Катя словно ждала этого, заторопилась, скатилась с кровати и, съежившись от холода, протопала по полу босиком. Она стиснулась между отцом и матерью и затеялась, потом, припав ртом к самому уху отца, таинственно зашептала:
- Папка, не ругай мамулю.
- Я не ругаю.
- А почему же вы? - И тронула за подбородок мать. - А ты, мамуля, за что его?
- Так… тяжело мне, - призналась Ариша.
Катя недолго молчала, обдумывая, как быть дальше, и принялась поучать родителей, следуя советам "няни Наты":
- А вы дружнее, а ты, мам, не плачь.
- Я не плачу.
- Папка уедет, я с тобой останусь, - продолжал мировой посредник. - Будем с тобой играть в "дочки-матери". А папка привезет нам еловых шишек. - И добиралась ясными глазами до самого сердца: - Привезешь, да?
- Привезу, - улыбнулся отец, покоренный ее трогательным вмешательством.
- Много? Полон карман?
- Полон.
Катя смекнула, что один уже сдался, и снова принялась за мать:
- Не сердись, он уж вон смеется, погляди.
А Наталка подбадривала:
- Так их, так… Ишь они два сапога пара - им надо вместе идти, а они врозь: один - туда, другой - сюда. В каждом деле добрый мир лучше…
Торжественное примирение состоялось.
Ариша долго расчесывала густую темную косу, - на розовом гребешке остался комок спутанных волос, и она с пристальным вниманием посмотрела на себя в зеркало: оттуда, из глубины отполированного стекла, приблизилось к ней молодое скучающее лицо с рассеянным, немного запавшим взглядом. Она подошла к окну, отдернула занавеску - и в старенькой, отсыревшей от морозов избе стало оттого немного посветлее: в морозном мглистом небе багрово разгоралось солнце.
Она спросила мужа: когда он едет на ставёж? надолго ли? И посоветовала взять с собой хлеба, чтобы там ни у кого не одолжаться… Во время завтрака и после, когда Алексей собирался в дорогу, она не испытывала раскаяния, не очень винила и мужа, считая, что он кое в чем, может, и прав, но ни на минуту не переставала чувствовать на дне сердца лед, не растаявший в тепле примирения.
Глава IV
Мужицкая душа
Директор Бережнов и главный лесовод Вершинин вышли в обход владений. На лесном складе - в три километра в окружности - сплошной затор: высокие бунты бревен, штабеля теса, свежеотесанных шпал, пиловочника, рудничной стойки, авиапонтона. Вся эта, присыпанная снегом, мерзлая древесина холмисто дыбилась вокруг главного здания конторы, на котором реял красный, полинявший, избитый дождями и ветром флаг. Искрилось ясное морозное утро. Цельсий за окном конторы показывал минус двадцать два, но всюду в этих открытых "зеленых цехах" работали люди - на нынешний день их было более трехсот: бригада омутнинских плотников разделывает бревна, варишане стругают пиленые доски для щиткового дома, зюздинцы тешут египетскую балку, три артели кудёмовских мастеров хлопочут над английской шпалой, французским столбом, бельгийской рудничной стойкой, - к заказам иностранных держав здесь особые требования и более краткие сроки. Белохолуницкие дранщики заготовляют сосновую заболонь, левее и дальше от них на синей декорации неба качаются пильщики. Сквозь редкие сосны проступает оснастка двухэтажного жилого дома и длинного барака-столовой, - там тоже видны люди.
А из глубинных делянок, по ледяной дороге вереницей ползут сюда тяжело нагруженные американские сани, таврические хода; пологим изгибом ледянка подходит к железнодорожным путям, где шумные артели вкатывают на платформы товарный, отработанный лес. У самого полотна дороги женщины ошкуривают двухметровую тюльку, - и среди них Наталка, румяная от мороза и ветра.
- Эй! Зайдите к нам! - зовет она издали, завидев начальников. - Вчера полторы нормы сделали… Вот взгляните… Не забракуете?..
Оба осмотрели тюльку, но браковать оказалось нечего. Бережнов и Вершинин продолжали свой путь.
- И все-таки у нас за полмесяца - шестьдесят процентов плана! - сказал Бережнов. - И дело не только в том, что мало людей, что вагоны подают нам с запозданием… Из девяти тысяч кубометров дров для электростанции мы отправили только шесть, бумажная фабрика торопит с отправкой баланса… Надо разворачиваться побыстрее, Петр Николаевич, - отстаем!.. А ведь к концу месяца мы должны закончить предварительную сортировку людей, переход на бригадный метод затягивается.
Он поручил Вершинину набрать из артелей одну новую бригаду для погрузки дров, вторую - для баланса, а потом - выехать в Большую Ольховку.
- Я не смогу, - ответил лесовод. - Иностранные заказы требуют постоянного наблюдения; кроме того, неудобно оставлять строительство без присмотра. Не лучше ли послать Ефрема Герасимыча Сотина? Он ведь у нас специалист по механизации и заготовкам. Он будет там на своем месте.
Бережков подумал и согласился, но прибавил к прежним еще одно задание:
- Тогда вот что: если остаетесь здесь, подстегните кузницу… Семь таврических ходов лежат неокованными, а их надо срочно пустить по лежневой.
