Василий Шукшин - Киноповести стр 27.

Шрифт
Фон

- Ох, мать ты моя-а!..- закряхтел опять старик. И полез с печки. Надел валенки, взял нож и вышел в сени.

- Куда это он?- спросил Витька.

Юрка пожал плечами.

- Ну и что этот гусь?- спросил Юрка.- Наверно, отцом твоим станет?

Витька уставился на друга, точно до него только сейчас дошел истинный смысл прихода дяди Володи в их дом.

- "Отцом"?- переспросил он.

- Ну а кем же? Не родным, конечно, но жить-то у вас будет.

Вошел старик... Нес в руке добрый кус сала.

- Нате поешьте... ученые. А то, пока дойдете до своих хирургов-то,- загнетесь.

- Зачем? У меня есть - мне Витька принес...

- Ешьте! "Витька принес"... У Витьки у самого... зад сверкает. Безотцовщина. Ешьте, это доброе сало, не базарное.

- Нам дядя Коля привез из деревни - тоже доброе,- вступился Витька за свое сало.

- В деревне теперь разучились солить. Не разучились, а... не хотят. Тоже все на базар норовят: как попало посолил, лишь бы вид сохранить.- Старик опять полез на печку.- Ох, язви тя в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.

- Давай, мы сбегаем за четвертинкой?- еще раз предложил Юрка.

Старик помолчал.

- Не надо,- сказал.- Перемаюсь как-нибудь.

Ребятишки достали хлеб и принялись за сало.

- Ну и как мне его теперь, папкой, что ли, звать?- спросил Витька негромко.

Юрка пожал плечами.

- К нам, когда папка помер, тоже приходил один... я его дядей Сашей звал. Не мог. Я папку-то хорошо помню.

- И я помню.

- Ну и будешь дядей звать... Нечего их наваживать. Старый?

- Старый,- сказал Витька, всерьез озабоченный новым "папкой".

- А у него, что же, родных-то никого не было, что ли?- спросил старик с печки.

- У кого?- не понял Юрка.

- У того академика-то. Одни студенты стояли?

- У Павлова? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.

- Дети-то были поди?

- Наверно. Завтра узнаю.

- Были, конечно. Никого если б не было родных-то, немного надиктуешь. Плохо человеку одному. Не приведи господи!

Мать Витькина громко засмеялась.

- Не знаю,- сказала она.- Я так не думаю.

- Уверяю вас!- тоже улыбаясь, воскликнул слегка заалевший Владимир Николаич.

И дядя Николай тоже слегка заалел... Всем было хорошо, все слегка поразмякли.

- А не спеть ли нам?!- догадался дядя Николай.- А? Эх, Витьки нет, он бы нам счас на баяне подобрал какую-нибудь.

- Хорошо играет?- спросил Владимир Николаич.

- Мой подарок,- не удержался, похвастал дядя Николай.- На день рождения ему отвалил - пускай учится.

- Люблю музыкальных детей,- сказал Владимир Николаич.

- Так споем, что ли!

- Какую?- спросила Груша.

- Давай какую-нибудь. Ты у нас песельница.

- Ну, прямо!.. Нашел песельницу.

И вдруг Владимир Николаич, прикрыв маленькие петушиные глаза, зачастил не шутя, козлом:

- "Небо, небо, небо, небо-о"!..

Хотел-то он всерьез, но так это вышло смешно и нелепо, что Николай и Груша засмеялись. Тогда засмеялся и Владимир Николаич - будто он хотел пошутить.

- Давай, Груша!- попросил опять Николай.- Помнишь, про колечко как-то... Про любовь, про колечко. Ты часто пела...

Груша, справившись со смущением, вскинула голову, как-то простецки-смело глянула на "суженого", усмешливо улыбнулась и негромко, красиво запела:

"Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина-а?
Головой-ой склоняясь
До самого тына-а..."

Брат Николай неожиданно хорошо, в лад поддержал:

"...Голово-ой склоняясь
До самого-о тына-а".

Они, видно, певали раньше - славно у них вышло.

"Там через дорогу..." -

повела дальше Груша:

"За-а рекой-ой широкой
Та-ак же о-одиноко
Ду-уб стоит высокий".

Владимир Николаич заблеял было:

"Та-ак же одиноко-о..."

Но - смолк. Не умел он. Стал слушать.

Брат с сестрой пели:

"Как бы мне, рябине,
К ду-убу перебраться,
Я б тогда-а не стала-а
Гнуться и качаться-а!..
Ох, я б тогда-а не стала-а..."

Тут вошел Витька.

Песня погибла. Мать что-то опять смутилась, вскочила из-за стола, улыбаясь, и какой-то извиняющийся тон появился.

- Сынок пришел! Поесть хочешь?

- Нет,- сказал Витька.- Я у Юрки поел...

- Господи!.. "У Юрки". Он и так едва концы с концами сводит, а он объедает ходит...

- Нам дед Ефим сала дал.

- Витьк, ну-ка, сыграй нам!- сказал дядя Коля.- А?

- Я уроки не выучил,- сказал Витька. И посмотрел на дядю Володю не очень любезно.

