- Сколько же часов понадобилось, чтобы вытащить вино из погреба! - заметил я.
- Вы правы, сэр, много, - согласился он.
Но о чем он думал, Фрост не сказал, а предложил Дональду подготовить короткое заявление и прочитать его напористым репортерам, которые еще не сняли осаду дома. Тогда они с добычей вернутся в свои редакции.
- Нет, - отрезал Дон.
- Совсем короткое, - мягко настаивал Фрост. - Если хотите, мы сейчас здесь его напишем.
Он написал его в основном сам, и я догадался, что Фрост это сделал скорее ради себя, чем ради Дональда. Ведь это ему приходилось каждый раз, когда он приезжал сюда, проталкиваться сквозь толпу газетчиков. Закончив, он прочитал заявление вслух. Оно звучало, как полицейский рапорт, с профессиональными выражениями, и было настолько далеко от безмерного горя Дональда, что тот в конце концов согласился прочитать репортерам заявление.
- Но никаких фотографий, - встревоженно предупредил Дональд, и Фрост пообещал, что проследит.
Они столпились в холле, сообщество охотников за фактами. Достигшие вершин своей профессии, все с цепким взглядом и броней равнодушия, выкованной сотнями подобных вторжений в чужую трагедию. Естественно, они сочувствовали парню, жене которого проломили голову, но новость есть новость, и газеты с плохими новостями раскупаются лучше, а если они не привезут ходовой товар, то потеряют работу, их места займут более ловкие. Конечно, парламентский комитет по печати запретил смакование жестокостей, но относительная свобода в описании бедствий и несчастий еще осталась.
Вместе со мной и Фростом Дональд вышел из кухни и без всякого выражения прочел текст, будто слова относились к кому-то другому:
- …Я вернулся домой приблизительно в пять часов вечера и заметил, что в течение моего отсутствия значительное число ценных предметов было вывезено… Я немедленно позвонил… Моя жена, которой по пятницам обычно не бывало дома, неожиданно вернулась… и, предполагается, помешала нарушителям…
Дональд замолчал. Репортеры записывали каждое слово и выглядели разочарованными. Один из них, очевидно, выбранный заранее, деликатно, сочувствующим тоном стал задавать вопросы от имени всех собравшихся:
- Не могли бы вы сказать, какая из этих закрытых дверей ведет в комнату, где ваша жена?..
Глаза Дональда невольно скользнули по дверям гостиной. Все головы повернулись к не дающей никакой информации белой деревянной двери и жадно изучили ее.
- Не могли бы вы точно сказать, что было украдено?
- Серебро. Картины.
- Каких художников?
Дональд потряс головой, будто что-то сбрасывая, и еще больше побледнел.
- Не могли бы вы сказать, сколько они стоили?
- Не знаю, - помолчав, ответил Дональд.
- Они были застрахованы?
- Да.
- Сколько спален в вашем доме?
- Что?
- Сколько спален?
Дональд озадаченно смотрел на репортера и наконец сказал:
- Наверное, пять.
- Не могли бы вы немного рассказать о своей жене? О ее характере, работе? Вы позволите нам сделать фотографии?
Ничего рассказывать Дональд не мог. Он покачал головой, пробормотал «простите», повернулся и пошел по лестнице на второй этаж.
- Это все, - решительно объявил Фрост.
- Немного, - заворчали они.
- Чего вы хотите? Крови? - Фрост открыл парадную дверь, предлагая им уйти. - Поставьте себя в его положение.
- Ох-хох, - довольно цинично усмехнулись они, но ушли.
- Вы видели их глаза? - спросил я у Фроста. - Точно насосы. Они впитывали все.
- Из этого десятка слов газетчики раздуют длинную историю. - Фрост едва заметно улыбнулся.
Тем не менее интервью дало желаемые результаты. Почти все репортеры уехали, осталось несколько человек, ожидавших свежих новостей, чтобы моментально умчаться в редакцию.