Инвалидом он вышел с третьего этажа вниз, держась за перила и за стенку. Как слепого, охранники довели его до автомобиля, и "хуиндаи" понёс их в направлении профессора, который то ли поможет Председателю, то ли он сдохнет в руках этого профессора.
В лобби евро-медицинского нацистского лагеря стояли во множестве зомби-роботы, улыбчивые и страшные в своей улыбчивости, непонятных национальностей. Одни предлагали анкеты, другие сканировали паспорта. Бледные охранники в чёрном стояли вытянувшись, как кариатиды, у стен, строгие в фуражках, несколько женщин в пилотках были похожи на стюардесс или жриц Богини смерти.
Дмитрий немедленно подчинился их порядку, стал заполнять длиннющую анкету, при заполнении которой больному возможно было умереть несколько раз.
- Брось это занятие, звони профессору.
Дмитрий продолжал заполнять анкету.
- Дай мне телефон профессора! (Дело в том, что все телефоны поступали отныне к Дмитрию, поскольку Председатель становился недееспособен же.)
- Но нужно заполнить анкету… - взмолился Дмитрий.
- Ты что, не видишь, что они роботы, зомби. Это не для нас, это для всех. Дай телефон.
Дмитрий сказал:
- Успокойтесь! - Но дал ему телефон.
- Профессор, я здесь в лобби, - он назвал себя. - Пришлите кого-нибудь нас забрать.
Через пару минут профессор со свитой длинноносых и очкастых юношей был в лобби. Они пожали друг другу руки.
- Следуйте за мной, - сказал профессор.
Его поместили в палату номер шесть. Сергей из Химок спустился вниз и принёс из раздевалки его бушлат. У Председателя была с собой наготове сумка с вещами, он собрался на операцию, как в тюрьму. В сумке было всё: и зубоочистительная щётка и паста, и пластиковые тапочки, и треники с белой лампасой, и чёрно-синий халат, и крупно-вязаная кофта, и прочее, и другое.
Приехал отставной офицер КГБ с креслом (он не мог быть не офицер КГБ в отставке, его выправка и невозмутимое широкое мускулистое доброе лицо кричало, что он экс-офицер КГБ). Председателя усадили в кресло, на руки положили плед, ещё он взял свой пиджак чёрного вельвета поверх пледа, и поехали. Сергей из Химок рядом, череп брит.
Сколько возили его так, от доктора к доктору, снимая показания его тела, Председатель не смог удержать в памяти. Затем его вернули в палату.
Пришёл профессор, сказал: "Слушайте меня внимательно: есть три исхода операции, согласие на которую вы сейчас подпишете или нет".
1. Операция пройдёт успешно, сутки вы побудете под наблюдением в реанимации, потом переведём вас в стационар и через несколько дней мы вас выпишем, поскольку у нас тут бизнесмены заправляют, стационар очень дорого стоит.
2. Либо операция пройдёт неудачно, и тогда всё может быть. Профессор многозначительно промолчал.
3. Операция пройдёт, но затем обнаружатся осложнения, нам не удастся дренировать всю вашу гематому, и тогда придётся операцию повторить.
Председатель сказал, что согласен, и подписал согласие. Ещё в палате медсестра Лена, толстая проворная блондинка, сделала ему, как она сказала, "успокоительный укольчик". Он впал в забытьё уже у дверей с надписью "Операционная". За дверью его, очевидно, подключили уже к серьёзному аппарату анестезиологи.
Занавес.
В следующей главе "Огненные демоны" события будут и дублироваться, и наезжать друг на друга, как льдины на Неве, в городе на Неве не однажды наблюдал их Председатель. Вы, кто будет это читать, не обращайте внимание на повторы и набегающие друг на друга сцены. Так надо.
Огненные демоны
Вернёмся к тому моменту, когда они ещё входят вовнутрь Европейского центра. Председатель и охранники вслед за профессором.
Он впредь будет называть учреждение "еврофашистским". Несмотря на то что и охранники его, и впоследствии обслуга центра: медсестры и доктора, вздыхая, впрочем, будут объяснять ему, что это по европейским стандартам всего-навсего большое медицинское учреждение, которым управляют бизнесмены, ну что делать. Теперь везде так: "Хочешь жить - плати".
"Один с сошкой, семеро с ложкой", - пробормотал он, разглядывая внутренности учреждения, в которых они шли.
- Что-что? - обернулся профессор.
- Помните нашу русскую пословицу, один с сошкой, семеро с ложкой? По-моему, большевистско-агитационного происхождения пословица. Так вот, здесь у вас вы - с сошкой, зарабатываете валюту и рубли на семерых нахлебников, этих роботов с беджиками в пилотках, как у Люфтваффе, и черномундирных эсэсовцев - чоповцев.
- Хм. Интересное сравнение… Прошу вас, - профессор пропустил его в лифт.
Его привезли в палату 6, там был сломанный жёлтого цвета стул на металлической раме, металлическая медицинская кровать, столик с двумя уровнями. Он сходил в туалет, охранники тихо ждали.