- Ну, сыграл бы...- попросила и мать.

- Хо!.. Говорят: уроки не выучил...

- Что ж ты их до сих пор не выучил?- обиделся дядя Коля.- Ох, Витька, Витька... Ну, иди учи.

Матери неловко стало за столь открытую нелюбезность сына.

- Ну, иди, иди - учи,- тоже сказала она.

Витька ушел в горницу.

Дядя Володя поднялся...

- Ну, пора и честь знать, как говорят.

- Да посиди еще!- воскликнул Николай.- Чего ты? Еще успеешь. Куда торопиться-то?

- Посидите,- сказала и Груша.

- Да нет, пойду... А то темно станет. Включу счас телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.

Витька у себя в горнице похоже передразнил дядю Володю.

- Да нет, пойду... А то темно станет, хулиганов полно на улицах.. Гусь-Хрустальный.

- Ну, приходите... Не забывайте,- слышалось из большой комнаты. Мать говорила.

- Ладно, ладно - приду,- опять изобразил Витька ненавистного ему гостя.- В воскресенье приду. Может, в субботу... Явлюсь, так сказать.

И стал дядя Володя являться. По субботам и воскресеньям.

Раз явился:

- Здравствуйте. Немного все же похолодало. Чувствуется. Лист уже пожелтел.

Два явился:

- Здравствуйте. Сегодня потеплей. Но все равно скоро - конец. Лист только до первого ветра: слетит.

Три явился:

- Слетел. Голенькие стоят. Пора...

Один раз мать с Витькой откровенно поговорили.

- Уроки выучил?

- Выучил.

- Ну-ка сядь - поговорим. Как тебе дядя Володя-то?

Витька хотел увильнуть от ответа. Пожал плечами, как он делал, когда не хотел говорить прямо.

- Что?- спросила мать.

- Ничего...

- Не глянется?

Витька опять пожал плечами.

Мать кивнула головой, подумала... И вдруг засмеялась милым своим, ясным смехом.

- Ох, и но-ос!.. На семерых рос, одному достался. А, Витька?.. Вот так нос!

Витька моментально осмелел, затараторил:

- Да он этим своим носом всю мебель нам посшибает! Это же не нос, а форштевень!

- Руль,- коротко определила мать.- Но... Витька-дружок: нам не до жиру - быть бы живу. Так, сына. Дело наше... неважнецкое.

- Да что, с голоду, что ль, помираем?

Мать засмеялась.

- Да нет, что же?.. Нет. Немолодая уж я, сынок,- выбирать-то. Вот штука-то. Время мое ушло. Ушло времечко...- Мать вздохнула.- Десять бы годков назад - этот бы дядя Володя...- И не стала досказывать. А стала говорить совсем другое - может, себя убеждала:

- Да он неплохой - так-то... Вон какой рассудительный. Не пьет.

- Не пьет, а по бутылочке всегда приносит.

- Да это ж... что ж? Разве это пьет? Так-то пьет - это не страшно...

- С бутылочки все и начинается,- стал тоже рассуждать Витька.

Мать опять засмеялась.

- Нет, у него тоже уж теперь - не начинается. Сам не молодой. Нет, так-то... зачем же зря человека хаять? Не надо. Не витязь, конечно, но...

- Какой уж там витязь - гусь!

- Не надо так!- строго велела мать.- Разговорился! Малой еще - так разговаривать. Ишь ты... Подрасти сперва, потом уж рассуждай. А то... больно языкастые нынче стали.

И опять пришел дядя Володя.

Витька увидел его раньше в окно.

- Идет!- крикнул он.

- Кто?

- Ну, кто?.. Хрустальный!

- Витька!- сердито сказала мать.- Ну-ка, отойди оттуда, не торчи.

Витька отошел от окна.

- Играть, что ли?

- Играй. Какую-нибудь... поновей.

- Какую? Может, марш?

- Да зачем же марш-то? Генерал, что ли, идет? Вот, какую-то недавно учил...

- "Венок Дуная"? Мы его еще не одолели. Давай "Смешное сердце"?

- Играй. Она грустная?

- Помоги-ка снять... Не так чтобы очень грустная, но за душу возьмет. Ручаюсь.

Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Витьке на колени.

- Там есть, например, такие слова: "Смешное сердце, не верь слепой надежде: любовь уходит..." Куда уж грустней - зареветь можно.

- Да уж...

Витька заиграл "Смешное сердце".

Вошел дядя Володя, аккуратненько отряхнул шляпу у порога и тогда только сказал:

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, Владимир Николаич,- приветливо откликнулась мать.

Витька перестал было играть, чтоб поздороваться, но увидел, что дядя Володя не смотрит на него, отвернулся и продолжал играть.

- Дождик, Владимир Николаич?

- Сеет. Пора уж ему и сеять.

Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, состоятельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмотрит - переставит. За время, пока он сюда ходил, он осмелел, вошел во вкус единоличного говорения - когда слушают.

- Пора... Сегодня у нас... что? Двадцать седьмое? Через три дня - октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора