- Давай вставай, умывайся, брейся, пора торопится - опоздать запросто можем.
Приводим по быстрому себя в порядок, давимся горячим растворимым кофе, перед самым выходом бросаем жребий - а кому, собственно, идти к профессору.
Жребий тянем втроём: я, Михась и Банкин, ротмистр, как твёрдый троечник, в выборе претендента на героическую роль участия не принимает.
Выпадает - мне. Ну что ж, гусарское слово, данное накануне, возврату с утра не подлежит.
Занимаем места, согласно выработанной накануне Диспозиции: я - под дверью аудитории, оттеснив остальных сдающих, Михась с Банкиным - метрах в двадцати - с той стороны коридора, откуда может появиться Витюков, ротмистр с Поповичем - активно передвигаются по всему ближайшему пространству туда-сюда - "воздух нюхают".
Пунктуально, точно в назначенное время, появляется Агранович, открывает аудиторию, запускает первую пятёрку, отбирает зачётки, раздаёт экзаменационные билеты.
По прошествии трёх-четырёх минут поднимаюсь и подхожу к профессору:
- Сергей Николаевич, я готов отвечать!
- Ну что вы, молодой человек, к чему такая спешка? Посидите ещё, подумайте. Отмерьте ещё раз шесть, а потом уже - и отрежем, - равнодушно отвечает профессор, не отрывая взгляда от какого-то математического журнала.
- Видите ли, Сергей Николаевич, - я начинаю волноваться, и от этого нести откровенную чушь, - Но я очень тороплюсь, мне уже через час надо быть на Московском вокзале - невесту встречать. Она из провинции у меня, города не знает совсем, если встретить не успею - заблудится обязательно.
Агранович не хотя отрывается от своего журнала:
- Придётся пойти Вам, - смотрит в лежащую перед ним зачётку, откуда таращится мордастый мужик с шикарными усищами а-ля ансамбль "Песняры", - Товарищ Попович навстречу. Невеста - дело святое. Начинайте. Хотя, - переводит взгляд на меня, - Рановато Вам ещё женится, на мой взгляд - молоды больно.
Как назло, вопросы в билете попались заковыристые, требующие развёрнутых ответов.
Начинаю тарабанить со скоростью отбойного молотка, время от времени чиркая прямо на обратной стороне билета необходимые формулы, схемы, графики.
Минут через десять сообщаю, что, мол, всё, что знал - сказал.
Профессор смотрит на меня с некой долей удивления и уважения:
- Молодой человек, неплохо, право слово, - неплохо. Но для пятёрки мне необходимо задать Вам некоторые дополнительные вопросы.
- Сергей Николаевич! - Невежливо перебиваю профессора и прижимаю руки к груди в немой мольбе, - Но у меня же невеста там! Она же заблудится!
- Да, да, конечно же, - смущённо мычит Агранович, - Извините, забыл, извините. Берёт мою, то есть - Поповича - зачётку, и выводит там жирную пятёрку.
- Спасибо большое! - Пулей вылетаю за дверь.
И вовремя, там уже шум и гам - Генка Банкин сцепились нешуточно с Михасём, а рядом козлом прыгает Витюков, пытаясь разнять дерущихся. Быстро сворачиваю за ближайший угол, где-то рядом раздаётся разбойничий пересвист - это ротмистр Кусков подаёт остальным сигнал:
- Отбой, гусары! Всем вернуться в Лагерь, Победа! Победа!
Праздновали мы эту победу, видимо, через чур уж нескромно - информация то и ушла - куда совсем уж и не надо.
Через дней десять вызвал нас четверых к себе (а Поповича - нет) Бур Бурыч, усадил, долго смотрел по очереди на каждого, а потом сказал:
- Гусар гусару, конечно, брат. Но пора уже научится в людях разбираться - большие уже, чай. Одно дело, если бы вы всё в тайне от Поповича сделали - ну, по-тихому выкрали бы у него зачётку, не ставя его в известность, экзамен бы за него сдали, - это одно дело.
Но, как я слышал, он сам всё придумал, да и вас, дурачков наивных, на эту авантюру подбил? А это - совсем уже другое дело. Нельзя так товарищей своих подставлять - ради своих меркантильных интересов. Попомните мои слова - не будет с этого Поповича толку, не наш он. А вы, в следующий раз, думайте - кому помогаете.
Как в воду смотрел Бур Бурыч - на третьем курсе попался Попович на каком-то мелком, но откровенном, крысятничестве. История получила широкую огласку, все от Поповича отвернулись, перестали в учёбе помогать - ну, и вылетел он из института - по итогам очередной сессии.
Для гусара - нет страшней -
Потерять своих друзей.
Был гусар - и - нет гусара.
Лишь молва скользит устало
Пред гусарского коня,
Колокольчиком звеня.
