В 80-х годах Тагор становится общепризнанным поэтом Бенгалии. Он живет то в Калькутте, то в родовых имениях в деревне. Там ему открывается неповторимая красота бенгальской земли, залитой изумрудной зеленью рисовых полей и пальмовых рощ, искрящейся перламутровыми бликами бесчисленных речек и прудов, то ослепительно сияющей в лучах буйного тропического солнца, которое словно растворяет голубизну неба, то окутанной бушующей пеленой теплых ливней, когда кажется, что небо и земля сливаются воедино. Он становится певцом Золотой Бенгалии, как издревле зовут свой край сами бенгальцы. В деревне он постигает народную жизнь Бенгалии, нечеловечески тяжкую долю крестьян. Поначалу Тагор видит в них, скорее, несчастных, всеми заброшенных детей, но уже недолго спустя он чувствует их тогда еще дремавшую, но грозную силу. Он взывает к совести помещиков, но также и предупреждает их, говоря, что они ходят "с динамитом в кармане". Он стремится как-то помочь своим крестьянам - основывает кооперативное общество в надежде освободить их от удушающей хватки ростовщиков. Еще в 1908 году Тагор предложил сугубо утопический тогда, но заглядывавший далеко в будущее план организации коллективного хозяйства крестьян. Он уже давно был знаком с социалистическими идеями. В 1893 году он в одной из своих статей популярно рассказал бенгальскому читателю о "социалистическом идеале", а в частном письме тогда же несколько меланхолически замечал: "Я не знаю, достижим ли социалистический идеал более равномерного распределения блат. Если нет, то воля провидения поистине жестока, а человек - несчастнейшее из созданий".
В 1901 году Тагор основал на свои средства школу и затем колледж в Шантиникетане, в 1921 году колледж был преобразован в университет "Вишвабхарати", получивший широкую известность в Индии и за ее пределами. Это свое начинание Тагор противопоставлял школьной политике английских властей, которая, как он писал, "насаждала раболепие".
Когда в 1905 году по улицам Калькутты впервые прошли демонстранты, требовавшие национальных прав, Тагор шел вместе с ними, а они пели его патриотические песни, в которых он возвеличивал Родину и призывал к единству бенгальцев. Являясь одним из идейных вдохновителей поднимавшегося освободительного движения, он тем не менее, расходился во взглядах со многими политическими лидерами тех лет. Его не могла удовлетворить политика "петиций и просьб", которой еще с XIX века следовали умеренно-либеральные деятели, но Тагор не принимал и многие стороны возникавшего нового направления - радикального национализма, в котором освободительные устремления нередко сочетались с националистической ограниченностью и возвеличиванием патриархальной старины. Он считал, и не без оснований, что оба направления в тогдашнем национальном движении не ставили во главу угла заботу о социальном раскрепощении народных масс, об их просвещении. Однако собственная программа Тагора - программа "созидательной деятельности" - тогда была во многом либерально-утопичной, а его позиция в отношении межпартийной борьбы, неизбежной во всяком крупном общественном движении, не была свободна от индивидуализма "аристократа-художника", что отмечал Неру. Но здесь Тагору было свойственно и другое, ибо он требовал самоотверженности и честности. Недаром Ганди называл Тагора "великим часовым" совести.
Убежденный противник угнетения и эксплуатации, империализма, фашизма и всякой иной реакции, Тагор всегда был на стороне передовых сил. Уже семидесятилетним старцем он приехал в 1930 году в Советский Союз и написал свои знаменитые "Письма о России". Эта книга была запрещена британскими властями в Индии, потому что рассказ Тагора о первой стране социализма ставил перед индийцами вдохновляющий пример и звучал призывом к борьбе за свободу Индии. И как завещание великого индийского гуманиста своим соотечественникам, как основной общественно-политический вывод, к которому он пришел в итоге своей долгой жизни, прозвучали в 1938 году его слова: "Будущее наше - в умении объединить свои силы с теми силами на земле, которые жаждут положить конец эксплуатации человека человеком и нации нацией".
* * *
В поэтическом творчестве Тагора, при всем разнообразии его тематики, мотивов и настроений, легко обнаруживаются две главные и противоборствующие темы. Одна из них - это тема принятия жизни во всей ее полноте и наслаждения ею, неуемного восхищения красотой мира, высокого и вместе с тем очень лиричного прославления счастья любви и добрых человеческих чувств. Уже на склоне лет поэт говорил:
Я мира лик озаренный созерцал, не смыкая глаз,
Совершенству его дивясь.
Дыханье Лакшми из сада, где Вечная Красота,
Овевало мои уста.
Вселенной радость щедрую и вздохи ее скорбей
Я выразил флейтой моей.