- Как двухзвёздочный в запущенном состоянии европейский отель, - изрёк он и подошёл к окну. За окном прямо анфас торчали чёрные, как плохие зубы, несколько одиннадцатиэтажных зданий. Чем-то знакомые ему. Он вгляделся.
"Господи, твоя власть, этого ещё не хватало!" Двадцать лет тому он жил здесь вместе с Лизой, длинноногой, тонкой, как шнурок, девушкой, погибшей 9 февраля 2012 года от последствий употребления drugs. Он недавно сходил к ней в этот день на старое Даниловское кладбище, где её похоронили в ногах родственников по матери. Плохой, наверное, знак, подумал он о соседстве с её зданием.
"На каком же этаже он жил в её квартире? Ну как - жил? Проводил вечера и ночи, да и то не все, у него была тогда арендована его квартира в Калошином переулке". Он пошарил глазами по балконам седьмого и восьмого этажей. Где-то там. Ни с одного балкона, впрочем, не свешивался труп юной красотки и не сверлил его окна глазами. Она умерла, не достигнув сорока, так что в любом случае юной, вряд ли она внешне изменилась. "Груди-дыньки, яркий рот, и развратна, как енот", - вспомнил он строки своего стихотворения о ней.
Нет, через перила балконов седьмого, шестого и восьмого этажей не свешивалась яркогубая девушка с фиолетовыми глазами. Суккуб не скалился в него и не улыбался.
Вряд ли она простодушный демон. Как-то позвонила ему, сказала, что ушла от мужа, и позвала приехать. Если она умерла от СПИДа, вот был бы номер. Не факт, что умерла от СПИДа, родители тщательно скрыли, от чего именно, но было известно, что от последствий drugs, а это либо гепатит С, либо СПИД.
Её супруг получил семь лет за свои drugs. Как-то супруг давным ещё давно подошёл к нему в модном журнале и представился: "Я - муж Лизы". Вот был бы номер, если бы она заразила его СПИДом? Какой он молодец, Председатель, что не поехал…
"Эй, эй, да у тебя гематома мозга, - одёрнул он себя, - ещё неизвестно, что милосерднее, гематома: ты шаркаешь ногой и левая рука у тебя если не отсохла, то в дерьмовом состоянии… а ты… А может, Суккуб ещё не был в то время болен?"
"Слушай, - обратился он к себе. - Она безответственна и по совсем простым категориям - плохая девочка. Вполне могла пригласить тебя, чтобы заразить. Для зловещего удовольствия".
Дмитрий отправился вниз в холл, договариваться с роботами об оплате. Они требовали за операцию и пребывание в палате шесть своего концлагеря дикие какие-то деньги, залог. Что-то вроде восьми тысяч евро. Пошёл договариваться. Большой брутального вида Серёга остался. Серёга был три раза судим, два раза по делам Партии, третий раз - брутально чикнул ножичком человека, с которым пил, складского рабочего. Серёга стал ходить от окна к выходной двери. У Серёги были другие стандарты. Здесь ему нравилось. Он как-то лежал в 71-й больнице в грязи и окурках.
- Сестра! Не в службу, а в дружбу. Не обрежете мне ногти вот на этой руке? - он протянул правую. Под ногтями скопилась грязь. На левой он сумел остричь ногти, держа ножнички в правой, а левая держать ножнички отказалась.
Лена, так звали толстую блондинку-медсестру, пошла в коридор за ножницами.
- Ну у вас и ножницы! Чего такие огромные и грубые?
- Ну у нас же тут не маникюрный салон… Маникюрные не держим.
Он также не держал маникюрный салон, однако имел по своему фактическому месту проживания маникюрные ножницы.
Кое-как, как топором, Лена остригла ногти на правой.
- А пилочки нет?
- Ну у нас же не маникюрный салон, - взмолилась она.
Кабриолет ему подали. Вошёл крупный спортивного вида добрый мужлан с лицом отставного полковника, Серёга и мужлан посадили его в чёрное инвалидное кресло, положили ему на колени плед, поверх пледа он водрузил свой чёрный пиджак из вечного итальянского вельвета. В глуби пиджака у него хранились паспорт и money.
- Хоть покатаетесь! - сказал полковник-рикша.
По дороге к ним присоединился Дмитрий и зашептал ему, какие они здесь ужасные и что только при содействии профессора ему удалось обойтись меньшим залогом.
- Чего ты хочешь от евро-фашистского концлагеря, Дмитрий?! Это же money-выжималка здесь.
- Да, порядочки у них тут… Деньги делают, - признал Дмитрий.
Его провозили по длиннющим коридорам, опускали и подымали в просторных лифтах, где прислуга концлагеря испуганно жалась к стенам. Медицинский концлагерь оказался воистину огромен. Неисчислимые толпы служащих концлагеря выглядели бледными и испуганными. Он, путешествуя с ними, пытался вывести их из летаргии рискованными шутками, пока не понял, что у них запрещено разговаривать и с пациентами, и друг с другом. Тогда он заткнулся.
В палате номер шесть ему приказали переодеться - надеть казённое платье: длинные белые чулки аж до паха и распашонку, завязываемую медсестрами сзади. Дали также какие-то нитяные трусы от заведения. И он стал ждать.