- Знаете, про Шмяка ангелы ничего не говорили, но примерно в то время, когда его зачали, саранча нам весь огород поела, а у Алфея целый месяц живот пучило. Наверное, тоже какой-то знак. С другими мальчиками у меня так не было.
Ах, маменька. Я уже говорил, что она одержима бесами?
После ужина мы с Джошем развели отдельный костерок - подальше от остальных, надеясь, что нас отыщет Мэгги. Но отыскал нас Иоанн.
- Ты не помазанник, - сообщил он Джошуа. - К моему отцу приходил Гавриил. А у твоего ангела даже имени нету.
- Мы не должны о таком говорить, - сказал Джошуа.
- Ангел сказал моему отцу, что сын его приготовит путь Господу. А сын - это я.
- Прекрасно. Тебе я иного и не желаю, Иоанн, - только стань Мессией.
- Правда? - удивился Иоанн. - Но твоя мама, кажется, так… так…
- Джош может воскрешать мертвых, - сказал я. Иоанн перевел на меня безумный взгляд, и я на всякий случай отодвинулся - вдруг ударит.
- Ничего он не может, - сказал Иоанн.
- Может. Я сам два раза видал.
- Не надо, Шмяк, - сказал Джошуа.
- Ты лжешь. А лжесвидетельствовать - грех. - Однако Креститель, похоже, скорее запаниковал, чем разозлился.
- У меня не очень хорошо получается, - признался Джошуа.
Глаза Иоанна чуть не вылезли из орбит - но, видимо, больше от изумления, нежели от злости.
- Ты это взаправду? Воскрешал мертвых?
- А также исцелял недужных, - прибавил я.
Иоанн схватил меня за рубаху и притянул к себе так, словно пытался прочесть мои мысли.
- Ты ведь не лжешь, правда? - Он перевел взгляд на Джошуа: - Он не лжет, да?
Джош покачал головой:
- Думаю, что нет.
Иоанн отпустил меня, протяжно выдохнул и снова сел на землю. В его глазах, набухших слезами, поблескивало пламя. Он смотрел в пустоту перед собой.
- У меня гора с плеч. Я уже просто не знал, что делать. Я не умею быть Мессией.
- Я тоже, - сказал Джошуа.
- Эх, я надеюсь, ты и впрямь можешь мертвых воскрешать, - сказал Иоанн. - Потому что мою матушку это просто прикончит.
Следующие три дня мы шли с Иоанном - сквозь Самарию, в Иудею и наконец в Святой город. К счастью, рек или ручьев по дороге попадалось немного, поэтому крещения удалось свести к минимуму. Настрой у Иоанна был правильный - он действительно хотел избавить наш народ от грехов. Просто никто не верил, что Господь возложит ответственность за это на тринадцатилетнего мальчишку. Чтобы Иоанн был счастлив, мы с Джошем позволяли ему крестить наших младших в каждом водоеме по пути - то есть до тех пор, пока сестренка Джоша Мириам не расчихалась и Джошу не пришлось совершать экстренное исцеление.
- Ты и вправду можешь исцелять! - воскликнул Иоанн.
- Да ладно, насморк - пустяки, - сказал Джошуа. - Капелька соплей - фигня перед силой Господа.
- А ты… не попробуешь на мне? - спросил Иоанн, задрал свою хламиду и оголил причинные, сплошь покрытые болячками и зеленоватой коростой.
- Прикройся, прошу тебя, прикройся! - завопил я. - Опусти рубаху и сейчас же отойди!
- Какая гадость, - сказал Джошуа.
- Я что - нечист? У отца я спрашивать боялся, а к фарисею пойти не могу, поскольку у меня самого отец священник. Наверное, это оттого, что я в воде все время стою. Можешь меня исцелить?
(Тут я должен сказать, что именно тогда младшая сестренка Джошуа Мириам, судя по всему, впервые увидела причинное место мужчины. В то время ей было всего шесть лет, но зрелище настолько ее перепугало, что она так никогда и не вышла замуж. Последнее, что о ней известно: Мириам остригла волосы, надела мужскую одежду и переехала на греческий остров Лесбос. Но все это случилось намного позже.)
- Давай, Джош, - сказал я. - Возложи на недуг свои длани и исцели его.
Джошуа пасмурно глянул на меня и перевел взгляд на брата своего Иоанна. Теперь в его глазах читалось только сострадание.
- У моей мамы есть бальзам, можешь намазаться, - предложил он. - Давай поглядим сначала, подействует он или нет.
- Я уже пробовал бальзам, - хмуро ответил Иоанн.
- Этого я и боялся, - сказал Джошуа.
- А натирать оливковым маслом не пробовал? - спросил я. - Вылечить, наверное, не вылечит, но хоть отвлечешься.
- Шмяк, я тебя умоляю. Иоанн недужен.
- Извини. Джошуа сказал:
- Иди сюда, Иоанн.
- Господи-исусе, Джошуа, - вмешался я. - Ты же не собираешься его трогать, а? Он нечист. Пусть идет к прокаженным.
Джошуа возложил руки на голову Иоанна, и глаза Крестителя закатились. Я подумал, что он сейчас упадет, и он покачнулся, однако остался на ногах.
- Отец, ты послал этого отрока уготовлять путь. Так пусть же он телом своим будет чист так же, как духом.
Джошуа отпустил троюродного брата и шагнул на-, зад. Иоанн открыл глаза и улыбнулся.
- Я исцелен! - вдруг завопил он. - Меня исцелили. Он начал было приподнимать хламиду, но я поймал его за руку:
- Не стоит, мы поверим тебе на слово. Креститель рухнул на колени и распростерся перед Джошуа, ткнувшись физиономией ему в ступни.
- Ты поистине Мессия. Прости меня, что я сомневался. Весть о твоей святости я разнесу по всей земле.
- Э-э, как-нибудь потом, только не сейчас, - сказал Джошуа.
Не поднимаясь, Иоанн схватил Джоша за лодыжки.
- Не сейчас?
- Мы пытаемся держать это в секрете, - сказал я. Джош потрепал троюродного брата по макушке.
- Да, лучше пока об исцелении никому не рассказывать, Иоанн.
- Но почему?
- Нам еще пару вещей нужно выяснить до того, как Джош начнет быть Мессией, - сказал я.
- Каких? - не унимался Иоанн. Казалось, он снова готов расплакаться.
- Ну, например, где Джошуа потерял свою судьбу и позволено ли ему… э-э… творить мерзости с женщинами.
- Если с женщиной, это не мерзость, - поправил меня Джош.
- Нет?
- Не-а. Овцы, козы, да любое животное возьми - это мерзость. А с женщиной - тут что-то совсем другое.
- А если с женщиной и козой одновременно - это что? - спросил Иоанн.
- В Дамаске это пять шекелей, - сказал я. - А если захочешь им помочь - шесть.
Джошуа двинул меня в плечо.
- Извини. Бородатый анекдот. - Я ухмыльнулся. - Не смог удержаться.
Иоанн закрыл глаза и потер виски так яростно, словно пытался выдавить из черепа какое-то понимание.
- Так ты, значит, не хочешь, чтобы люди знали о твоей силе, потому что не понимаешь, сможешь возлечь с женщиной или нет?
- Ну да. А кроме того, я понятия не имею, как быть Мессией, - ответил Джош.
- Ага, и это тоже, - добавил я.
- Надо спросить у Гиллеля, - сказал Иоанн. - Отец говорит, он мудрейший из священников.
- Я спрошу у святая святых, - объяснил Джошуа. (А святая святых - это ковчег Завета, такой ларец, где хранили скрижали, врученные Господом Моисею. Никто из моих знакомых ее никогда не видел - ее держали во внутреннем покое Храма.)
- Но ведь это запрещено. В палату с ковчегом только священник может входить.
- М-да, задачка нам предстоит еще та, - сказал я.
Город напоминал огромную чашу, до краев наполненную паломниками, которых затем выплеснули в бурливое море остального человечества. Когда мы пришли, все мужчины уже выстроились до самых Дамасских ворот, ожидая очереди принести своих агнцев на заклание в Храм. Весь город окутало чадом - целых десять тысяч жрецов Храма забивали ягнят и жгли на алтаре их кровь и жир. Повсюду горели очаги: женщины готовили баранину. В воздухе висела хмарь - восторг и ужас миллионной толпы и примерно такого же стада. Гнилое дыхание, пот и моча воняли на полуденной жаре, в ней мешались блеянье ягнят, рев верблюдов, детский плач, женские завывания, рокот невообразимого множества голосов: воздух загустел от звуков, запахов, Господа Бога и самой истории. Вот здесь Авраам услышал слово Божье о том, что народ его станет избранным, здесь иудеи освободились из египетского плена, здесь Соломон выстроил первый свой Храм, по этим улицам бродили иудейские пророки и цари, и здесь хранился ковчег Завета. Иерусалим. Именно сюда пришли я, Христос и Иоанн Креститель - чтобы уяснить себе волю Божью, а если повезет, то и позекать на аппетитных девчонок. (А вы что думали - нас только религия с философией парили?)
Семьи наши встали лагерем за северной городской стеной, под фортами Антонии - крепости, которую Ирод выстроил в честь своего благодетеля Марка Антония. Две когорты римских солдат, сотен двенадцать, не меньше, наблюдали со стен за храмовым двором. Женщины мыли и кормили детвору, а мы с Джошуа помогали отцам подтаскивать ягнят поближе к Храму.
Как-то на душе неспокойно, когда эдак тащишь животное на верную смерть. Нет, жертвоприношения-то я и раньше видел, да и пасхального ягненка ел, но так, чтобы самому участвовать, - это впервые. Я тащил животину на собственных плечах, а она сопела мне в шею, как вдруг посреди всего этого шума, вони и суеты вокруг Храма выпала такая минутка - тишина, и только ягненок дышит, да сердчишко у него колотится. Наверно, я как-то сильно с шага сбился, потому что отец повернулся и что-то мне сказал, вот только слов я не расслышал.