Вася резким рывком сразу ушел вперед. Червонцев слегка замешкался. Но это было не ново. Все знали привычку Червонцева трогать машину последним. Словно хотел бригадир убедиться, что все и у всех в порядке, своими глазами увидеть, как двинулся каждый. Так было и в этот раз. Но потом, пропустив всех вперед и плюнув поочередно на каждую руку, Червонцев взялся за рычаги. И вскоре нагнал ракетчика. Обошел его метров на сто. Так продолжалось два круга.
С третьего круга Шишкин с бригадиром сравнялся. И трудно было теперь гадать, кто же выйдет из них победителем. Ибо едва вырывался вперед Червонцев, как тут же Вася его настигал и обходил. И теперь уже бригадиру приходилось смотреть ему в спину.
Однако к концу соревнования Шишкин заметно сдал. Расстояние, между ним и Червонцевым все увеличивалось.
И, как ни кричал дед Опенкин, тыча рукой на Васин трактор: "Газу, газу, давай ему больше газу!" - было ясно: дело Васи проиграно. Финиш был рядом.
И вдруг. Вот ведь случись неудача - заглох у Червонцева трактор.
Ну, ракетчик, не мешкай - рви! Победа в руках у Васи.
Но… Что такое? Глушит ракетчик трактор. Бежит через поле к машине Червонцева.
- Ну и ну! - только всплеснули руками зрители. Подбежал ракетчик:
- Что там, Иван Панферыч?
Однако беды большой не случилось. Повозились минуту-вторую бригадир и Василий. Вновь заработал трактор.
Так и пришли они к краю поля: Червонцев - первым, Вася - за ним.
Долго обсуждали в Березках поступок Васи.
- Орел! - говорил дед Опенкин. - Суворовской школы солдат.
- Эка куда хватанул! - отвечали на это деду. - Ты поближе ищи примеры.
- Есть и поближе, - соглашался старик. И тут же начинал о себе, о прошедшей войне, о том, как завел он фашистов тогда в болото.
- Не было этого, не было! - возмущался старик Празуменщиков. - Ты просто, Лукашка, от страха с дороги сбился.
- Хви! - выкрикивал дед Опенкин.
И между стариками опять начинался спор.
Червонцев
Если говорить о героях, имея в виду Березки, то, конечно, тут первое место ему - Ивану Червонцеву.
Прошел он нелегкие годы и для страны, и для колхоза, как верный ее солдат, не склонив головы.
В лихую годину минувшей войны Червонцев сражался с фашистами. Он насмерть стоял у Москвы, и, возможно, не будь в тех боях Червонцева, не удержалась бы в ту лютую зиму Москва. Он бился у стен Сталинграда. И, возможно, не будь там тогда Червонцева, не устоять бы Сталинграду. Он славу свою солдата гордо пронес до Берлина. И, возможно, не будь среди воинов наших Червонцева - не дошли бы войска до Берлина. Вернулся Червонцев с войны в Березки старшиной и с тремя орденами Славы.
- Полный георгиевский кавалер! - кричал дед Опенкин, встречая солдата.
Вернулся Червонцев с войны героем и коммунистом. Героем он был. Таким и остался.
Сказать о Червонцеве, мол, любит Червонцев землю, - это и слабо и мало. Вся жизнь для земли у Червонцева.
И это знает сама земля. И за это Червонцева любит. Может, в войне не погиб Червонцев из-за этой ответной ее любви, из-за этой ее благодарности.
Приезжайте в Березки к началу пахоты, в первый торжественный день. В белой как снег крахмальной сорочке выходит Червонцев к трактору, выводит его в поле.
Сердилась вначале жена:
- Оно ж на одну минуту.
И правда, трактористу - в сорочке белой! Это, скорее, для сцены, певцу.
- На одну, - не спорит Червонцев, - но на великую: на первую встречу с землей.
Уяснила жена. Сама теперь готовит ему сорочку. Заблаговременно. Лежит сорочка. Бела как снег. Ждет великую эту минуту.
Ждет!
Незаменимый
Летом неизвестно откуда забрела в Березки цыганка. Ходила она по избам и за рубль предсказывала людям разные судьбы. Многие тогда гадали. Не удержался и заведующий фермой Егор Тимофеевич Параев. Поначалу цыганка ничего путного ему не сказала. Параев уже пожалел истраченный рубль. Мужик от природы прижимистый. Ворожея это заметила и, чтобы хоть чем-нибудь поразить Егора Тимофеевича, а заодно и еще получить с него новые деньги, протянув руку, сказала:
- Положи еще рублик - важную вещь скажу.
Параев поколебался. Но любопытство взяло верх. Порылся в карманах, вытащил деньги, отдал.
- А больше всего, золотой, - проговорила цыганка, - берегись дамы бубновой.
Вскоре после этого гадания и появилась на ферме Нютка. Глянул Параев - вот она, бубновая дама.
