Посмотрел на здание, где он жил с Суккубом. Впрочем, тогда она звалась Елизаветой. Нет, голый узкий труп не свешивался через перила балконов, не раздавался глумливый её хохот…
Часам к десяти вечера вновь приехал рикша-полковник, его усадили в кресло в новом его облачении. Он сказал всем, кто его окружал, а это были рикша-полковник, толстая блондинка Елена, Серёга, Дмитрий: "Обрядили, как Цинцинната на казнь". Но никто из них, видимо, Набокова не читал, потому они промолчали. Неначитанные.
Преодолев лифты, коридоры и двери у таблички "Операционная", где скакали красным цветом лампы, рикша-полковник сообщил его охранникам, что "дальше вам, ребята, нельзя".
Охранники ушли, после того как рикша клятвенно обещал им, что вручит мобильник и очки их боссу сразу же после того, как к нему вернётся сознание после операции. Точнее, вручит женщина, должность которой именно предусматривает выполнение этих функций - вручать.
Его сознание к тому времени уже покидало его. Ибо медсестра Лена, подстрекаемая самим профессором, вонзила ему ещё в палате иглу с анестетическим раствором. Ему сказали, что в операционной его подключат уже к серьёзной анестезии.
Очнулся он от резкой боли. Идентифицировал, что это боль от раскалённой иглы. Наклонённая над его задницей головка девушки обернулась, поднялась лицом, и он увидел расшлёпанный простецкий русский носик и такие сладенькие завлекающие мягкие глаза.
Было частично темно, но пятна света здесь и там обнаруживали неодетые фигуры в разных позах, находящиеся на койках. Несколько пятен света были особенно ярки, и туда и оттуда в эти пятна и из них проникали фигурки в белых халатах.
- Я где?
- Вы в реанимации. Вы после операции, - ответил носик. - Пи́сать хотите?
- Ещё не понял…
Внезапно включились его уши… И возникла какофония голосов. Предсмертные хрипы, болезненный храп, как бы ночные крики совы, кашель, кашли… Звуки перекрикивали друг друга.
Он всё понял. Спокойного конца жизни не будет. Демоны, и плохие, и хорошие, ополчились на него, мстя за те тайны их, о которых он сумел догадаться. "Готовься к худшему, старик", - сказал он себе. "Будем готовы", - ответил себе.
Он себя не видел в этом мире темноты и светлых пятен, в мире кубизма и кривых зеркал, движущихся, как призраки на кладбище над могилами. Но выглядел он вот как:
Всклокоченный одной стороной седых волос слева и выбритый с правой стороны череп с тремя отверстиями в нем. Из черепа выходила пластиковая трубка, а по ней высасывалась гнилая кровь гематомы, ибо в крови плавал его мозг. Old punk - подумал он. Ещё он был в медицинских чулках и без трусов.
Он услышал дикие звуки и утопленные глубоко в звуках английские слова. В это время мимо как раз проскальзывала медсестра с расшлёпанным носиком.
- Если нужно, я могу перевести, я английский знаю, и французский знаю, и вообще все языки.
- Спасибо, у нас доктора говорят на иностранных.
Медсестра отошла.
"Боже мой! Я с ней флиртую! "Все языки!" - неподражаемо. Из черепа через дренажное отверстие льётся гнилая кровь по трубке. Я без трусов. На мне медицинские высокие чулки, как на девке, свалившаяся на одно плечо концлагерная распашонка, а я флиртую. Я в реанимации, чёрт знает на кого похож, видимо, а я флиртую. О, велика ты, сила сексуальности! Час как с операционного стола. Здесь просто ад. Привезли старика, он даже век не может поднять, рот открыт, лежит в центре реанимационной палаты. А я флиртую".
Он улыбнулся в темноте. Потом расхохотался. Тотчас же из глубины этого срежиссированного мрачным каким-то замогильным режиссёром Могилом Серебренниковым появилась она, с расшлёпанным носиком.
- Вам утку дать?
- Не знаю.
- Держите.
- А как ею пользоваться?
- Горизонтально её и в отверстие суйте.
Он сунул безо всякого стеснения.
Демон среди демонов, бес среди бесов, и она - демон. Разве бесы стесняются?
- Не получается? - она естественно наклонилась, чтобы разглядеть.
- Нет, - сказал он, - пока нет, не получилось.
- Это потому, что вы не пили ничего, до операции же нельзя. А с утра вы пили?
- Кофе в шесть утра.
- Ну потом сможете.
Выпрямляясь, она поставила на место, спустила вниз свою грушевидную попу в комбинезончике, под халатом у неё был комбинезончик.
Англоязычная женщина задышала и вдруг завопила на неизвестном языке.
- Пить хочет. Но ей нельзя. Профессор сказал, что ни грамма.
- Все мы тут бесы, и вы, и они, и я.
- Да, - согласилась она, - бесы.
- Земля управляется огненными бесами, вы знаете.
- Да, - кротко согласилась она.
