотно копаться в своем кошельке. Амес и три других стражника со смехом взяли его монеты.
- И взглянуть на вашу женщину, - сказал капитан. - Покрывало и тяжелая мантия - странное одеяние для Египта, чьи женщины, как правило, ходят с открытым лицом. Я бы посмотрел, что ты так хорошо прячешь от чужих глаз.
- Нет. - Голос Тоаса стал твердым и холодным. - Позволь нам пройти, или будут неприятности. - Он сбросил свою мантию, показывая меч. - Мы все вооружены. Мы пройдем или будем здесь драться?
Тут Амес открыл ворота, и они вышли. Как только Анхсенамен прошла мимо, капитан, стражников быстрым движением руки сорвал с нее покрывало.
Мгновение он стоял, уставившись на нее, и его лицо вытянулось от удивления. Раздался скрежет металла - это Тоас вытащил свой меч. Вспышка на солнечном свете - и Амес, споткнувшись, упал.
Тоас повернулся, рывком освободил клинок и вонзил его в лицо другого часового. Ужасный хруст костей был не слышен из-за страшного вопля.
Один из крепких критян поднял свой нагруженный ящик и обрушил его на голову еще одного стражника. Череп и ящик раскололись пополам, и драгоценности рассыпались в луже крови. Пепи по-обезьяньи прыгнул - сверкнул его огромный кинжал, поразив последнего противника, как будто он сам был одним из моряков.
- Идем! - Тоас спрятал свой окровавленный меч и подхватил за талию женщину, которая была близка к обмороку. - Бросьте тот ящик, оставьте по одному на двоих. Бежим!
Они неслись по широкой улице, шесть мужчин и девушка с оставшейся у них половиной драгоценностей царицы. Народ, увидев бегущих иностранцев, с воплями бросился врассыпную. Сзади в садах послышались звуки горна.
- Сюда! - выдохнул Пепи.
Вниз по другой улице, в узкую вонючую аллею, через нее на внутренний двор и дальше, в лабиринт столпившихся грязных хижин. Они вклинились в массу людей, суетящейся бедноты Фив, кипящей вокруг. Рев голосов стоял в воздухе. Они с трудом прокладывали путь сквозь толпу.
Много позже Тоас остановился. Анхсенамен, покачиваясь, стояла рядом с ним, и он увидел, как она задыхалась от рыданий, а ее лицо побелело. Он грубо схватил ее за плечо и встряхнул.
- Иди! Иди! Ради Миноса, и исполни свою роль!
Пепи сказал жалобным голосом:
- Нет способа помочь моей госпоже. Она не привыкла к кровопролитию.
- Ей лучше привыкнуть к этому, или оно само решит ее судьбу. Идем!
Они медленно прокладывали себе путь сквозь водоворот толпы. Фивы проснулись от дремоты, весь город вышел на улицы, и люди занялись своими делами. Купцы на базарах, напоминающих кирпично-глиняные пещеры, предлагали свои изысканные товары; носильщики спешили, задыхаясь под своей ношей; нищие и проститутки навязывали свои услуги. Было тяжело проталкиваться сквозь толпу на узких, извилистых улицах между грязными стенами, а смерть шагала по пятам.
Анхсенамен тесно прижалась к Тоасу, подталкиваемая толпой, кричащей на пьяных. В какое-то мгновение она испуганно подумала, что если кто-то ее узнает, крик тогда усилится, и солдаты бросятся на них.
Будто прочитав ее мысли, Тоас вдруг наклонился к ее уху и прошептал:
- Не бойся, что тебя узнают. Люди из царского дома всегда так далеки от этих людей, что они не могут представить тебя без золотого балдахина и множества рабов.
Она попыталась говорить, но горло ее пересохло, и она смогла только кивнуть. Он заметил, как ее волосы светились на солнце иссиня-черным цветом. "Ради всех Богов, - подумал он, - какая приятная девушка!" И теперь, когда у него была только половина причитающейся ему платы, он мог бы поспорить, что в силе оставалась лишь половина его сделки. Но сначала они должны были выбраться из этого крысиного гнезда - города.
