Карл: Это абсолютная несостоятельность. Ты потерпишь неудачу в любом случае.
Мэри: Значит, при таком раскладе у любви нет цели. Это подходит.
Карл: Да ради Бога. Делай это. Забери себе. Восседай на этом. Унеси домой.
Мэри: Божественная любовь…
(Мэри пытается донести свою мысль, но Карл не останавливается.)
Карл: Восседай на этом. Делай все, что хочешь. Тру–ля–ля. Никому нет дела.
Мэри: Ей должно быть отведено достойное место!
Карл: Да, ты решаешь, что достойно, а что нет. Ага, забудь. Большое спасибо.
Мэри: У божественной любви нет цели, верно?
Карл: Большое спасибо за твою любовь.
Мэри: Нет, у меня нет этой любви, этой бесцельной любви. Но это любовь.
Карл: А, большое спасибо.
Роза: Ты разбиваешь ей сердце, прямо сейчас.
Мэри: (со смехом) Ничего страшного.
Роза: Такая у тебя работа.
Карл: Такая у меня работа. Я разбиватель сердец.
Франческо: Эй!
Карл: Абсолютный плейбой.
Мужчина: А мы - "Отель разбитых сердец". (смех)
Карл: Да, "Отель разбитых сердец" на веселом холме Аруначала. Само сердце.
Другой мужчина: Вчера ты сказал, что изготовляешь компост.
Карл: Да, все скопом и еще компост - и что получается? Лотос. Из компоста - божественный лотос. Я обладаю божественным локусом?
Тереза: Ага, по–немецки Lokus - это "туалет".
Карл: Верно.
Тереза: Твой язык - это нечто! (смех)
Карл: А то!
Тереза: (дразнит) Почему же немцы с утра такие серьезные?! (смех)
Карл: (со смехом) Меня не спрашивай!
Тереза: Что пошло не так? (смех)
Карл: Я для тебя недостаточно забавен?
Тереза: Ты неповторим!
Карл: О, в кидании камней! (смех)
Тереза: Может быть, это знак того, что ты действительно свободен.
Карл: От чего?
Тереза: От твоего немецкого происхождения. Потому что с тобой так весело.
Карл: Понятия не имею, о чем ты.
Мэри: (со смехом) Ты действительно свободен! Ладно, умолкаю.
Карл: Теперь она действительно хочет меня убить. Постоянно оскорбляет меня. Как бы ты меня ни называла, ты меня оскорбляешь.
Роза: (дразнит) "Немец!" (смех)
Карл: О, я должен смириться с тем, что я микроб!
Роза: Ничем не могу тебе здесь помочь.
Карл: Микробы находятся повсюду. Микробов больше, чем людей. (указывая на австралийца) Ему действительно повезло; австралийцев всего семнадцать миллионов.
Австралиец: Двадцать миллионов.
Карл: О, двадцать. В начале восьмидесятых было всего пятнадцать.
Австралиец: Правительство подумывает о том, чтобы выделять парам по пять тысяч долларов на рождение ребенка.
Карл: То же самое в Германии.
Австралиец: Мы не заинтересованы в иммиграции.
Карл: У немцев тот же страх, что они могут вымереть. Восемьдесят миллионов немцев должны теперь -! (смех)
Моника: Ты свою лепту вносишь, Карл?
Карл: Сейчас в Германии, если у тебя нет детей, ты должен платить более высокий налог. Вроде добавочного налога на отсутствие детей. Налог на одиночество. Тебя на самом деле заставляют. Германия становится сутенером, заставляющим тебя заниматься сексом. Вам теперь надо заняться сексом. (смех)
Маттиас: Страна не–брахмачариев.
Карл: Индия была такой же. Это парадокс. Двадцать лет назад сажали в тюрьму за аборт, давали годы тюрьмы за аборт. Но несколько лет назад все поменялось, и теперь за аборт ты получаешь десять тысяч рупий. Один день тебя сажают в тюрьму, а на следующий за ту же самую вещь ты получаешь десять тысяч рупий.
Георг: Только транзисторный приемник, Карл. Это не стоит так дорого.
Карл: Это означает, что один день может полностью изменить все.
Лиз: Одну концепцию на другую.
