Некоторое время они лежали молча. Джекрам и Страппи спали в своих палатках, но инстинктивно новобранцы подозревали, что Страппи будет подсматривать и подслушивать у входа в палатку.
Через час, когда дождь застучал по парусине, Карборунд произнес:
— Латно, кажеца, я понял. Если люди — грууфарские глупцы, то мы будем драться за эту грууфарскую глупость, потому што этто наша глупость. И этто будет хорошо, так?
Кто-то из них сел, пораженный подобным заявлением.
— Я понимаю, что должен бы знать это, но все же, что значит «грууфарский»? — в темноте раздался голос Малдикта.
— А, этто… да, когда папа-тролль и мама-тролль…
— Хорошо, да, кажется, я понял, спасибо, — заторопился Маледикт. — А здесь у нас, друзья мои, не что иное, как патриотизм. Хороша она или нет, но это моя страна.
— Ты должен любить свою страну, — произнес Шафти.
— Ладно, что именно? — голос Тонка донесся из дальнего угла палатки. — Утренний свет над горами? Ужасную еду? Эти чертовы Отвержения? Или всю мою страну, кроме того кусочка, на котором сейчас стоит Страппи?
— Но мы же воюем!
— Да, вот тут-то они нас и поймали, — вздохнула Полли.
— Что ж, я не куплюсь на это. Грязная игра. Они отмахиваются от тебя, но стоит им рассориться с другой страной, как тут уже ты должен сражаться за них! Страна становится только твоей, если речь заходит о войне! — вспылил Тонк.
— Все лучшие люди сейчас в этой палатке, — раздался голос Уоззи.
Неловкое молчание заполнило палатку.
Дождь все продолжался, и вскоре брезент стал протекать.
— А что будет, эмм, если ты завербуешься, а потом решишь, что тебе это не надо? — наконец произнес кто-то.
Это был Шафти.
— Кажется, это называется дезертирством, и тебе отрубят голову, — ответил Маледикт. — В моем случае это будет пустой тратой времени, но ты, дорогой Шафти, поймешь, что это поставит крест на всей твоей общественной жизни.
— Я никогда не целовал эту чертову картину, — признался Тонк. — Я перевернул ее, когда Страппи не смотрел на меня, и поцеловал ее сзади!
— Они все равно скажут, что ты целовал герцогиню, — махнул Маледикт.
— Ты п-поцеловал г-герцогиню сзад-ди? — ужаснулся Уоззи.
— Это была всего лишь картина, ясно? А не она сама. Ха, да я б и не стал целовать, если б это было так! — из разных уголков палатки донеслись хихиканья и какой-то смешок.
— Это было п-подло! — шипел Уоззи. — В раю Нугган видел как ты это сд-делал!
— Это была всего лишь картина, пойми, — пробормотал Тонк. — В любом случае, какая разница? Сзади или спереди. Мы все здесь, и я не вижу ни бифштексов, ни бекона!
Что-то прогудело наверху.
— Я завербовался, штоб увидеть иностраные места и встретить эротических людей, — произнес Карборунд.
Это вызвало минутное размышление.
— Ты, наверное, имеешь ввиду, экзотических? — спросил Игорь.
— Да, вроде того, — согласился тролль.
— Но они всегда врут, — сказал кто-то, и только потом Полли поняла, что это была она. — Они врут все время. Обо всем.
— Аминь, — согласился Тонк. — Мы сражаемся за лжецов.
— Ха, они могут быть лжецами, — прикрикнула Полли, передразнивая тявканье Страппи, — но они наши лжецы!
— Хватит, хватит, детишки, — утихомирил их Маледикт. — Давайте все же попытаемся хоть немного поспать, а? Но для начала дядюшка Маледикт расскажет вам сказочку на ночь. Однажды, когда мы попадем на поле битвы, капрал Страппи будет возглавлять нас. Разве же это не будет чудесно?
— Хочешь сказать, он будет перед нами? — спросил Тонк через мгновение.
— Да. Я вижу, ты меня понял, Тонк. Прямо перед тобой. На шумном, безумном поле, где все перепутано и столько всего может случиться.
— И у нас будет оружие? — задумчиво пробормотал Шафти.
— Конечно. Мы же будем солдатами.