"Странная это страна - Египет", - продолжал он свои размышления. Он никогда не понимал ее. Египет был царем мира и его золотой казной, он был полон жизни, люди смеялись здесь чаще, чем в других местах, которые он знал. Египетские женщины были сладки и желанны, египетское пиво было кровью жизни. Но даже здесь носится тень смерти - пирамиды и сфинкс на Гизе, могилы в Долине Царей на том берегу реки, отвратительная темнота пещеры изготовителей мумий, изумительные колонны и колоссы, построенные в честь звероголовых богов, когтистая власть жречества, которое высасывало все ради своей жизни, не задумываясь о вечности. Эхнатон ненадолго позволил свету сиять над Египтом, и за его труды его памятники были теперь разрушены, а его имя проклято, и за его дочерью по улицам Фив гнались солдаты.
О, отец Нил, ты течешь, широкий и прохладный в великолепии зелени, и смех поселился среди твоих лотосов, а Ра, дарующий жизнь, качается на сияющих крыльях, заглядывая в глаза Солнцу. Но меж твоих траурных лент плавают крокодилы и едят тела убитых.
Тоас снова вспомнил огромный, продуваемый сквозняками коридор в горах Кипра и далекое голубое море, и солнечный свет, лившийся по ветреным склонам и разбивавшийся о волны на миллионы кусочков. Эх, хорошо было бы вернуться домой, если им когда-нибудь это удастся.
Дыхание его нагруженных ношей людей за спиной было тяжелым. С этим тоже приходилось считаться. Он не мог плыть, как в прежние времена, когда критский флот бороздил восточное море, - это были варвары Сирии, Кипра и мусор дюжины цивилизованных портов, и они считали, что было неправильно с его стороны рисковать их жизнями - до такой степени, что они сами подбивали его поднять якорь. И Анхсенамен - он вдруг с ужасом подумал о том, что случится с Анхсенамен.
"То самое, чего я и ожидал, - подумал он, криво усмехнувшись. - Только они грабители и свиньи, а я очень милый молодой человек".
Он начал думать, сколько человек из его команды могло бы помочь ему, если это понадобится. Но сначала - выбраться из Фив.
Они быстро шагали по докам, их ноги шлепали по камням, пока не подошли к причалу, где их ждал корабль критянина.
Это был огромная черная галера, вмещающая около сорока человек команды с закаленными душами. Там под узкой кормой была маленькая каюта, а нос и все остальное напоминало лотосообразную фигуру, обшитую потускневшим серебром. У Тоаса было много дел в это утро, он собирал своих людей по тавернам и публичным домам, возвращая их к жизни и отправляя на корабль. Но некоторых еще не было. Они смотрели на него сердито - разношерстная и шумная банда, в которой были критяне и киприоты, нубийцы и финикийцы, неописуемого вида разбойники, нищие, беглые рабы - и все с заточенным железом на поясах. Они были хороши в бою, который неумолимо приближался, но иногда быть у них капитаном значило примерно то же, что и жить в клетке с леопардами.
Тоас легко прыгнул с пристани на корму и посмотрел вниз на полуоткрытый корпус корабля.
- Мы уходим! - крикнул он.
Крепкий киприот толкнул корму.
- И мы так быстро продали весь наш товар?
- Да, - солгал Тоас, хотя этот груз еще лежал в трюмах. Даже половина вознаграждения, данного Анхсенамен, была больше, чем он ожидал получить от продажи награбленного финикийского добра. - И по хорошей цене, к тому же. Вы все получите свою долю, но сейчас мы должны уходить.
- Без празднования в Фивах?
- Будучи в Корсуне, когда мы уходили без Клыка, ты запретил брать на борт женщин, а теперь ты средь бела дня привел эту девушку… - Недовольное ворчание послышалось средь толпы угрюмых бородатых людей.
Тоас холодно посмотрел на них и вытащил свой окровавленный меч.