Груша все никак не могла уразуметь, почему надо выпить таким заковыристым образом.
- Ну?- торопил Владимир Николаич. Он и правда волновался. Но жесты его были какие-то неуверенные, незавершенные.- Ну? А то шампанское выдыхается.
- Да давайте прямо выпьем, какого лешего мы будем кособочиться-то?
- Так образуется два кольца. Неужели непонятно? После этого переходят на "ты".
- Ну и перейдем на "ты"... без этих фокусов.
- Мы сломаем традицию. Традицию не надо ломать. Смелей!.. Просовывайте сюда вот руку...- Владимира Николаича даже слегка трясло.- Музыка такая играет!.. Мы ее потом еще разок заведем.
- Вот наказание-то!- воскликнула Груша. И засмеялась.
Витьку принялись подгонять в учебе сразу три отличницы: сестра Оля и две ее подружки, Лидок и Валя. Все девушки рослые и, как показалось Витьке, на редкость скучные. Особенно Витька невзлюбил Лидок. Лидок без конца сосала конфеты и поглаживала Витьку по голове. Витька стряхивал ее руку и огрызался. Девушки смеялись.
- Ну!- скомандовала Оля.- Повторим домашнее задание.
- Хоть уж в воскресенье-то...- попробовал было увильнуть Витька. Но Оля была непреклонна.
- Никаких воскресений! Ты у нас будешь... Циолковским.
- Нет, он у нас будет Жолио Кюри.- Лидок погладила Витьку по голове.- Верно, Витя?
- Да иди ты!- Витька так тряхнул головой, что у него шея хрустнула.
Девушки засмеялись.
- Не хочет. А кем же ты хочешь, Витя?
- Золотарем.
Лидок не знала такой профессии. Решила, что это что-то связанное с золотом.
- Ну, Витя, это тяжело. Это где-то в Сибири - там холодно.
Витя в свою очередь посмеялся от души. И не стал объяснять невестам, кто есть золотарь.
Сели за стол.
- Ты таблицу умножения знаешь, конечно?- начала Лидок.
- Знаю, конечно.
- Перемножь вот эти цифры. Только не сбейся.
Витька умножил скучное число на число еще более скучное, получил скучнейший результат.
- На.
- Пра-льно. Еще. Тренируйся больше.
- Ну и дура ты!- не выдержал Витька.
Лидок сделала большие глаза и перестала сосать конфетку.
- Витя, да ты что?!- изумилась сестра Оля.- Разве так можно?
- А чего она?..
- Чего она?
- "Тренируйся"... Кто же тут тренируется? Тренируются на турнике или в футбол.
- А зачем же обзываться-то? Нехорошо это.
- А еще городской!- вставила Валя.
- Они, городские-то, хуже наших,- заметила Лидок.- Получают там раннее развитие... и начинают.- Она опять принялась сосать конфетку.- Давай дальше. Умножь от это на это.
Витька стал умножать.
Лидок склонилась над ним сзади и следила.
- Не пра-льно,- сказала она.- Семью осемь - сколько?
- Пятьдесят шесть.
- Ну... А ты сколько пишешь?
- Шесть пишем... А!
- Ну, о-от.
Витька принялся снова вычислять.
Лидок стояла над ним.
- Та-ак, та-ак...
- Перестань сосать свои конфеты!- взорвался Витька.
Лидок толкнула ладошкой Витьку - носом к тетрадке.
- Умножай.
- Дура,- сказал Витька.
- Папа!- позвала сестра Оля.
Из горницы вышел дядя, строгий и озабоченный: он составлял какой-то отчет, на столе в горнице лежал ворох всяких ведомостей.
- Как же ему помогать?- пожаловалась Оля.- Он на нас говорит - "дуры".
- Зайди ко мне,- велел дядя Коля.
Витька не без робости зашел к дяде в горницу.
- Вот что, дорогой племянничек,- заговорил дядя, стоя посреди горницы с бумажкой в руке,- если ты будешь тут язык распускать, я с тобой по-другому поговорю. Понял? Я тебе не мать. Понял?
- Понял.
- Вот так. Иди извинись перед девками. Они целые невесты уж, а ты... Сопляк какой! С ним же занимаются, и он же начинает тут, понимаешь... Иди.
Витька вышел из горницы. Сел на свое место.
Девушки неодобрительно посматривали на него.
- Попало?- спросила Лидок.
Витька взял чистый лист бумаги... подумал, глядя на крупную Лидок... И написал размашисто, во весь лист: "ФИФЫЧКА". И показал одной Лидок.
Лидок тихонько ахнула, взяла лист и тоже что-то написала. И показала Витьке.
"ШИРМАЧ ГОРОДСКОЙ" - было написано на листе.
Витька не понял, что это такое. Взял новый лист и написал: "СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА".
Лидок фыркнула, взяла лист и быстро написала: "ТЫ ЕЩЕ НЕ ДОРОС".
Витька долго думал, потом написал в ответ: "СВЕЖАСРУБЛЕННОЕ ДЕРЕВО ДУБ".
Лидок быстро нагнулась и выхватила лист у Витьки. И пошла было с ним в горницу.
- Ну, давай умножать-то?!- воскликнул Витька.- Чего ты бегаешь-то туда-сюда?
Какой-то родственник Владимира Николаича защитил диссертацию. По этому случаю давался банкет в ресторане. Приглашены были и Владимир Николаич с Грушей.
Опять шли улицей городка. Опять было воскресенье; где-то из громкоговорителя рвалась железная музыка.
Шли под ручку. И были нарядны пуще прежнего.
- Я вот этого знаю,- негромко сказал Владимир Николаич.- Только не оглядывайся! Попозже оглянись.
Груша прошла несколько шагов и оглянулась.
- Ну? И что?
- Он раньше в Заготконторе работал... Мы однажды приехали с ним в командировку, он говорит: "У меня тут приятель в доме отдыха, пойдем к нему". Ну, пошли к приятелю... Выпили, конечно. И вот этот, который сейчас прошел-то, Струков его фамилия, берет гитару и начинает петь "Не шей ты мне, матушка"... Потом идет в прыгательный бассейн... А там какие-то соревнования по прыжкам были. Он идет с гитарой на самую вышку и прыгает солдатиком - и поет.
- Да он что?!
- И что характерно: даже когда летел, он умудрялся играть на гитаре. Потом вынырнул, вылил из гитары воду и все равно продолжал играть и петь.
- В воде-то? Как же?
- Ногами работал... Ну, конечно, сообщили на работу. Приходил ко мне: "Напиши, как свидетель, что я случайно сорвался".
- Ну и ты что?
- Ничего. Что я, дурак, что ли? Он случайно зашел на вышку, случайно прыгнул, случайно плавал в бассейне и орал... Все случайно! Кто поверит? Не стал я ничего писать.
- Ну, выгнали? С работы-то?
- Наверно. Не знаю, не встречал его после. Наверно, выгнали. Таких спортсменов долго не держат.
- Вот дурак-то!
- Не дурак! Какой он дурак? Это так называемые духари: геройство свое надо показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...
- Под стол?
- Не специально, конечно, лез, но... так получалось. Я очень спокойный по натуре.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у стены.
Приглашенные некоторые уже сидели за столом. Сидели чинно, прямо. Строго поглядывали на другие столики, где ужинали, выпивали, курили, разговаривали...
Играла музыка, низенький, толстый человек пел итальянскую песню.
- Гордо, но - с уважением,- учил второпях Владимир Николаич, пока они с Грушей шли через зал к банкетному столу.- Станут интересоваться, где работаешь,- фабрика тонкорунного волокна. Все. Кем неважно. В поведении можно быть немного небрежнее. Вон та, в голубом платье... Да вон, вон!..- зашипел Владимир Николаич, показывая глазами.- Возле самовара-то!
- Ну?
- Эту опасайся насчет детского воспитания: она в садике работает, какая-то там начальница,- загрызет...
- За что?
- Все.- Владимир Николаич широко заулыбался, полупоклонился всем и пошел здороваться с каждым отдельно.
Груша следовала за ним. На нее смотрели вопросительно, строговато. Женщина в голубом платье посмотрела даже подозрительно. Груша очень смущалась.
Наконец они сели на отведенное им место. Получилось - напротив женщины в голубом, а по бокам пожилые и не очень пожилые, серьезные люди, явно не завсегдатаи ресторанные, больше того, кажется, презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане.
Смотрели в зал, переговаривались. Делали замечания. Не одобряли они все это - весь этот шум, гам, бестолковые разговоры.
- А накурено-то! Неужели не проветривается?
- Дело же в том, что тут специально одурманивают себя. Зачем же проветривать?
- А вон та, молоденькая... Вон-он, хохочет... Заливается!
- С офицером-то?
- Да. Вы посмотрите, как хохочет! будущая мать.
- Почему "будущая"? У них сейчас это рано...
- Это уж вы меня спросите!- воскликнула женщина в голубом.- Я как раз наблюдаю... результат этого хохота.
- А где наш диссертант-то?- спросил Владимир Николаич.
- За руководителем поехал.
- За генералом, так сказать?
- За каким генералом?
- Ну, за руководителем... Я имею в виду Чехова,- пояснил Владимир Николаич. И повернулся к Груше: - У него руководитель - какой-то известный профессор.
- А ты говоришь, генерал.
- Ну, генерал - в переносном смысле,- даже рассердился Владимир Николаич. Но говорил он негромко.- Я шучу так. Ты тоже пошути с кем-нибудь... Состри чего-нибудь. Чего сидишь, как...
Груша, изумленная таким требованием, посмотрела на своего жениха... И ничего не сказала.
- Немножко будь оживленнее,- уже мягче сказал Владимир Николаич.- Не теряйся, я с тобой. Покритикуй алкоголиков, например.
Груша молчала.
А вокруг говорили. Подходили еще родственники и знакомые диссертанта, здоровались, садились и включались в разговор.
- Кузьма Егорыч,- потянулся через стол Владимир Николаич к пожилому, крепкому человеку,- не находишь, что он слишком близко к микрофону поет?
- Нахожу,- кивнул пожилой, крепкий.- По-моему, он его сейчас съест.
- Кого?- не поняли со стороны.