Николай Плевако - Полнолуние стр 13.

Шрифт
Фон

Дома, раздеваясь, он прислушался: показалось, что Елена ворочалась и вздыхала. Он заглянул в ее комнату, хотел заговорить и не решился, зашлепал босыми ногами к своей кровати. Потушил свет. Голова тяжело упала на подушку. Не досада и зло на приемную дочь, с которой почему-то все трудней было находить общий язык, и не Анастасья, и даже не Варвара гнали прочь от Сайкина сон. Весь этот вечер занимал его Бородин. Не рад ему был Филипп Артемович, ох как не рад! Давняя, полузабытая история вдруг обернулась тревогой за собственное благополучие.

7

Елена не спала: то вспоминала встречи в трамвае, то те несколько часов, проведенных с Бородиным в одном купе вагона… Она перевернула подушку. Приятный холодок на щеке, но всего какую-то минуту, и снова - будто горячая лежанка. Поднялась с кровати, притворила дверь в комнату, где спал Филипп Артемович, включила свет. У лампочки затолклись мотыльки, вихрем влетела со двора бархатистая ночная бабочка, покружилась и припала к груди Елены, будто дорогая, тонкой вязи брошь. Елена спрятала бабочку в горсти, и та зашуршала крыльями, оставляя на ладонях рыжую пыльцу. Елена подумала, не посадить ли бабочку в спичечный коробок, как это делала девчонкой, собирая школьную коллекцию, но осторожно раскрыла ладони и выпустила. Постояла у распахнутого окна, перед загадочно шептавшей листьями, звеневшей цикадами темнотой, подошла к комоду, достала платье в английском стиле и туфли на тонком каблуке. Чего только в глухом хуторе не взбредет в голову! Она оделась, легким движением руки взбила прическу и прошлась перед зеркалом - статная, высокая. Вот бы показаться в этом наряде Бородину! Он бы по-настоящему оценил ее костюм и фигуру, не в пример Варваре. "Какая я все-таки наивная!" - Елене стало стыдно, она торопливо разделась и юркнула в постель. Как почти все девушки, Елена в раннем возрасте много читала и, наверное, поэтому мыслила книжными фразами. "Мужчина с седеющими висками, с задумчивым взглядом голубых глаз, - думала она о Бородине. - Эта ранняя седина, эта грустинка в глазах… как они облагораживают его лицо!" Когда-то, еще девчонкой, перед сном она предавалась мечтам о герое, смелом и целомудренном. Она зачитывалась книгами, ходившими по рукам в школе, - пожелтевшая, истрепанная стопка листков, обернутых газетой, первых страниц обычно не хватало, и нельзя было определить, кем и где издана книга, что за название, кто автор. Но это не имело значения. Книги тайком читали во время уроков, а дома ночь напролет при свете карманного фонарика, накрывшись одеялом с головой. Вычитанные из книги истории, военные и любовные, продолжались уже во сне. Тут была варфоломеевская ночь, вопли гугенотов и среди них растерянная Елена, тут дышали жаркими испарениями африканские джунгли, сквозь которые продирались изможденные, оборванные путешественники, преследуемые туземцами. Тут сотрясали землю стада бизонов, и всадники в пирогообразных сомбреро метали лассо, тут поднимался из снега и льда сказочный город и бородатые бояре, развалясь в расписных санях, мчались в снежном вихре. Смех, крики, белая пыль и замурованная в ледяном доме Елена. Она пробивалась к своему герою через тысячи преград, и в конце концов они встречались. Это происходило чаще всего на необитаемом острове…

Сказочные девичьи мечты до сих пор не оставили Елену, и она представляла теперь героем Бородина, то влюбленного в нее, то строгого и недоступного. В памяти всплывали обрывки фраз, какие-то незначительные эпизоды из прожитого, потом все это заволоклось дымом, и в дремотном калейдоскопе вдруг отчетливо прояснился поразивший ее образ. Бородин спускался по бесчисленным гранитным ступенькам огромного дома с колоннадой, ниже и ниже, вот по-ровнялся с Еленой. Девушка сделала навстречу шаг, протянула руку, но Бородин, гордый, высокомерный, в элегантном черном костюме, прошел мимо. Елена вздрогнула и проснулась. Лежала потная, раскидав по постели руки и ноги. Подушка съехала на пол, и вмятина от головы была влажной. Наверное, в эту ночь спокойно уснуть было невозможно. Елена подошла к раскрытому окну, перевесилась через подоконник в сад. Из темноты дохнуло теплотой, густыми запахами цветов. Освежая, волнами набегал прохладный воздух от речки. Елена спрыгнула в сад и побрела по стежке. Смутное томление, от которого горели щеки, влекло ее дальше и дальше от дома, тревожа и радуя. Елена ожидала чего-то необычного, может быть встречи с человеком, которого она могла полюбить. Снова вспомнился Бородин и странный сон. "Это неспроста", - подумала она и протянула вверх руку, в гущу листвы. Деревья были обсыпаны яблоками-китайками. Елена сорвала горсть, попробовала на зуб (мякоть была терпкой) и выплюнула, а две сережки повесила себе за уши. Под ногами трещал сушняк, давно не было дождя, припыленные листья и плоды на деревьях напоминали о дневном зное.