Невыполненный наряд на авиапонтоны беспокоил Бережнова больше всего, и он настойчиво потребовал от своего помощника "зачистить долг". А Вершинин напомнил, что с краснораменской лесопилки, находящейся в двадцати километрах отсюда, совсем не поступает половой тес.
- Туда поедет Горбатов, - ответил Бережнов, - поставит новые рамы, а заодно уж завернет в Зюздино - устранит путаницу с договорами. Это займет у него недели полторы. За это время надо по всем участкам провести беседы, а когда Горбатов и Сотин вернутся, созовем общее собрание.
Поездки по лесоучасткам были обычным явлением, но этот отъезд Горбатова из дома, на полторы недели, приобретал особое значение, в чем не сознался бы Вершинин даже сам себе.
В воротах конного двора, к которому они приближались, показался низенький, тщедушный мужичок в засаленном коротком шубнячке, воротник и шапка были посыпаны сенной трухой. Это был Якуб - заведующий транспортом. Он повел их между пустых стойл.
Каждое утро, как только возчики разбирали рабочих лошадей, Якуб с двумя конюхами принимался за очистку. Сам выпросивший у директора эту должность, он обещал привести лошадей и конюшни в порядок… Во всех колодах было чисто, объедки убраны, навоз вывезен на указанное место, на земляном полу настлана солома, в проходах выметено, лишняя сбруя висела на столбах. И так было во всех трех конных дворах, вмещавших по сорок лошадей каждый… В конце ближней к поселку конюшни, ближе к тамбуру, стояли выездные жеребцы… Бережнов почмокал губами, на его зов из первого стойла потянулась небольшая морда с широко раздутыми ноздрями, с серой, точно замшевой, трепетной губой. В темных, дымчатых глазах Орленка светились красные злые огни. Серый, в яблоках, плотный и сильный конь, высоко поднимая переднюю ногу, бил в землю копытом, сгибая лоснящуюся шею.
- Люблю красивых коней, - произнес Бережнов и протянул руку, чтобы погладить.
- Осторожней, Авдей Степаныч… Укусит, - предупредил Якуб. - Он вчера такой номер выкинул, что я диву дался!.. В тамбуре починяю седелку и не слышу, а он стащил с себя уздечку, носом отодвинул засов, подкрался сзади - да цап с меня шапку! - и унес. Я - ловить, он не дается: по конюшне из конца в конец носился как бешеный… Насилу я перехитрил его, стервеца. Дьявол, а не лошадь! - И Якуб кулаком погрозил своему питомцу, которым явно гордился.
Мимо стойла проходил Вершинин боком, опасливо поглядывая на задние копыта Орленка, который полтора года назад насмерть убил молодого конюха Мишаньку, Наталкиного мужа. В соседних стойлах хрупали сено и зло отфыркивались Тибет, Звон и Беркут; - молодые породистые, разномастные жеребцы. Бережнов, правой рукой придерживал за недоуздок, а левой поглаживал, похлопывал по очереди каждого, - и под рукой его вздрагивала чуткая, упругая тонкая кожа, вычищенная до блеска.
Выходя из последней конюшни, Бережнов говорил лесоводу:
- С переходом на бригадный метод предстоит уйма дел. Соревнование с низов начинается… Петр Николаевич, читал "Письмо углежогов" в газете?..
- Филиппа с Кузьмой?.. Читал, как же. - И Вершинин повернулся спиной к Бережнову - должно быть, смотрел на срубы нового барака, куда плотники вкатывали тяжелое бревно, обструганное добела. - Горбатов был недавно на знойках?
- Кажется, был. А что?
- Так, к слову.
Они подходили к конторе, и Бережнов запросто подталкивал главного лесовода под локоть:
- А углежоги-то наши молодцы, право… Пример артелям. Да и молодым нос утерли!
Для него письмо старых углежогов - важный документ, знак новой эпохи; старики почувствовали себя молодыми, сильными, вызвали на соревнование углежогов всего края; хотят помочь делу и увеличить свой заработок. Следовало подхватить этот ценный почин, и Бережнов уже с вечера обдумывал статью в краевую газету, чтобы попутно поднять целый ряд вопросов лесного хозяйствования.
- Не особенно интересно писать, - ответил на это лесовод. - Дадут десять - пятнадцать строк, - что в них скажешь!..
- Что ты, Петр Николаевич… для нас дорога каждая строчка, а пропахать тему поглубже, рассказать поживее, - напечатают, и будет хороший резонанс.
В конторе их поджидал знакомый посетитель - пожилой коневозчик, с лохматой, рыжей, как глина, бородой. Он сидел на диване почти рядом с девушкой секретаршей и немилосердно дымил махоркой.
- А-а, Самоквасов!.. Ну как? Лошадь купил?
- Купил, Авдей Степанович, купил… да еще какую!.. Гнедая, молоденькая, - ну прямо красавица! Спасибо вам, что поддержали. Теперь я денежку зарабо-о-таю!..
Самоквасов - житель Малой Ольховки, с год ходил лесорубом в артели Семена Коробова (сынишка его и сейчас там), но, работая на казенной лошади, затосковал по своей; его выручили, дали ссуду.