- Врешь, по глазам вижу, что врешь. Снова поругались?
- Было, - сознался Петр, присаживаясь на чурбашек. - А я маленькую прихватил, - он вытащил из кармана пол-литровую и поставил ее на землю.
- Деньги понапрасну переводишь. У тебя их что, куры не клюют? - проворчал дед Матвей и полез в шалаш за кружкой и закуской. Копался долго, а вылез, расстелил свой старый брезент, нарезал хлеба и сказал:
- Закуска неважная: сушеная рыба да огурцы. Свежую-то утром с Никиткой отправил.
- Здесь был Бадейкин? - поморщился Петр.
- Был. Рыбу пугал. А тебе чего?
- Ничего, - он налил в кружку водки и подал деду. Тот круто посолил ломоть хлеба и выпил одним махом, крякнул, остервенело начал нюхать хлеб и уже после этого принялся закусывать.
- Что у вас там стряслось?
Петр начал хмелеть, на душе опять сделалось скверно.
- Молчишь, стало быть, и сам виноват.
- Ушла она, Матвей Данилыч.
- Это как ушла? Куда ушла?
- Домой, к матери.
- Погоди, погоди. Может, она просто так?
Петр отрицательно покачал головой.
- Был утром. Прогнала.
- Язви вас в душу! Кнутом бы вас обоих. Вот мое соображение.
Дед сплюнул, свернул брезент и бросил в шалаш.
- В гости он пришел! Нечего сказать, хороший гость! За мной, что ли?
- Нет, я пришел так, тяжело мне.
- И чего ты крутишь, не пойму. Ведь вижу тебя насквозь, - дед Матвей тяжело поднялся и строго спросил: - Какого дьявола еще ждешь?
Петр не стал ему противоречить. Со стариком спорить было опасно. А возможно, дед Матвей сумеет утихомирить Тоню?
Через несколько минут они оба направились к городу - дед - впереди, Петр - за ним.
VI
Приход деда Матвея и для Анны Андреевны и для Тони оказался неожиданным. Тоня со Славиком ушла в горницу. Анна Андреевна встала у печки, спрятав руки под фартук, готовая к защите. У нее и вид был такой: меня не тронь, и я тебя не трону, а тронешь - не уступлю.
Дед Матвей не поздоровался, бросил на лавку шапку, руками пригладил волосы на голове и сел возле стола. Петр примостился на табуретке, недалеко от двери, где утром сидел Бадейкин, и мял в руках фуражку, поглядывая в окно, во двор.
- Антонида! - властно позвал дед Матвей. - А ну, пойди сюда!
- А ты не кричи, не кричи! - сказала Анна Андреевна. - Можно и без крику.
- Не суйся, - нахмурился дед Матвей. - Ишь адвокат какой нашелся!
- Ты бы хоть, нехристь, здравствуй сказал, когда вошел-то. Ведь совсем одичал.
- Не твоего ума дело. Я тебя не спрашиваю.
- А ты спроси.
- Кыш! - не вытерпел дед и стукнул кулаком о стол. А Петр все больше и больше хмелел.
В кухню вошла Тоня со Славиком на руках. Она держалась спокойно, хотя давалось ей это с трудом.
- Что же ты себя так ведешь? - спросила она отца. - И кричишь, словно пьяный. Славика вот напугал.
- Антихристы! С вами белугой заревешь, - уже не так громко проговорил дед Матвей. Дочь всегда говорила с ним спокойно, и, когда случалось, спорила, тоже спокойно. И это гасило гнев старика.
- Зачем пришел? - снова спросила Тоня. - Если о доме соскучился, раздевайся, обедать будем. Если мирить с Петром думаешь - не помиришь. Сами заварили кашу, сами и расхлебаем.
Слова дочери обезоружили старика. Петр поспешил ему на помощь.
- Тоня, - через силу улыбаясь, сказал он, - давай кон-кон, - он запнулся, - конфликт считать исчерпанным.
- Да ты опять пьян! - горестно воскликнула Тоня. - Уходи, чтобы мои глаза тебя не видели! Сына хоть постыдись!
- Я что, я уйду…
- Нехорошо, Петр Алексеевич, - вмешалась Анна Андреевна. - Вот, к примеру, утром…
- Оставь, мама!
- Хватит! - сердито перебил дед Матвей. - Давай, мать, обедать.
- Я могу уйти, - пожал плечами Петр.
- Садись за стол! - скомандовал старик. - Экий ты строптивый!
- Поскольку Тоня не хочет…
- А я говорю тебе: садись!
Тоня обедать не стала. Одев Славика, она вышла с ним на улицу. Петр проводил ее тревожным взглядом, вздохнул, но пойти следом не решился.
После обеда Петр вышел на улицу, огляделся: Тони нигде не было. Его осенила догадка: ведь она ушла домой! Он заторопился на квартиру, где они жили, бегом поднялся на лестницу.
Квартира была пуста. Петр устало оперся о стенку.
VII
Соловьев вернувшись с рыбалки, лег отдохнуть. Проснулся уже в обед и услышал на кухне голоса. Он быстро вскочил и появился в кухне. Там с женой беседовал старый мастер механического завода Семен Кириллович Кочнев.
- Кириллыч! - обрадовался Соловьев, здороваясь с мастером. - Каким ветром тебя занесло?
- Каким тут ветром, - сказал Семен Кириллович. - Тебя ждал в гости, да разве дождешься? Вот и заявился собственной персоной.