Стало в Нютке Параева раздражать все. И как ходит, и как говорит. Даже веснушки на лице Нютки и те не давали покоя Егору Тимофеевичу.
На ферме Параев давно. Пережил не одного председателя. И хотя похвастать-то ферме нечем, разве что Василисой Прекрасной, да и то эта история давно уже в прошлом, но сложилось так, что прослыл Параев на своем посту человеком незаменимым. А почему - и ответить трудно. Просто к нему привыкли.
Чуть что - Егор Тимофеевич грозился оставить ферму. И его всегда уговаривали того не делать. А почему уговаривали - опять непонятно.
И вот стала на пути у Параева Нютка.
Принялся Параев строить против Сказкиной разные козни. Стал по углам нашептывать дояркам недобрые слова против Нютки. Хотел Егор Тимофеевич, чтобы она ушла с фермы. И вдруг все это повернулось только против него самого. Полюбили Нютку на ферме. Не дали ее в обиду.
Поднялась на защиту молодой колхозницы и тетка Марья, а она считалась лучшей дояркой в Березках. И колхозный зоотехник. И даже Наталья Быстрова - та, из которой при председателе Разумневиче делали скопом масштабную знаменитость.
На очередном собрании работников фермы Параева начали сурово критиковать.
Параев обиделся и тут же после собрания прибегнул к своему испытанному приему: подал заявление с просьбой освободить его от заведования фермой. Однако ошибся Параев.
На этот раз никто в ноги ему не поклонился. Уговаривать не стали. Собралось правление и удовлетворило просьбу незаменимого Егора Тимофеевича.
Встал вопрос, кого же назначить на его место. Доярки кричали:
- Нютку!
Зоотехник поддержал. Савельев усмехнулся и тоже не выступил против.
Стала Нютка заведовать фермой.
Затруднительное положение
Много хороших, работящих людей в Березках. Иван Червонцев, бригадир полеводов Елизавета Никитична, или попросту - тетя Лиза, жена дяди Гриши, Вася-ракетчик, тетка Марья, Нютка… Да разве только они одни! Не счесть хороших людей в Березках. После истории с мешком неузнаваем теперь Григорий Сорокин. И Филимон Дудочкин вовсе уже не тот. И крепко держит данное слово Сыроежкина Анисья Ивановна.
И все же… И все же…
Да, не враз человек меняется. Примером тому тот же Степан Козлов. Правда, после всем известных индивидуальных бесед, которые проводил с байбаками Савельев, попритих было Козлов. И даже казалось, Степана прежнего больше нет. Прежний умер. Родился новый. Но то лишь казалось. Прошел месяц, другой, и снова Козлов за старое.
- Маркиз, как есть Маркиз, - вспоминали кличку, данную Козлову ипподромным председателем. - Верно Рыгор Кузьмич тебя окрестил. Хоть и был он мужик с перехватом, но глаз имел точный.
- Да что я - ишак? - отбивался Козлов. - За тот трудодень, что слезы, спину до боли гнуть! Что мне - указ Савельев?! Я в жизни и так пристроюсь.
От отца и от деда перенял Степан мастерство шорника. И надо сказать, в этом деле Козлов был умелец. Исчезал он из Березок на неделю, на две. Уходил в другие села на приработки.
Возвращался всегда довольный, сияющий, доставал из кармана деньги.
- Вот… - говорил Козлов. - Ради этого и можно согнуться в бараний рог.
- К легкой жизни, Степан, стремишься, - покачивали головами колхозники. Правда, кое-кто ему и завидовал.
После одной из подобных отлучек вызвал Савельев к себе Степана:
- Ну как дальше, тезка, жить будем?
- Как? Полегоньку, не торопясь, - нагло ответил Козлов.
Степан Петрович понял: крутого разговора не избежать. И он состоялся. Закончил его Савельев прямой угрозой.
- Вот что, - сказал председатель, - чтобы это, - и уточнил: - уходы в рабочее время, - было в последний раз. Иначе пеняй на себя.
- Ишь ты, милиционер! - ругал Козлов Савельева по дороге домой.
Через несколько дней Козлов снова исчез из Березок.
Угроза не подействовала, и Степан Петрович оказался в затруднительном положении. Сдержать слово - лишишься в колхозе в целом-то нужного человека. Не сдержать, пройти мимо - поставишь себя в неловкое положение. Вот и найди здесь правильный выход.
Зря мучился председатель. Вернувшись в Березки, Козлов сам явился к Степану Петровичу и положил перед ним заявление об уходе из колхоза.
Такого оборота Савельев не ожидал. Расстроился даже Савельев. Стоял он минуту молча. Потом не сдержался, бухнул кулаком по столу:
- Уходи!
- Бежит, бежит из колхоза народ, - злорадствовал Егор Тимофеевич Параев.