– Дело довольно сложное, никаких гарантий. Пожалуй, приняться за него меня может заставить только алчность.
– Ну, конечно! – нетерпеливо воскликнула Бесс Хадлстон. – Я и сама умею заламывать цены. И сейчас я готова к тому, что буду выжата как лимон. В
противном случае, что со мной станет, если все это не прекратится и как можно скорее?
– Замечательно. Арчи, блокнот!
Я достал блокнот и принялся за дело. Пока она выкладывала мне факты, Вульф позвонил, чтобы принесли пива, и теперь сидел, откинувшись в кресле и
закрыв глаза. Впрочем, когда она рассказывала мне о бумаге и пишущей машинке, один глаз он все таки приоткрыл. Дело в том, что бумага и конверты
обоих анонимных писем, сообщила она, были точно такими же, какие использовались для деловой переписки девушкой по имени Джанет Николс, которая
работала у нее ассистенткой по организации праздников, причем и письма, и конверты были отпечатаны на машинке, принадлежавшей ей самой, Бесс
Хадлстон. Машинка эта находилась в ведении другой девушки, Мариэллы Тиммс, работавшей у нее секретаршей. Конечно, при сравнении Бесс Хадлстон
микроскопом не пользовалась, но для неискушенного взгляда шрифт машинки и писем казался совершенно одинаковым. Обе девушки жили в ее доме на
Ривердейл, и большая коробка с бумагой, конвертами и прочими канцелярскими принадлежностями хранилась в комнате Джанет Николс.
Следовательно, если это не одна из девушек… А может быть, это действительно одна из девушек? «Факты, Арчи!» – проворчал Вульф. Слуги? Нет, их не
стоит принимать во внимание, сказала Бесс. Ни один слуга у нее долго не задерживался, а значит, ни один не мог успеть проникнуться к ней
достаточной ненавистью. Услышав эту фразу, я понимающе кивнул, так как читал в газетах и журнальных статьях об аллигаторах, медведях и других
беспокойных обитателях ее дома. Жил ли в доме кто нибудь еще? Да, племянник, Лоренс Хадлстон, также получавший жалованье как ассистент, но,
согласно мнению тетушки Бесс, никоим образом не попадавший под подозрение. Больше никого? Нет, больше никого. Лица, достаточно близкие к дому,
чтобы иметь доступ к пишущей машинке и канцелярским принадлежностям Джанет Николс? Конечно! Такую возможность имели многие.
Вульф непочтительно хмыкнул. На всякий случай я спросил, как насчет достоверности содержавшейся в анонимках информации. Как насчет неверно
назначенного лекарства и вечеров в сомнительном обществе? Черные глаза Бесс Хадлстон впились в меня. Нет, об этих вещах ей ничего не известно. И
вообще, какое это имеет отношение к делу? Какой то негодяй пытается погубить ее доброе имя, распространяя о ней по городу неприглядные слухи, а
ее еще, видите ли, спрашивают, правда ли то, что в них говорится. Какая наглость! Хорошо, сказал я, давайте забудем о миссис Толстый Кошелек и о
том, где она проводит свои вечера. Пусть на бейсболе. Но ответьте хотя бы, есть ли у миссис Джервис Хоррокс дочь, была ли она больна и лечил ли
ее доктор Брейди? Да, нервно ответила Бесс, у миссис Хоррокс была дочь. Она умерла всего месяц назад, и доктор Брейди наблюдал ее во время
болезни. От чего она умерла? От столбняка. Как она им заразилась? Расцарапав руку о гвоздь в конюшне школы верховой езды.
– От столбняка не бывает неправильных лекарств… – проворчал Вульф.
– Да, это было ужасно, но к делу не имеет никакого отношения, – перебила Бесс Хадлстон. – Ой, я, кажется, опаздываю на встречу с мэром!
Понимаете, все ведь предельно просто. Кто то захотел меня погубить и избрал для этого такой мерзкий и грязный способ, как клевета. Это
необходимо прекратить, и если ваши умственные способности соответствуют вашим гонорарам, вы сумеете это сделать.