("Конец года", 1932)
Творчество Тагора было вызвано к жизни общественным и культурным подъемом, который наступал в Индии вопреки ее колониальному подчинению, когда тамошний феодализм и его идеология стали уходить в прошлое и началось пробуждение национального самосознания. Этот подъем закономерно нес в себе также и те начала, которые были свойственны европейскому Возрождению, хотя по своему идейному и социально-политическому содержанию он, естественно, был иным, поскольку совершался в другую эпоху мирового развития. Если же иметь в виду Тагора как творческую личность, то основу его мироощущения составили поистине возрожденческий гуманистический дух и вместе с тем оптимизм просветителя. Вот почему Ганди назвал творения Тагора "одним из самых замечательных плодов", которые принесло движение, начатое Рам Мохан Раем.
Но тагоровское утверждение радости жизни, его вера в прогресс сталкивались с чудовищно тяжкой действительностью народной жизни его родины под изощренной в своем эксплуататорстве чужеземной властью. Он творил в стране, где деревни являли собою, по словам Ганди, "пятьсот тысяч навозных куч", где десятки миллионов людей были "выбиты из нормального течения жизни и производства", - как писал один из индийских экономистов, современник и друг Тагора, - и становились жертвами голода, уносившего тысячи, а то и миллионы жизней, - "индийскохо голода", как издавна говорили в России. Свою пьесу "Фальгун", эту весеннюю сказку, воспевающую пробуждение и обновление, Тагор написал и поставил в Калькутте в 1916 году, чтобы собрать средства для помощи голодающим крестьянам.
И не удивительно, что наряду с возрожденчески радостным принятием жизни у Тагора сначала глухо и отдаленно, а затем все резче и настойчивее звучит иная тема - тема гражданского протеста и страдания, а порою слышны и ноты пессимизма. Вдохновенный певец красоты мира и счастья жить на свете - Тагор мог также сказать о себе, что в его песне "радость и горе живут переменно". В ходе идейной эволюции Тагора обе эти основные темы его творчества получали свое развитие, а радикализация гражданской позиции поэта сопровождалась усугублением реалистического начала в его творчестве.
Одна из наиболее характерных черт Тагора-поэта заключается в том, что поток его мыслей и чувств как бы следует в русле традиционных представлений о мире, исстари сложившихся в Индии, особенно в результате религиозно-реформаторских движений средневековья. Однако на самом деле Тагор вливает новое вино в старые мехи, и если это сказывается на вкусе вина, то и само оно с течением времени крепчает. Переход от юношеского романтизма, в котором влияние философской и поэтической традиции проявлялось весьма непосредственно, к творческой самостоятельности и человеческой зрелости может показать сопоставление двух его известных стихотворений, одно из которых - "Йог" - было написано, когда поэту было около двадцати лет, а другое - "Урваши" - примерно десять лет спустя. Следуя традиции, юный Тагор создает в стихотворении "Йог" иконографически стилизованный и в то же время романтически приподнятый образ духовного подвижника, величаво и одиноко стоящего над миром. Иное восприятие отражает образ богини Урваши, юной женщины, исполненной жизни и красоты, олицетворяющей "молодость мира". Тагор не побоится сказать:
Мысли отшельников - коврики для твоих лучезарных ног.
Перед твоими очами все три мира томимы тоской сладчайших тревог.
Поэт выходил "в мир" из "храма" юношеского романтизма, где традиция, ставившая дух над миром и требовавшая отрешенности, воспринималась как нечто непреложное. Теперь -
Настежь храм растворен! Звон наполнил мой храм -
Он открыт всем лучам, он открыт всем ветрам,
Грому, зовам дорог, -
И дремавший в нем бог
Влился в мощный поток, во вселенский поток!
Грудь открыл я мирам,
Мир - мой храм.
("Храм")
И в период творческой зрелости поэта, особенно в известном сборнике стихов "Гитанджали", написанных Тагором в пору его общественного одиночества, создаваемые им поэтические картины природы и сокровенных человеческих чувствований подчас словно окутаны дымкой религиозно-мистического настроения. Мир в них реален, но он существует не сам собою, а как бесконечно разнообразное проявление особого всепроникающего духовного начала. Это - отражение традиционных представлений, но они уже преобразованы поэтом и приняли у него своеобразный деистический характер. Духовное начало предстает у Тагора не как отдельно существующий верховный правитель и распорядитель мира, бог в собственном смысле. Это начало - сама жизнь, которой поэт придает сокровенно божественное значение. Понятия божества и жизни у него сливаются, переходят одно в другое, образуя то, что он называл "джибондебота", или "божество-жизнь". Это давало повод многим истолкователям творчества Тагора, особенно на Западе, усматривать в нем носителя мистического "света с Востока".