Карл: Это, собственно говоря, сознание. Непредсказуемое. Оно на самом деле сука. Никогда не знаешь, когда оно тебя укусит. Можно какое–то время ласкать щенка: "Щеночек мой, щеночек приятия". Но наверняка не знаешь, когда он тяпнет. Это прекрасно.
Ты никогда не достигнешь любви
Австралиец: Карл, у меня вопрос. Насчет бодхисаттвы. У меня никогда не было подобного осознанного переживания в этой жизни. Но в последнее время возникает некая связанная с ним энергия.
Карл: Это твое представление о бодхисаттве.
Австралиец: Это даже не представление, однако это все, с чем я могу его связать. Я не знаю, что это. Прос–то пытаюсь обозначить словом. Но это даже не слово. Мне и слов–то не подобрать. В течение многих летя относился к этому как к совершенно смехотворной идее, смехотворной концепции. Всячески поносил ее. Но необъяснимым образом в теле возникает определенное ощущение, энергия - ощущение отсутствия "я", сопровождаемое связанной с ним энергией. Не знаю. Возможно, я сильно заблуждаюсь, но почему–то объясняю одно другим. Я ничего об этом не знаю и не знаю, знаешь ли ты.
Карл: Рамана говорил об отсутствии "я", которое есть не что иное, как беспомощность. Из чего затем появляется что–то вроде "что это?". В отсутствие "я" ты просто делаешь то, что должно быть сделано. Не задаваясь вопросами. Это не делает кто–то. Ты как бы осознаешь себя в процессе делания.
Австралиец: Даже идея стремления к мокше, даже идея о невозвращении, прекращении перерождения - это такая эгоистичная идея.
Карл: Да. Все это исчезает в Том. Потому что в нем никто никогда не появлялся и никогда не исчезнет. Это все, о чем я говорю, - о той "безвыходности". Что бы ты ни переживал здесь, - это То, чем ты являешься, один из его аспектов; ты не можешь уйти оттого, что ты есть. Оно так же бесконечно, как и ты. Эта реализация того, чем ты являешься, так же бесконечна, как и ты. Это мокша - понимание того, что есть только Я. Существует только То, которое есть ты. И из него нет выхода.
Это полная остановка. Даже мокши больше нет. Это и есть мокша - свобода от второго, где ты не можешь уйти от того, чем являешься. Никогда не будет никакого достижения - выхода ли, любви - чего угодно. Для тебя не существует любви. Даже ее нет. Все твои мыслимые представления о чем–либо просто исчезают. Из этого нет выхода.
Все идеи происходят из идеи преимущества в нахождении выхода. Лишь полностью остановившись и поняв, что нет такой вещи, как "выход" из того, что ты есть, ты видишь, что То - это то, что есть.
Ты являешься этой энергией, этим отсутствием "я" внутри. Кто–то может назвать это словом "любовь", как она это делает. Существует только абсолютная безвыходность. Она не знает любви, или свободы, или еще чего–либо, потому что это - тотальное отсутствие какого–либо выхода из того, чем ты являешься. Это то, что называется "покоем", беспредельным покоем, но этот покой был всегда. Он никогда не исчезал. Это то, что называется "покоем ума", но ума больше нет. Все, что существует, есть Я. Все, что существует. Любая энергия, вибрация, что угодно, есть То, которое есть ты.
Из этого нет выхода, потому что нет преимущества контролирования чего–либо в последующий момент. Все, что ты способен контролировать, есть то, что есть ты, поэтому нет смысла в попытке контроля. Эта бессмысленность делания или неделания, поскольку они не создают преимущества, - это и есть сострадание. То, о чем ты говоришь, есть сострадание. Это сострадание - когда не остается никого, кто мог бы испытывать сострадание, жалость или еще что–либо. Жалость присутствует только потому, что ты жаждешь выхода. И тогда ты жалеешь себя и видишь, как другие делают то же самое. Но когда второго больше нет, ты не знаешь ее.
Это так естественно. В этом нет ничего особенного. Это не "божественная любовь" или еще что–то. Это твоя природа, и эта природа никогда не исчезала. Что с этим делать? Просто выпей еще кофейку, вот и все. За ваше здоровье. (отпивает из бутылки с соком)
Австралиец: За тебя!
Карл: Кстати, что бы здесь ни возникало, вроде "божественного", все эти особенные, обособленные вещи не имеют к этому никакого отношения. Ты полностью, абсолютно независим от всего этого.