- Стало быть, шахта эта принадлежит господину Энбо? - спросил он.
- Нет, господин Энбо - всего только главный директор, - пояснил старик.
- Сму платят, как и нам.
Указывая вдаль, молодой человек спросил:
- Кому же принадлежит все это?
Но Бессмертный некоторое время не мог ответить: его снова душил приступ
кашля, такой сильный, что он еле отдышался. Наконец он сплюнул и обтер с губ
черную пену. Ветер усиливался.
- Гм!.. Кому принадлежит все это? Никто не знает. Людям.
И он протянул руку, как бы указываявомракенадалекое,невидимое
место, где живут эти люди, на которых более ста лет трудились поколения Маэ.
Казалось, в голосе егозвучалрелигиозныйтрепет,словноонговорило
недоступном святилище, где таилось тучное иненасытноебожество;всеони
приносили ему в жертву свою плоть, но никогда не видали его.
- Если бы хоть хлеба было вволю, - в третий разпроговорилЭтьенбез
видимой связи.
- Ну да, черт возьми! Будь всегда хлеба вволю, тогда было бы ладно!
Лошадь тронулась; за ней ушел и возчик, тяжело ступая больныминогами.
Рабочий, оставшийся на месте,инепошевельнулся;онсиделсъежившись,
уткнувшись подбородком в колени, устремив в пустоту большие тусклые глаза.
Подняв с земли свой узелок, Этьен все не уходил. Порывы ветраледенили
ему спину, а грудь припекало огнем. Может быть, все-такиспросить,нетли
работы на копях? Старик мог и не знать; теперь он сампоразмыслилиготов
был взяться за любую работу. Кудаемуидтиичтоделатьвэтомкраю,
изголодавшемуся от безработицы? Издохнуть под забором, какбездомномупсу?
Но он колебался, его страшила эта шахта Воре среди голойравнины,тонувшей
во мраке ночи.Ветеркрепчалскаждымпорывом;казалось,оннессяс
безграничных просторов. Ни проблеска зари в темномнебе;однидоменныеи
коксовые печи пылали во мраке кровавым заревом, ничего неосвещая.АВоре
по-прежнему лежало, распластанноевглубине,словнозлойхищныйзверь,
залегшийвноре,идышаловсепротяжнее,глубже,упорнопереваривая
человеческую плоть.
II
Среди полей, засеянных хлебом и свекловицей, спал подпокровомчерной
ночи поселок Двухсот Сорока.Едваможнобылоразличитьчетыреогромных
квартала,грудыдомишек,которыенапоминалисвоимипрямолинейными
очертаниямиказарменныеилибольничныекорпуса.Расположеныонибыли
параллельными рядами, а между ними проходили три широкие улицы,разделенные
на одинаковые участки с садиками. На пустынной равнине лишь завывал ветер да
хлопали по заборам сорванные решетки.
У Маэ,вшестнадцатомномеревторогоквартала,стоялатишина.В
единственной комнате верхнего этажа было совершенно темно, и тьма эта как бы
давила на спящих своейтяжестью;всеспаливместе,соткрытымиртами,
изнуренные усталостью.