Байка девятая
Стройотряд и первая потеря
После второго курса, в обязательном порядке - стройотряд. Никто, кстати, отлынивать - косить, в смысле, - и не пытался, деньги в стройотрядах в те времена вполне значимые можно было заработать - на всю зиму хватало.
Сшили на всех форму стройотрядовскую: штаны - дрянь страшная, - через год развалились, а куртка - вполне даже ничего, до сих пор надеваю, когда на даче за грибами хожу.
Прошли медосмотр, получили прививки необходимые, и - пожалуйте в поезд, маршрут Ленинград - Инта.
Но до Инты так и не доехали - сошли на станции Косью.
То ещё местечко. Сердце всего посёлка, его центр - это котельная, тепло зимой дающее, а уже вокруг неё всё остальное - разномастные бараки, в смысле. А ничего больше в посёлке и не было.
Поселили нас, человек пятьдесят, в самый большой и холодный барак, раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями обеспечили. Выдали ватники, штаны брезентовые, кирзовые сапоги, шлемы утеплённые - "монтажки" называются.
Хоть и июнь месяц на дворе, а холодно здесь нешуточно - по утрам на лужицах ледок, днём - плюс пять- семь, не больше. Да и дождик постоянно моросит - гадость страшная, тоска.
Первые две недели строим "забор", так это сооружение прораб называет.
На самом деле - это толстенные и тяжеленные сосновые брёвна, вкопанные в землю метра на полтора, между столбами - стена колючей проволоки. "Забор" ограждает местную автобазу - несколько бараков, забитых ржавыми железяками и бочками с соляркой.
Прежде чем вкопать столб, сперва, по технологическим нормам, полагается выкопать в вечной мерзлоте глубокую яму - объёмом в один кубический метр. Объём этот определяет на глаз прораб - выкапываем ям десять - зовём прораба. Столбы закапываем только после его отмашки.
Сволочная эта работа. Вечная мерзлота - как камень, да и натуральные каменюки постоянно попадаются, кругом грязь непролазная - через края кирзовых сапог переливается. Брёвна сосновые тяжеленные, килограмм по двести пятьдесят - руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба - десять рублей начисляется. Посчитали - за четыре дня каждый по месячной стипендии заработал.
Но не лёгкие это деньги - спины ломит невыносимо, руки-ноги в синяках чёрных от
проволоки колючей - непростое это дело - проволоку колючую между столбами плотной стеной натягивать; все простуженные - сопли рекой, по утрам канонада от кашля не прекращается ни на минуту.
Всё же держимся, лопаем анальгин, вёдрами пьём чай с мёдом - комиссар отрядный подсуетился - целую бочку мёда где-то раздобыл.
Наконец, "забор" полностью построен и принят важной до невозможности Государственной Комиссией.
Отряд разделяют на две части - большую часть, под руководством ротмистра Кускова, забрасываю куда-то в горы, где находится заброшенный прииск - на вторичную промывку золота, меньшей части поручают работу ответственную и наиважнейшую - строительство телятника. Бригадиром назначают Михася - как жителя деревенского, понимающего всю значимость для посёлка Косью этого объекта.
Телятник строим из шлакоблоков. Направляющие для опалубки уже сделаны настоящими, взрослыми строителями. Наше дело нехитрое: прибиваем доски опалубки, лопатами загружаем в бетономешалки цемент, песок и шлак - из той же котельной, после перемешивания загружаем всё это на носилки, тащим к опалубке, вываливаем, трамбуем массивными деревянными плахами.
Вроде, всё просто, но одни носилки с грузом весят килограммов шестьдесят-семдесят, удовольствие - ниже среднего. По мере застывания раствора передвигаем опалубку вверх - приходятся строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно растут в высоту - деревянные помосты - следом. Таскать тяжеленные носилки становится всё труднее.
Работа по установке забора представляется уже детским лепетом, сном желанным.
Руки, ноги и спину уже даже не ломит - эти части тела просто не ощущаются, нет их вовсе. Жизнь превращается в каторгу - проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел через силу, доплёлся до койки, рухнул на неё, не раздеваясь, уснул тяжёлым сном - совсем без сновидений. Далее - строго по кругу.
Тогда-то я и понял, что означает словосочетание - "круги ада". Именно что - круги.
Постепенно опускаемся - в бытовом смысле.
Барак превращается в запущенное логово бомжей - на раскладушках - серое постельное бельё, кругом валяются вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки, многочисленные окурки.
Сидит на высоком барачном подоконнике бригадир Михась, курит, задумчиво рассматривает дырявые носки на своих лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно изучает Мишкины пальцы - вдруг между ними кто-то съедобный завёлся?
Михась переводит взгляд на помещение, долго, с грустью вселенской, взирает на бардак этот, плюёт в сердцах, тушит хабарик об подоконник и щелчком отправляет его куда-то - между коек товарищей:
- Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
Но уже ничего не сделать, усталость сильнее любви к чистоте, нет уже ни у кого сил на подвиг - хоть немного убраться в этой норе.