- Ох, мать ты моя-а!..- закряхтел опять старик. И полез с печки. Надел валенки, взял нож и вышел в сени.
- Куда это он?- спросил Витька.
Юрка пожал плечами.
- Ну и что этот гусь?- спросил Юрка.- Наверно, отцом твоим станет?
Витька уставился на друга, точно до него только сейчас дошел истинный смысл прихода дяди Володи в их дом.
- "Отцом"?- переспросил он.
- Ну а кем же? Не родным, конечно, но жить-то у вас будет.
Вошел старик... Нес в руке добрый кус сала.
- Нате поешьте... ученые. А то, пока дойдете до своих хирургов-то,- загнетесь.
- Зачем? У меня есть - мне Витька принес...
- Ешьте! "Витька принес"... У Витьки у самого... зад сверкает. Безотцовщина. Ешьте, это доброе сало, не базарное.
- Нам дядя Коля привез из деревни - тоже доброе,- вступился Витька за свое сало.
- В деревне теперь разучились солить. Не разучились, а... не хотят. Тоже все на базар норовят: как попало посолил, лишь бы вид сохранить.- Старик опять полез на печку.- Ох, язви тя в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.
- Давай, мы сбегаем за четвертинкой?- еще раз предложил Юрка.
Старик помолчал.
- Не надо,- сказал.- Перемаюсь как-нибудь.
Ребятишки достали хлеб и принялись за сало.
- Ну и как мне его теперь, папкой, что ли, звать?- спросил Витька негромко.
Юрка пожал плечами.
- К нам, когда папка помер, тоже приходил один... я его дядей Сашей звал. Не мог. Я папку-то хорошо помню.
- И я помню.
- Ну и будешь дядей звать... Нечего их наваживать. Старый?
- Старый,- сказал Витька, всерьез озабоченный новым "папкой".
- А у него, что же, родных-то никого не было, что ли?- спросил старик с печки.
- У кого?- не понял Юрка.
- У того академика-то. Одни студенты стояли?
- У Павлова? Были, наверно. Я точно не знаю. Завтра спрошу в школе.
- Дети-то были поди?
- Наверно. Завтра узнаю.
- Были, конечно. Никого если б не было родных-то, немного надиктуешь. Плохо человеку одному. Не приведи господи!
Мать Витькина громко засмеялась.
- Не знаю,- сказала она.- Я так не думаю.
- Уверяю вас!- тоже улыбаясь, воскликнул слегка заалевший Владимир Николаич.
И дядя Николай тоже слегка заалел... Всем было хорошо, все слегка поразмякли.
- А не спеть ли нам?!- догадался дядя Николай.- А? Эх, Витьки нет, он бы нам счас на баяне подобрал какую-нибудь.
- Хорошо играет?- спросил Владимир Николаич.
- Мой подарок,- не удержался, похвастал дядя Николай.- На день рождения ему отвалил - пускай учится.
- Люблю музыкальных детей,- сказал Владимир Николаич.
- Так споем, что ли!
- Какую?- спросила Груша.
- Давай какую-нибудь. Ты у нас песельница.
- Ну, прямо!.. Нашел песельницу.
И вдруг Владимир Николаич, прикрыв маленькие петушиные глаза, зачастил не шутя, козлом:
- "Небо, небо, небо, небо-о"!..
Хотел-то он всерьез, но так это вышло смешно и нелепо, что Николай и Груша засмеялись. Тогда засмеялся и Владимир Николаич - будто он хотел пошутить.
- Давай, Груша!- попросил опять Николай.- Помнишь, про колечко как-то... Про любовь, про колечко. Ты часто пела...
Груша, справившись со смущением, вскинула голову, как-то простецки-смело глянула на "суженого", усмешливо улыбнулась и негромко, красиво запела:
"Что стоишь, качаясь,
Тонкая рябина-а?
Головой-ой склоняясь
До самого тына-а..."
Брат Николай неожиданно хорошо, в лад поддержал:
"...Голово-ой склоняясь
До самого-о тына-а".
Они, видно, певали раньше - славно у них вышло.
"Там через дорогу..." -
повела дальше Груша:
"За-а рекой-ой широкой
Та-ак же о-одиноко
Ду-уб стоит высокий".
Владимир Николаич заблеял было:
"Та-ак же одиноко-о..."
Но - смолк. Не умел он. Стал слушать.
Брат с сестрой пели:
"Как бы мне, рябине,
К ду-убу перебраться,
Я б тогда-а не стала-а
Гнуться и качаться-а!..
Ох, я б тогда-а не стала-а..."
Тут вошел Витька.
Песня погибла. Мать что-то опять смутилась, вскочила из-за стола, улыбаясь, и какой-то извиняющийся тон появился.
- Сынок пришел! Поесть хочешь?
- Нет,- сказал Витька.- Я у Юрки поел...
- Господи!.. "У Юрки". Он и так едва концы с концами сводит, а он объедает ходит...
- Нам дед Ефим сала дал.
- Витьк, ну-ка, сыграй нам!- сказал дядя Коля.- А?
- Я уроки не выучил,- сказал Витька. И посмотрел на дядю Володю не очень любезно.