- Они держат в тайне от нас, кто мы и зачем нужны. Нам позволяют только те открытия, которые нас запутывают. А другие не позволяют. То, что кажется нам нашими открытиями, есть лишь то, что позволено бесами. Они не пузатые-волосатые, а сполохи энергии, вы знаете?
- Я знаю.
- Света, там старика нужно обмыть. Принесли.
- Да, Даша, иду!
- Сними халат, запачкаешь. Он очень грязный.
Снимает, обнажив сильную грушевидную попу. Ушла.
Он закрывает глаза. И таки спит.
- Вот, наденьте! Это наши трусы. Простые медицинские. Давайте помогу, приподнимите попу.
Оказавшись на нем, трусы выглядят девичьими.
- Они же женские!
- Нет, они uniseховые. Для обоих полов. Утку дать?
- Давайте.
- Суйте.
Он суёт и журчит. Пытается закрыть утку зелёной крышкой.
- Дайте. Она не должна быть закрыта, утка. Почему так мало?
- Утром пил только кофе…
- Захотите ещё, скажите!
- Света, почему так мало света?
- Вам всем нельзя возбуждаться…
Она подвозит ещё одну ширму, и он оказывается изолирован от остального пространства реанимации.
Медсестра приходит, уходит, приносит утку так часто, зачем? "Мы что-то с ней совершаем, - понимает он. - Без предварительного сговора".
- Суйте. Почему так мало?
- Суйте. Почему так мало?
- Вот, сейчас хорошо.
Ему хочется, чтобы утка была доверху, чтоб она была довольна. Вид сексуальности.
Поутру профессор делает обход. Подходит и к нему, свернувшемуся в клубок, как вольерная обезьяна. Правая сторона черепа соединяется красивой, как конфеты "раковая шейка", прозрачной трубочкой, слой крови, слой воздуха, слой крови, с канистрой с его кровью, пристёгнутой к кровати. С профессором студенты и доктора. В зале реанимации светло. Он ищет глазами её и находит. Она в задних рядах, улыбается чарующей улыбкой простой русской бесовки-медсестры.
- Как себя чувствуете после операции?
- Спасибо, профессор, отлично. У вас такие старательные здесь сестрички.
Она лукаво улыбается в заднем ряду.
- После завтрака вас переведут в стационар.
Профессор уходит, толпа около его кровати рассасывается. Председатель бесцеремонно, мол, "подь сюда, ты!", подзывает медсестру пальцем.
- Тебя как зовут?
- Светлана.
Он услышал, как её зовут, ещё ночью, но ему хотелось подозвать её пальцем, в развязной манере: "Ты, иди сюда!" "Ты, иди сюда!"
Восставшая обезьяна
"После завтрака" затягивалось. Он впопыхах съел невкусную, несолёную рисовую кашку и такой же невкусный, несолёный салат, не стал пить чай, потому что руки у него тряслись и чай мог пролиться на кровать, проглотил сердцевину двух ("бриошей"?) комков теста с начинкой из фруктов и стал ждать перевода в "стационар".
Ждал с нетерпением по одной простой причине. Председателя, как важного, известного больного, поместили впритык к местоположению командования реанимацией, к командному пункту.
Столы (два), компьютеры, шкафы и шкафчики с медикаментами, челночно снующие мимо медсестры и доктора, всё это создавало ненужный трафик вокруг него. Он устал от их суеты, спать в таком месте было невозможно, тем более профессор объявил его переезд в стационар "после завтрака".
К тому же Председатель чувствовал себя зверем в зоопарке. И если зверь хотя бы мог встать на лапы и удалиться в заднее помещение, где его никто не будет видеть, Председатель полусидел, полулежал у всех на виду, в нелепом шутовском одеянии: в чулках и в распашонке, в по виду девичьих больничных трусах. Полголовы обриты, из головы идёт красно-белый шланг, направляясь к флакону, притороченному справа к краю кровати.
Между тем сменилась обслуживающая команда, её возглавляли особенно отвратительная Фаина Ивановна, женщина со злыми чертами упитанного лица, обрамлённого в каре черноволосой причёски, и сгорбленный, с движениями посетителя ТЦ "Европейский", - Рустам. Фаина Ивановна занялась тем, что вначале объявила о пропаже из компьютера неких данных о больных (или может быть даже об одном больном), и вся команда начала неистово искать эти данные. И в компьютере, и в бумажном виде - они обшарили все шкафы. Между тем больные харкали, стонали, сопели и были предоставлены сами себе.
"Все это выглядит как Дантов Ад. А Фаина Ивановна и Рустам - демоны", - отметил Председатель. В Аду, впрочем, отшторили окна и успели впустить дневной свет.
Не найдя данных, Фаина Ивановна обвинила в их сокрытии предыдущую смену: в частности медсестёр Свету и Дашу. За ними пошли, видимо, туда, где персонал переодевался, в надежде, что они ещё не покинули центр.
Пока их не привели, Председатель услышал нелестную характеристику его медсестры. Он узнал, что живёт она в области и что у неё есть ребёнок, прижитый неизвестно от кого, и что девушка легка на знакомства, понимай случайные связи.