- Это верно: свихнулся парень, не туда пошел. Говорил я с ним - не принимает, сердится. А Матвеюшко мудрец! - усмехнулся Семен Кириллович. - Дочь, говоришь, винит?
- Дочь.
Кочнев опять покачал головой, все еще усмехаясь.
- Мудрец! В цехе у нас работает, дочь-то, ты знаешь. Славная женщина, ничего против не скажешь. И инженер она хороший. А Матвеюшко намудрит, я его знаю! У него все шиворот-навыворот.
- Неладно у них получается, у Ладейщиковых, - сказал Николай Иванович.
- Неладно, - согласился Кочнев. - А ты бы, Николай Иванович, помог им. Приструнил бы Петра-то, ведь вконец парень испортился.
- Вот об этом я и думаю.
- Парень-то он, вроде, ничего. Одна беда - характером жидковат. С кем поведется, у того и наберется, не устоит.
Некоторое время помолчали. Николай Иванович докурил папиросу, смял ее в пепельнице и спросил:
- А что, Кириллыч, не прогуляться ли нам с тобой? Просто, без всяких дел и дум, а? Благо и день разгулялся! А вернемся, нам тут Лиза чайку приготовит.
- Отчего бы и не тряхнуть стариной? - улыбнулся старик. - Вполне согласен.
На улице было свежо и тихо. Пахло тополем. За городом синели горы. Соловьев и Кочнев шли не спеша, такие непохожие друг на друга. Соловьев высокий, еще моложавый, а Кочнев маленький, сухонький, но подвижный.
Они были старыми друзьями. Николай Иванович появился на заводе в шестнадцатом году. Трудно было пареньку, да на счастье учитель хороший попался: Семен Кириллович. С тех пор и началась их дружба.
Они вышли на заводскую площадь и остановились. За высокой каменной оградой, с узорчатой решеткой наверху, шумел, гремел, дышал завод. Длинные корпуса его прятались за тополями. Из заводских ворот то и дело проезжали грузовые машины.
Соловьев и Кочнев минут пять постояли на площади, любуясь заводом, а потом не спеша вышли на небольшую зеленую улицу. Остановились на мосту, переброшенном через пруд. Он разлился почти до самых гор. К нему со всех сторон сбегались каменные и деревянные дома старого города, иные подступали к воде близко. Справа, на самом берегу виднелись все те же корпуса завода, которыми они любовались с заводской площади.
Соловьев и Кочнев смотрели в даль. Ветерок трепал волосы Николая Ивановича. Семен Кириллович снял кепку, подставив вспотевший лоб свежему ветерку. По пруду плыл катер, доносилось осиное жужжание моторчика.
- Хорошо, чорт побери! - сказал Соловьев. - Как хорошо!
- К нам его надо, непременно к нам, - словно продолжая свои мысли, произнес Семен Кириллович. - На завод! А мы его вылечим!
- Это про кого ты?
- Да про Ладейщикова.
- А-а! - рассеянно отозвался Николай Иванович, вглядываясь в синюю даль, в горы, над которыми медленно проплывали белые облака.
VIII
От пережитого волнения и бессонной ночи Тоня появилась на работе с головной болью. Лицо ее осунулось, побледнело. Карие глаза, казалось, стали еще больше.
В цехе ее состояние заметили сразу, как замечают малейшие изменения в дружном коллективе, и поэтому старались меньше ей докучать. Но дел все-таки было много, трудно было обойтись без нее, и рабочие старались быть немногословными. Токарь-карусельщик Витя Сергеев пришел к Ладейщиковой уточнить чертеж и посоветовал ей сходить к врачу. Она ничего не ответила, только благодарно ему улыбнулась.
Потом в конторке появилась крановщица Маруся; как всегда, бойкая, шумная, краснощекая, она принялась ругать мастера и бригадира за то, что не обеспечивают полную нагрузку крана. Тоня слушала ее, зажав ладонями виски, и обещала все уладить.
- Вы больны, Антонина Матвеевна? - спохватилась девушка.
- Нет, нет, - возразила Тоня. - Иди, пожалуйста, работай.
Тоня надела халат и пошла в цех. Она спустилась из конторки вниз и остановилась у станка, на котором работала белокурая курносая Настенька, недавно пришедшая сюда из ремесленного училища. Девушка не видела Тоню и продолжала сосредоточенно наблюдать за резцом, держа одну руку на рычажке. Из-под кромки берета девушки выбилось несколько кудряшек. Они заметно вздрагивали от каждого Настенькиного движения. Но вот девушка обернулась и воскликнула:
- Ой, это вы!
- У тебя все в порядке? - спросила Тоня, любуясь милым лицом девушки.
- В порядке! - весело ответила Настенька. На ее груди за бортами халата Тоня заметила цветистую косынку. Настенька уловила ее взгляд и покраснела. Тоне совсем не хотелось смущать девушку, но она почему-то спросила:
- Подарил? - имея в виду Витю Сергеева, который - это было в цехе известно многим - ухаживал за Настенькой. Девушка потупилась и кивнула головой.
И с новой остротой припомнилась Тоне ссора с мужем, запершило в горле, и она сказала:
- Желаю тебе счастья, Настенька! - и притянула девушку к себе. Слезы застлали глаза. Чтобы не расплакаться, Тоня зашагала по пролету.
Через некоторое время в цехе в сопровождении секретаря парткома появился Соловьев. Тоня увидела его высокую фигуру еще тогда, когда секретарь горкома стоял недалеко от станка Вити Сергеева и, закинув голову, рассматривал лозунг, прибитый над выходом. Потом они подошли к Семену Кирилловичу, и Тоня подумала, что скоро подойдут и к ней. Ей очень не хотелось сейчас встретиться с Соловьевым и секретарем парткома. Но уйти было уже неудобно, и она занялась станком токаря Михеева. У станка случилась небольшая поломка. Тоня осматривала его, попутно пробирая нерадивого токаря. Она заметила, как из конторки спешил к пришедшим начальник цеха, грузный, с одышкой, с совершенно седой головой человек.
Через несколько минут вся эта делегация во главе с Соловьевым и замыкающим Семеном Кирилловичем приблизилась к Тоне. Она выпрямилась, тыльной стороной руки поправила на виске волосы и поздоровалась.
- А! - приветствовал ее Соловьев. - Сама товарищ Ладейщикова. Здравствуйте! Что же, товарищ инженер, не чувствуется вашей инициативы?
- Она у нас беспокойная, - вступился за нее начальник цеха.
- Не вижу! - возразил Соловьев. - На других заводах давно перешли на скоростные режимы работы, а про вас ничего не слышно.
- Скоро услышите! - заявила Тоня, нахмурившись. - При нашем станочном парке переход на скоростные режимы - задача нелегкая.
- А вы думали, у других все проходит без сучка и задоринки?
- Я вовсе так не думаю.
- Мы проводим опыты, Николай Иванович, - вставил начальник цеха.
- Долго что-то!
- Скоро только сказка сказывается, - сказала Тоня. Соловьев вприщур посмотрел на Ладейщикову, она смело выдержала его взгляд.
- Что ж, идемте, - обратился он к секретарю парткома. Николай Иванович на прощанье пожал Тоне руку. Его пожатие было крепким, энергичным, а глаза смотрели на нее с доброй усмешкой.
Когда Тоня осталась вдвоем с мастером, старик сказал:
- Крестник мой.
- Кто? - не поняла она.
- Николай Иванович, ясное дело. Здесь начинал мальчонкой. У меня ремеслу учился. В партию его рекомендовал.
- А я и не знала!
- Ты еще много чего не знаешь. Вот интересуется, готовы ли мы на выпуск новой машины переключиться. Партийное собрание заводское будет.
- Значит, правду говорили?
- Правду, - подтвердил Семен Кириллович и доверчиво взял Тоню за рукав. - Тащи его сюда, Петра-то своего, на завод. Пусть токарное ремесло одолевает или в литейку подручным.
- Куда! - грустно улыбнулась Тоня. - Он же директор кинотеатра! Начальство!
- Какой он директор! Недоразумение одно. Собой-то управлять не может, тоже мне директор выискался. Парень он не шибко волевой, руководства хорошего требует, глаз за ним да глаз нужен.
- Может быть, - тихо отозвалась Тоня.
- Верно говорю!
Тоня взглянула на Семена Кирилловича и прочла на его лице столько участия к себе, что ей захотелось рассказать ему о своих горьких размышлениях, попросить у него совета. Это желание вспыхнуло безотчетно и сильно. Однако Тоня подавила его. Она подумала о том, что должно быть очень нехорошо обременять других своим личным горем, выставлять его напоказ.
И Тоня ушла, раздумывая над словами мастера. "Возможно, Семен Кириллович прав? Но нет! Петр себялюбив, тщеславен. Не пойдет на завод, ни за что не пойдет. А все-таки сказать бы? Сказать? Нет, пусть сам догадывается!"
А старый мастер долго глядел вслед Тоне. Он слышал о ее размолвке с мужем и хотел от всей души помочь ей, но не знал, как это сделать. И то, что он посоветовал сейчас Тоне, конечно, не облегчило ее переживаний, а, может быть, скорее наоборот - усилило их. Он прекрасно видел, как Тоне было тяжело.
IX
Николай Иванович возвращался из механического завода пешком. Хотя в этот раз он обошел добрую половину цехов, но усталости не чувствовал.
К механическому заводу у Соловьева была особая страсть - здесь прошли его молодые годы. Где бы потом Николай Иванович не был, куда бы ни заносила его судьба, он с благодарностью вспоминал завод, которому суждено было стать для него суровой первоначальной школой жизни.
Очень изменилось все на заводе за прошедшие годы - и сами цехи обновились, пристроились новые, и молодежи появилось много, а кадровиков, тех, что после гражданской восстанавливали завод, затем реконструировали его, осталось мало, по пальцам можно перечесть.