- Коли заявился, идем в горницу. Лиза, - обратился Николай Иванович к жене, - поджарь-ка нам рыбки.
Кочнев и Николай Иванович ушли в другую комнату. Семен Кириллович, потирая подбородок, спросил:
- Рыбачил?
- Было дело.
- Где?
Николай Иванович назвал озеро. Семен Кириллович широко улыбнулся.
- На Матвеевской даче, выходит. Прижился на озере Матвей, дымом не выкуришь…
- Пожалуй, и не выкуришь.
- Встретил меня как-то, зовет. Приходи, говорит, рыбкой угощу. Такую уху сварганим - язык проглотишь. Порыбачим вместе. А какой я рыбак, скажи на милость? С ружьишком походить - иной разговор, да и то отошла уже пора. А все же соблазнил-таки, старый. Пришел к нему ни свет, ни заря, а он уже поджидает и еще ругается, что запоздал малость. Рыбачить он мастак, озеро, как свой двор, знает.
- Это он знает.
- Поплыли, значит, с ним, к камышам пристали. Рыбачим. У него одна за другой попадается, а у меня хоть бы какая-нибудь дохлая нарвалась. Нету и шабаш!.. "Это она тебе не иначе, как по знакомству клюет", - пошутил я. А он молчит, как в рот воды набрал.
- Он такой! - поддакнул Николай Иванович.
- Сижу скучаю - спасенья моего нету. Дай, думаю, закурю. И только это я достал кисет, только приспособил бумажонку, он как хватит!
- Кто?
- Окунь. Ка-ак хватит, аж удочка в воду полетела. Матвей на меня так глянул…
- А дальше, дальше!
- Я, значит, кисет из рук выронил, потянулся за удочкой. Лодка краем черпнула воды, Матвей мой зарычал, аки лев. С горем пополам поймал удочку, тяну, а он, дьявол, не идет.
- Кто не идет?
- Ну, кто? Окунь, ясное дело. Я его и так, я его и этак - упирается и баста! А Матвей шипит: "Не дергай, дурья голова! Не дергай! Подтягивай!" Я и не дергаю, изо всех сил стараюсь подтягивать, жарко даже стало - здоровенный попался.
- Мучился я с ним, мучился, все-таки подвел к лодке. И только это я нацелился его перекинуть через борт, он возьми да взыграй напоследок-то. Да. И был таков!
- Ушел?
- Натурально! Я чуть за ним следом не подался - обидно же! Да, спасибо Матвею - пусть он здравствует еще много лет, за ногу меня ухватить успел.
Николай Иванович смеялся до слез. А посмеявшись, спросил:
- А потом?
- Потом меня Матвей поедом ел. Терпел я, терпел и не выдержал: "Ну тебя к лешему, Матвеюшко. Высаживай давай на берег, а не то утоплюсь, отвечать придется". Высадил. А сам опять уплыл. Вернулся, мы с ним славную уху расхлебали. Так вот и было.
Пока Лиза собирала на стол, Семен Кириллович еще одну историю вспомнил, которая приключилась с ним на покосе прошлым летом.
Николай Иванович знал, что старик не анекдоты пришел рассказывать, что-то было у него главное.
- А скажи, Николай, - поглядел Семен Кириллович на Соловьева. - Правду болтают, будто завод наш на выпуск горнорудных машин переводить думают?
- Кто это, интересно, болтает?
- Ну, мало ли кто!
- А сам как думаешь?
- Что я буду зря думать? Ты начальство, ты и скажи.
- Правда.
- Спасибо, утешил. Вот это дело, - удовлетворенно сказал Семен Кириллович. Он поблагодарил хозяев за обед, вышел из-за стола и устроился на диване.
- Помню, - начал он, - пришел я на этот завод - смех и грех. Избушка на курьих ножках - вот и весь завод. Гвозди делали! А сейчас посмотри - махина! На глазах поднялась!
Рядом с Кочневым присел и Николай Иванович, поговорили о том, о сем, потом Соловьев закурил и, посмотрев сбоку на Семена Кирилловича, спросил:
- Слушай, Кириллыч, ты Петра Ладейщикова хорошо знаешь?
- Это директора-то кино, что ли? Как не знать - знаю. Мы с его отцом друзьями были. Ты, поди, Алексея-то Силыча тоже помнишь?
- Алексея Силыча? - Николай Иванович задумался. - Что-то не припомню.
- Вот тебе на! Алексея-то Силыча? В литейке работал, первым на заводе ударником был, красный партизан. Усищи носил во-о какие! Знал ты его!
- Погоди! Это, кажется, ему Орджоникидзе подарил именные часы?
- Ему! Ему!
- Помню! - отозвался Николай Иванович. - А я ведь не знал, что Петр Ладейщиков сын того знаменитого Ладейщикова. У нас этих Ладейщиковых много, не разберешь, кто чей сын.
- Мы с ним друзьями были, с Алексеем-то. Подружились в той гвоздарке, чтобы не соврать, году в десятом или двенадцатом. С тех пор судьба и связала нас одной веревочкой. Да-а! - задумчиво протянул Семен Кириллович. - Быстро летит время. Оглянуться не успел, а жизнь уже прошла. А ты к чему это спросил-то?
Николай Иванович передал Кочневу разговор с дедом Матвеем. Однажды он вызывал на беседу Ладейщикова. Петр тогда слово дал, что бросит пить, а вот не сдержал это слово.
Кочнев слушал внимательно, потом вздохнул и сказал: