Но мы остались в Храме, и Джош принялся доставать всех до единого священников, охранников и даже фарисеев, желая разузнать хоть что-нибудь о волхвах, которые приходили в Иерусалим тринадцать лет назад. Событие явно не настолько великое для публики, как для семейства Джоша: никто и понятия не имел, о чем он толкует.
За этим занятием прошло часа два, и под конец Джош уже практически орал на фарисеев:
- Их трое. Волхвы. Пришли потому, что увидели звезду над Вифлеемом. Пришли со златом, ладаном и миррой в руках. Ну давайте, вы же старые. Значит, мудрые должны быть. Думайте!
Что и говорить, такое обращение им пришлось не по нутру.
- Что за сопляк сомневается тут в нашей мудрости? Тору не знает, Пророков не знает - и туда же, укорять нас за то, что мы не упомнили каких-то бродяг.
Зря они это сказали. Никто не изучал Тору ревностнее. Никто лучше его не знал Писания.
- А ты спроси меня, фарисей, - сказал Джошуа. - Спроси что хочешь.
Если вдуматься, конечно, сейчас - несколько повзрослев, пожив, умерев и восстав из праха, - я понимаю: наверное, большего хамства, чем юный всезнайка, и представить себе невозможно. Разумеется, это возрастное - думать, что знаешь все на свете. Но теперь я сочувствую тем бедолагам, что взялись в тот день допрашивать Джошуа во дворе Храма. Тогда я, конечно, завопил:
- Покарай этих засранцев, Джош!
Он провел там несколько дней. Даже сходить поесть не захотел - я сбегал в город и притащил ему еды. Сначала его допрашивали фарисеи, но потом и кое-какие священники подтянулись из Храма - нет-нет да и вставить каверзный вопросик о каком-нибудь забытом еврейском царе или полководце. Джоша заставляли наизусть перечислять все генеалогии всех книг Библии, и он ни разу не запнулся. Я же оставил его спорить и бродил по Святому городу в поисках Мэгги, а когда понял, что мне ее не найти, - в поисках вообще каких-нибудь девчонок. Спал я в родительском лагере, полагая, что и Джош каждый вечер возвращается под отчий кров. Но я ошибался. Когда закончилось пасхальное пиршество и мы уже собирали манатки, к нам в панике прибежала Мария.
- Шмяк, ты Джошуа не видал?
Бедняжка была просто в отчаянии. Мне захотелось утешить ее, поэтому я раскрыл ей объятья, чтобы прижать к себе и успокоить.
- Мария, бедная, уймись. С Джошем все в порядке. Поди сюда, я тебя приголублю.
- Шмяк!
Я думал, она мне сейчас звезданет промеж глаз.
- Он в Храме. Господи, вот так захочешь проявить сострадание - и что получишь?
Но она уже унеслась прочь. Я нагнал их, когда она за руку выволакивала Джоша из Храма.
- Ты же насмерть нас перепугал.
- Должна была знать, что отыщешь меня ты в доме отца моего, - отбивался Джошуа.
- Нечего меня тут "отцом" попрекать, Джошуа бар Иосиф! Заповедь что говорит? Почитай отца своего и мать свою. А я сейчас что-то никакого почета не чувствую. Мог бы хоть записку прислать, зайти сказать, где ты будешь.
Джошуа посмотрел на меня умоляюще: выручай, мол, старик.
- Я честно пробовал ее утешить, Джош, но она и слушать ничего не захотела.
Позже я догнал их по дороге в Назарет, и Джошуа подманил меня поближе.
- Мама считает, что по крайней мере одного волхва найти можно, а уж он скажет, где искать остальных.
Мария кивнула:
- Одного звали Валтасар - черный такой, говорил, что он из деревни к северу от Антиохии. Он из той троицы один хоть как-то на иврите говорил.
Мне б ее уверенность. Хоть карт я в жизни не видел, "к северу от Антиохии" звучало как место большое, невнятное и жуткое.
- А еще что-нибудь на них есть?
- Да. Двое других пришли с Востока по Шелковому пути. Их звали Мельхиор и Гаспар.
- Значит, в Антиохию, - заключил Джошуа. Похоже, информация, полученная от матушки, его вполне удовлетворяла: будто, узнав имена волхвов, он, считай, их нашел. Но я сказал:
- Стало быть, ты собираешься идти в Антиохию, предполагая, что там кто-нибудь вспомнит человека, вроде бы жившего где-то на севере тринадцать лет назад?
- Не просто человека - волхва, - ответила Мария. - Богатого эфиопа. Как ты думаешь, их там сколько?
- Их там может вообще не оказаться - ты об этом подумала? Он уже умереть мог. Переехать в другой город.
- В таком случае, я ведь все равно уже буду в Антиохии, - сказал Джошуа. - И оттуда пройду по Шелковому пути и разыщу остальных.
Я ушам своим не поверил.
- Ты ж не один туда пойдешь.
- Один, разумеется.
- Но, Джош, ты беззащитен в этом мире. Ты ведь , только Назарет и знаешь, а тут люди нищие и глупые.
Не принимай на свой счет, Мария. Ты будешь, как… э-э… агнец среди волков. Тебе нужен я. Кому-то же надо за тобой присматривать.
- А что ты такого можешь, чего я не умею? На латыни говоришь ужасно, на греческом с большим трудом, а на иврите - с акцентом.
- Ну да. А если к тебе по дороге в Антиохию подойдет незнакомый человек и спросит, сколько у тебя с собой денег, ты ему что ответишь?
- В зависимости от того, сколько у меня с собой денег.
- Нет тут никакой зависимости. У тебя даже на корку хлеба не хватит. И вообще ты бедный побирушка.
- Но это же неправда.
- Вот именно.
Мария приобняла сына за плечи:
- Он дело говорит, Джошуа.
Джош наморщил лоб, словно задумался, но я точно знал - он рад слышать, что я хочу пойти с ним.
- Когда выходим?
- Когда, Мэгги говорила, у нее свадьба?
- Через месяц.
- Значит, до нее. Я не хочу тут быть, когда это случится.
- Я тоже, - сказал Джошуа.
Поэтому следующие несколько недель мы готовились к путешествию. Мой отец решил, что я совсем спятил, а мать явственно обрадовалась, что в доме освободится хоть немного места. Кроме того, все были довольны, что собирать деньги на невесту мне придется не сразу.
- Так сколько тебя не будет? - спросила мать.
- Не знаю. До Антиохии идти вообще-то не так долго, но бог весть сколько мы там пробудем. Потом пойдем по Шелковому пути, а это, наверное, длинная дорога. Не видел я, чтоб у нас тут поблизости шелка росли.
- Так возьми шерстяную тунику - вдруг холодно? Вот и все мамино напутствие. Ни "Зачем ты идешь?", ни "Чего ищешь?". Просто: "Возьми шерстяную тунику". Вот же господи… Отец поддержал меня больше.
- Я могу дать немного денег на дорогу, или можем купить тебе осла.
- Наверное, деньгами лучше. Осел нас двоих не снесет.
- А кого это вы там искать собрались?
- Волхвов, похоже.
- А с волхвами вам нужно поговорить зачем?
- Затем, что Джош хочет понять, как ему быть Мессией.
- А, ну да. И ты веришь, что Джош - Мессия?
- Да, но это не главное. Главное - он мой друг. Не могу же я его бросить.
- А если он не Мессия? Что, если вы найдете этих своих волхвов и они тебе скажут, что никакой он не особенный, а просто обычный парнишка?
- Ну, в таком случае ведь я ему там еще сильнее понадоблюсь, правда?
Отец рассмеялся:
- Да уж наверняка. Главное - возвращайся, Левий, и не забудь привести обратно своего друга Мессию. Теперь на Песах придется три места за столом оставлять. Одно для Илии, одно для моего потерянного сына, и одно - для его кореша Мессии.
- Только не сажай Джоша рядом с Илией. Если эти парни заведутся на религию, никому от них покоя не будет.
И случилось так, что лишь за четыре дня до свадьбы Мэгги мы Джошем смирились с тем, что одному из нас придется сказать ей: мы уходим. Спорили мы весь день, но выпало мне. Я видел, как Джошуа давил в себе такие страхи, что и взрослый вряд ли выдержит, но нести плохую новость Мэгги было ему не под силу. Я взял эту задачу на себя и притом постарался, чтобы у Джоша сохранились остатки достоинства:
- Ссыкло!
- Ну как я могу ей сказать, что мне больно видеть, как она выходит за эту жабу?
- Во-первых, подобным сравнением ты оскорбляешь всех жаб повсеместно, а во-вторых, почему ты считаешь, что мне это сделать легче?
- Потому что ты круче.
- Ой, вот только этого не надо, а? Кувыркаться тут и думать, что я не замечу, как ты мной манипулируешь? Она обязательно расплачется. А я терпеть не могу, когда она плачет.
- Я знаю, - сказал Джош. - Мне тоже больно. Очень. - И он возложил руку мне на голову, и я почувствовал себя лучше и гораздо сильнее.
- Только не пробуй на мне эту свою абракадабру, "Сын Божий". Ты все равно ссыкло.
- Если так, то пусть так оно и будет. Так и запишем.
Ну вот, Джош. Вот и записали. (Странно, слово "ссыкло" на этом языке - то же самое, что и в моем родном арамейском. Как будто слово ждало меня две тысячи лет, чтобы я смог его тут записать. Странно.)
Мэгги занималась постирушкой на площади с кучкой других теток. Внимание я привлек, запрыгнув на плечи своего дружбана Варфоломея, который злорадно обнажался, к вящему зрительскому удовольствию жен назарейских. Неуловимым кивком я показал Мэгги, что нам нужно встретиться наедине за ближайшей рощицей финиковых пальм.
- Вон за теми пальмами? - крикнула Мэгги.
- Ага, - ответил я.
- И дурачка с собой приведешь?
- Не-а.
- Ладно, - сказала она, отдала стирку младшей сестренке и резво поскакала к рощице.
Я удивился: свадьба так близка, а она еще и улыбается. Мэгги обняла меня, и я почувствовал, как все лицо мне залило краской, - не знаю, от стыда или от любви. Как будто между ними есть разница.
- Ну что ж, у тебя хорошее настроение, - сказал я.