Послышались шаги. По стежке шел мужчина. Елена уже хорошо его видела, здоровенного, с посеребренными луной волосами. Они были всклокочены, точно на ветру. Елена сделала навстречу шаг и остановилась в нерешительности. Мужчина размахивал руками, хватался за голову, что-то бормотал. Елена испугалась и побежала в глубь сада. Она спустилась к речке, села на берегу и долго смотрела на лунную дорожку, на игру света и воды. Кто бы мог это быть? Что за взъерошенный чудак, с которым она чуть было не столкнулась? Как бы не председатель-стихотворец.

На той стороне речки, под обрывом, стояла в обнимку пара. Он был в белой рубашке. Елена почему-то подумала о Саше Цымбале, но, как ни приглядывалась, узнать его не могла. Девушка, одетая в темное, сливалась с берегом, лишь по грубоватому голосу Елена догадалась, что она была не очень молода. Двое шептались, целовались и, боясь чего-то, расходились в разные стороны, но снова бросались навстречу друг другу и сплетались в объятьях. И вдруг, словно потеряв равновесие, упали на песок… Елена вскочила, побежала по берегу. Гулкими толчками билось сердце, к горлу подступил жесткий комок. Хотелось плакать. Она уже не знала, сколько времени бродит по хуторским садам. Вышла к какому-то дому. Светилось одно окно. Через легкую занавеску была видна бегающая по стене тень человека. Она надвинулась на окно. Распахнулись створки, и кто-то громко сказал в темноту:

То, что я ждал, как с любимой свидания,
Что уже было, казалось, вне времени,
Снова пришло, вдохновив к созиданию,
К прежним надеждам, труду и терпению.

Человек, закрыв лицо руками, закончил тихо, почти шепотом:

Где ты взялась, эта сила безмерная,
Творчества тайны открыв предо мною?
И, словно парус напористым ветром,
В синюю даль увлекла за собою.

Елена на цыпочках отошла в тень деревьев, боясь, что ее заметят, и с любопытством слушала человека в окне. Она узнала председателя колхоза, который, наверное, только что вернулся из города, и это, конечно, его она встретила на стежке в саду.

- Плохо! Очень плохо! - сказал человек в окне и сжал руки в кулаки, оперся ими о подоконник, глядя прямо на Елену, но не видя ее.

Иное долго не поймешь лицо,
Но вот сорвалось вдруг словцо,
И весь он тут, весь налицо -
Добряк, подлец из подлецов
Или чудак из чудаков.
Поэт, я слушать тебя рад,
Но бойся слова невпопад!

Елена сжалась в испуге, потихоньку выбралась на улицу и там облегченно вздохнула. По дороге катил грузовик, яркий свет ослепил Елену. Она отвернулась и притулилась к забору, чтобы ее не узнали. Дохнуло бензином, пылью и теплотой мотора. Грузовик остановился, завизжало опускаемое стекло ветрового окна, и Захар Наливайка высунулся из кабины:

- Не спится?

- А тебе что за дело? Выключи фары!

Захар погасил свет и открыл дверцу:

- Садись, Елена. Прокачу! Ночка какая!

- Вот еще выдумал! Что это ты разъезжаешь так поздно?

- Председателя доставил со станции, а потом ездил заправлять машину. Завтра с утра кукурузу возить. Садись. Прокачу!

Елена поколебалась и села, хотя это и выглядело дико, хотя она и побаивалась Захара. Он выкатил в степь свой драндулет, как окрестили старый грузовик озорные хуторские парни, и тот, переваливаясь с боку на бок, подпрыгивал и скрипел на ухабах, дребезжал, лязгал железом. Елена высунулась из окна, жмурилась, подставляя ветру лицо. Дорогу перебежала лиса и, не повернув головы в сторону машины, вильнула рыжим хвостом, пропала в кукурузе… Вдоль лесопосадки протрусила собачья семья: три молодых и два матерых пса. Рассказывали, что они по всем правилам охотились за лисами и зайцами: одни гнали зверье по полю, другие перехватывали. Псы не кинулись с лаем под колеса грузовику, а, виляя хвостами, проводили его добродушными взглядами… А вон уже забелели крайние хаты. Трехтонку грузно подкинуло. Елена прижалась к Захару и улыбнулась: "Извини…" При въезде на мост через Иву машину снова так сильно тряхнуло, что Захар оказался в объятьях перепугавшейся девушки. Давеча он заметил, как она была легко одета, просвеченная лучами фар, в одном коротком халатике. Грузовик заглох. Елена отодвинулась, поправляя волосы, недовольная.

- Куда у тебя глаза смотрят? Водитель несчастный…

Захар сердито выстрелил дверцей кабины и пошел к мотору, откинул капот. Елена вслед за ним спрыгнула на дорогу, походила взад-вперед, перемахнула через кювет и села под яблоней, в тени. Она поджала длинные ноги, обхватила их руками, на колени положила голову, наблюдая, как Захар возится в моторе.

- Что там стряслось? Давай побыстрей. А то утро скоро! - крикнула она нетерпеливо.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке