Онбылнебольшогороста,согромнойшеей,с
вывороченными икрами и пятками; длинные руки с толстымикороткимипальцами
доходили до колен. Как и лошадь, неподвижно стоявшая, несмотря на ветер,на
месте, он казался каменным; словно нипочем ему были и холод и вихрь.Кашель
раздирал ему горло и надрывал грудь. Когда приступ кончился, онсплюнул,и
на земле, возле жаровни,сновапоказалосьтемноепятно.Этьенвзглянул
сначала на старика, потом на пятно.
- Давно вы работаете в копях? - спросил он.
Бессмертный широко развел руками.
- Давно, ой давно!.. Мне не минуло и восьми лет, когдаяспустилсяв
шахту,какразздесь,вВоре,атеперьмнепятьдесятвосемь.
Посчитайте-ка... Сперва я был там подручным у забойщика, потом, когдавошел
в силуисмогвозитьвагонетки,менясделалиоткатчиком,апотомя
восемнадцать лет пробыл забойщиком. Затем, из-за проклятых ног, меняоттуда
перевели, и я стал ремонтным рабочим, делал насыпи и крепил галереи;итак
до тех пор, покуда не пришлось убрать меня изпод земли:докторсказалим,
что иначе я там и останусь.Ивотпятьлеттомуназадпоставилименя
возчиком... Ну, что скажете? Недурно, а? Пятьдесят лет в шахтах, даизних
сорок пять под землей.
Пока он говорил,кускираскаленногоугля,вываливавшиесяпороюиз
жаровни, озаряли красноватым отсветом его бледное лицо.
- Они все ладят, чтобы я отдохнул, - продолжал старик,-ноя-тоне
хочу: я ведь не так глуп, как они воображают!.. Продержусь еще два года,до
шестидесяти лет, и буду получать пенсию в сто восемьдесят франков. А еслия
с ними теперь распрощаюсь, то они дадут мне пенсиювсеговстопятьдесят
франков. Хитрый народ! К тому же яещесовсемкрепкий,воттольконоги
подводят. Это, видите ли, оттого, что слишком много водынабралосьуменя
под кожей: там, под землей, вас все время поливает. Бывают дни, когда ябез
крика лапой пошевелить не могу.
Приступ кашля опять прервал его.
- От этого-то вы так и кашляете? - спросил Этьен.
Бессмертный отрицательно замотал головой. Отдышавшись, он сказал:
- Нет, нет, это я простудился в прошлом месяце.Раньшеяникогдане
кашлял, а вот теперь никак не могуотделаться.Смешносказать,харкаюи
харкаю без конца.
Мокрота снова подступила ему к горлу, и он опять плюнул черным.
- Это кровь? - решился спросить Этьен.
Старик не спеша вытер рот тыльной стороной руки.
- Это уголь... У меня внутри его столько, чтоонбудетсогреватьдо
самой смерти. Вот уж пять лет я не спускался под землю; но в грудиуменя,
должно быть, накопился его целый склад, о котором я и не подозревал. Хе, это
поддерживает.
Наступило молчание; издали из шахты доносился равномерный стукмолота;
ветер проносился над равниной, словно вопль голода и усталости из недр ночи.