Как можно ждать? Ведь каждое утро она больше!
Жена крепко сжимала его у кисти, передавая бодрость. В делах гражданских и служебных Павел Николаевич был неуклонен и сам, - тем приятней и
спокойней было ему в делах семейных всегда полагаться на жену: все важное она решала быстро и верно.
А парень на скамейке раздирался-кричал!
- Может, врачи домой согласятся... Заплатим... - неуверенно отпирался Павел Николаевич.
- Пасик! - внушала жена, страдая вместе с мужем, - ты знаешь, я сама первая всегда за это: позвать человека и заплатить. Но мы же выяснили:
эти врачи не ходят, денег не берут. И у них аппаратура. Нельзя...
Павел Николаевич и сам понимал, что нельзя. Это он говорил только на всякий случай.
По уговору с главврачом онкологического диспансера их должна была ожидать старшая сестра в два часа дня вот здесь, у низа лестницы, по
которой сейчас осторожно спускался больной на костылях. Но, конечно, старшей сестры на месте не было, и каморка ее под лестницей была на
замочке.
- Ни с кем нельзя договориться! - вспыхнула Капитолина Матвеевна. - За что им только зарплату платят!
Как была, объятая по плечам двумя чернобурками, Капитолина Матвеевна пошла по коридору, где написано было: "В верхней одежде вход
воспрещен".
Павел Николаевич остался стоять в вестибюле. Боязливо, легким наклоном головы направо, он ощупывал свою опухоль между ключицей и челюстью.
Такое было впечатление, что за полчаса - с тех пор, как он дома в последний раз посмотрел на нее в зеркало, окутывая кашне, - за эти полчаса она
будто еще выросла. Павел Николаевич ощущал слабость и хотел бы сесть. Но скамьи казались грязными и еще надо было просить подвинуться какую-то
бабу в платке с сальным мешком на полу между ног. Даже издали как бы не достигал до Павла Николаевича смрадный запах от этого мешка.
И когда только научится наше население ездить с чистыми аккуратными чемоданами! (Впрочем, теперь, при опухоли, это уже было все равно.)
Страдая от криков того парня и от всего, что видели глаза, и от всего, что входило через нос, Русанов стоял, чуть прислонясь к выступу
стены. Снаружи вошел какой-то мужик, перед собой неся поллитровую банку с наклейкой, почти полную желтой жидкостью. Банку он нес не пряча, а
гордо приподняв, как кружку с пивом, выстоянную в очереди. Перед самым Павлом Николаевичем, чуть не протягивая ему эту банку, мужик остановился,
хотел спросить, но посмотрел на котиковую шапку и отвернулся, ища дальше, к больному на костылях:
- Милай! Куда это несть, а?
Безногий показал ему на дверь лаборатории.
Павла Николаевича просто тошнило.
Раскрылась опять наружная дверь - ив одном белом халате вошла сестра, не миловидная, слишком долголицая. Она сразу заметила Павла
Николаевича и догадалась, и подошла к нему.
- Простите, - сказала она через запышку, румяная до цвета накрашенных губ, так спешила. - Простите пожалуйста! Вы давно меня ждете? Там
лекарства привезли, я принимаю.
Павел Николаевич хотел ответить едко, но сдержался. Уж он рад был, что ожидание кончилось. Подошел, неся чемодан и сумку с продуктами, Юра
- в одном костюме, без шапки, как правил машиной - очень спокойный, с покачивающимся высоким светлым чубом.
- Пойдемте! - вела старшая сестра к своей кладовке под лестницей.