- Ну, сыграл бы...- попросила и мать.
- Хо!.. Говорят: уроки не выучил...
- Что ж ты их до сих пор не выучил?- обиделся дядя Коля.- Ох, Витька, Витька... Ну, иди учи.
Матери неловко стало за столь открытую нелюбезность сына.
- Ну, иди, иди - учи,- тоже сказала она.
Витька ушел в горницу.
Дядя Володя поднялся...
- Ну, пора и честь знать, как говорят.
- Да посиди еще!- воскликнул Николай.- Чего ты? Еще успеешь. Куда торопиться-то?
- Посидите,- сказала и Груша.
- Да нет, пойду... А то темно станет. Включу счас телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.
Витька у себя в горнице похоже передразнил дядю Володю.
- Да нет, пойду... А то темно станет, хулиганов полно на улицах.. Гусь-Хрустальный.
- Ну, приходите... Не забывайте,- слышалось из большой комнаты. Мать говорила.
- Ладно, ладно - приду,- опять изобразил Витька ненавистного ему гостя.- В воскресенье приду. Может, в субботу... Явлюсь, так сказать.
И стал дядя Володя являться. По субботам и воскресеньям.
Раз явился:
- Здравствуйте. Немного все же похолодало. Чувствуется. Лист уже пожелтел.
Два явился:
- Здравствуйте. Сегодня потеплей. Но все равно скоро - конец. Лист только до первого ветра: слетит.
Три явился:
- Слетел. Голенькие стоят. Пора...
Один раз мать с Витькой откровенно поговорили.
- Уроки выучил?
- Выучил.
- Ну-ка сядь - поговорим. Как тебе дядя Володя-то?
Витька хотел увильнуть от ответа. Пожал плечами, как он делал, когда не хотел говорить прямо.
- Что?- спросила мать.
- Ничего...
- Не глянется?
Витька опять пожал плечами.
Мать кивнула головой, подумала... И вдруг засмеялась милым своим, ясным смехом.
- Ох, и но-ос!.. На семерых рос, одному достался. А, Витька?.. Вот так нос!
Витька моментально осмелел, затараторил:
- Да он этим своим носом всю мебель нам посшибает! Это же не нос, а форштевень!
- Руль,- коротко определила мать.- Но... Витька-дружок: нам не до жиру - быть бы живу. Так, сына. Дело наше... неважнецкое.
- Да что, с голоду, что ль, помираем?
Мать засмеялась.
- Да нет, что же?.. Нет. Немолодая уж я, сынок,- выбирать-то. Вот штука-то. Время мое ушло. Ушло времечко...- Мать вздохнула.- Десять бы годков назад - этот бы дядя Володя...- И не стала досказывать. А стала говорить совсем другое - может, себя убеждала:
- Да он неплохой - так-то... Вон какой рассудительный. Не пьет.
- Не пьет, а по бутылочке всегда приносит.
- Да это ж... что ж? Разве это пьет? Так-то пьет - это не страшно...
- С бутылочки все и начинается,- стал тоже рассуждать Витька.
Мать опять засмеялась.
- Нет, у него тоже уж теперь - не начинается. Сам не молодой. Нет, так-то... зачем же зря человека хаять? Не надо. Не витязь, конечно, но...
- Какой уж там витязь - гусь!
- Не надо так!- строго велела мать.- Разговорился! Малой еще - так разговаривать. Ишь ты... Подрасти сперва, потом уж рассуждай. А то... больно языкастые нынче стали.
И опять пришел дядя Володя.
Витька увидел его раньше в окно.
- Идет!- крикнул он.
- Кто?
- Ну, кто?.. Хрустальный!
- Витька!- сердито сказала мать.- Ну-ка, отойди оттуда, не торчи.
Витька отошел от окна.
- Играть, что ли?
- Играй. Какую-нибудь... поновей.
- Какую? Может, марш?
- Да зачем же марш-то? Генерал, что ли, идет? Вот, какую-то недавно учил...
- "Венок Дуная"? Мы его еще не одолели. Давай "Смешное сердце"?
- Играй. Она грустная?
- Помоги-ка снять... Не так чтобы очень грустная, но за душу возьмет. Ручаюсь.
Мать сняла со шкафа тяжелый баян, поставила Витьке на колени.
- Там есть, например, такие слова: "Смешное сердце, не верь слепой надежде: любовь уходит..." Куда уж грустней - зареветь можно.
- Да уж...
Витька заиграл "Смешное сердце".
Вошел дядя Володя, аккуратненько отряхнул шляпу у порога и тогда только сказал:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, Владимир Николаич,- приветливо откликнулась мать.
Витька перестал было играть, чтоб поздороваться, но увидел, что дядя Володя не смотрит на него, отвернулся и продолжал играть.
- Дождик, Владимир Николаич?
- Сеет. Пора уж ему и сеять.
Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, состоятельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмотрит - переставит. За время, пока он сюда ходил, он осмелел, вошел во вкус единоличного говорения - когда слушают.
- Пора... Сегодня у нас... что? Двадцать седьмое? Через три дня - октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал.