Качаю головой:
— Бля, ты неисправим. Поди лучше, скачай чего-то годного на флешку, на телике посмотрим, добытчик.
— Понял-принял.
Уходит с кухни, пока я доготавливаю рис. Мне кажется, гроза миновала, но нужно закрепить эффект и отбить желание поднимать тему в ближайшее время.
Хотя бы сегодня.
— Слушай, ты не хочешь помочь мне с уборкой?
— Когда? — не отрываясь от монитора.
— Сейчас, — пожимаю плечами.
Он пару секунд переваривает, потом недоуменно поворачивается в мою сторону:
— Ты серьёзно?
— Ну да. Мне всё равно надо что-то сделать с этим срачем, а тут ты так удобно подвернулся.
Жека с кислым выражением морды некоторое время изучает монитор, потом уточняет:
— Ты ж в курсе, что я жутко устал с трени?
— Нууу… а как же твоё пресловутое второе дыхание?
— Омг, ну ок, но ты мне должен, чел.
— Не вопрос. Там как раз рис поспел.
Мы хаваем под киношку, а после он помогает мне с уборкой, и мы моем, чистим, вытряхиваем, пылесосим и прочее по списку.
Жеку я сильно не напрягаю, всё-таки человек реально впахивал целое утро, но он, независимо от меня, умудряется делать как минимум половину работы, хотя бы потому, что физически сильнее. Я вообще удивляюсь, как он после сегодняшней нагрузки не задрых в машине. Есть у него такая привычка.
Мы перешучиваемся, пока убираем, и когда постелен обратно последний половик, я пропускаю Жеку в душ первым.
Он выходит через полчаса, хотя обычно моется минут пять, уставший, но свежий и довольный, пахнущий моим апельсиновым гелем для душа — купленным для него.
Поднимаю в его сторону бутылку с холодным пивом:
— Глянь, что у меня есть.
Широко улыбается:
— Ооо-о, моя прелесть. Чел, и ты скрывал?! Как ты мог?
Мы заваливаемся на диван в зал и смотрим Десанта — все части онгоуинг. Я задрёмываю, соскальзываю головой Жеке на бедро, в конце концов, отворачиваясь от раздражающего света телевизора. Блин… я же пообещал себе не дотрагиваться…
— Уже спишь? — через зевок спрашивает, ероша мои волосы.
Приятное, ласковое ощущение.
— Мг… — отвечаю, прикидываясь более спящим, чем на самом деле.
— Ну спи-спи, — его рука так и остаётся на моём плече.
Последнее, что я помню перед сном — эту расслабленную нежную руку, запутавшуюся в моих коротких волосах.
*
Когда я открыл глаза, совсем рассвело. Кинул вялый взгляд на часы и дернулся вверх:
— Жека! — встряхнул друга, но тот только поморщился: — Жека, вставай, уже восемь, у тебя треня.
Это сработало, будто на него вылили ушат воды. Он вскочил, дернулся за вещами и вдруг со стоном вернулся обратно, падая лицом вниз.
Я сел рядом и потыкал тело:
— Ууу, — ответило тело. — У мелких дружеский матч, Палыча с утра не будет… нам аж на полпервого… А так хорошо спал.
— Ладно, сори тогда, спи дальше.
— А ты? — спрашивает придушенно из-под подушки, в которую зарылся.
— А я хочу почитать кое-что, и я выспался, в принципе. Да и на работу надо будет собираться.
Не то чтобы вру, но, как минимум, лукавлю. Главное — как бы я ни старался, мне не заснуть, а мучить себя лежанием неохота.
Но восемь утра — уже неплохо. Как бы ни пафосно звучало, с Жекой я сплю лучше.
Не-сам я в принципе сплю лучше — поэтому за годы студенческой жизни я не столько искал кого-нибудь потрахаться, сколько чтобы заснуть вместе.
Дурацкая особенность, конечно.
— Не гони, чел, — пфыркает, широким движением подгребая меня себе под бок.
Мистер внезапность, бля.
Вздыхаю: ну ладно, нужно подождать, пока он заснёт. Всё равно до работы два часа.
Засыпает он почти мгновенно, но неглубоко, поэтому руку не расслабляет. Я за это время разглядываю его в упор — длинные ресницы, мелкую, колкую утреннюю щетину…
И приятно, и отвратительно щемит в груди от того, что он так близко, но так недоступно здесь, и тут же насмехаюсь над своей… силой воображения, раз за разом ставящей меня на колени.
Пытаюсь убедить себя, что это просто прихоть, просто желание быть не в одиночестве, и иногда убеждаю. И иду в отдалённый бар познакомиться с в меру приличной девочкой… или мальчиком, и провести вдвоём ночь или несколько ночей подряд.
В такое время я не отвечаю на звонки, а когда устроился на работу, звонил шефу, аля заболел.
Но это краткодейственное лекарство быстро убеждает, что я в сотый раз ошибаюсь, заменяя нужное суррогатами, набивая нервы плацебо.
Наверное, я слишком глубоко задумался, потому что внезапно уснул.
Проснулся — от звонка шефа: шел первый час, а я не явился на работу. Пришлось извиниться и лихорадочно собираться.
Самое противное, что, хотя Жека давно встал и умотал куда-то по делам, меня этот говнюк даже не разбудил.
*
Неделя выдалась сумасшедшей, пусть я и не слишком налегал на проект по работе, чем усыпил подозрительность шефа. Заниматься катком оказалось интересно, и я отдавал этому всё свободное время. Сначала закончил оптимальным простым вариантом, но позже пришла в голову одна идея, и я решил переделать ещё раз… и ещё раз…
В итоге, вместо одного проекта у меня получилось три его варианта, какой уж там владельцу понравится.
Не скажу, что в работе я видел смысл жизни или чувствовал что-то особенное, но это было то, что я умел делать, едва ли не единственное, что хорошо получалось и пробуждало интерес в виде проекции конечного результата. И я держался за это, как держится потерпевший кораблекрушение за осколки разбитого детского кораблика.
С другой стороны, заниматься чем-то другим меня тоже не очень тянуло, это ведь требовало морального напряжения, дополнительных сил для поиска, для неудачных попыток… сил, которых у меня не было, потому, что всё уходило на то, чтобы удержать себя в собранном состоянии, а не в виде рассыпавшегося кубика Рубика или горки никак не состыковывающихся друг с другом пазлов.
Главное — считать, переходить от одного количества к другому, от десятков к сотням и тысячам, и наоборот. Числа упорядочивают всё, отвлекают меня, успокаивают.
Успокаивают…
С наступлением пятницы я решил забить и найти кого-нибудь на ночь. Не святой же я, в конце концов.
Не знаю, хватило бы во мне романтичности хранить верность Жеке, будь там хоть один шанс — аки благородный рыцарь, отрекающийся от всего ради дамы сердца (что, скорее, свойственно литературным рыцарям нежели реальным), здесь же и так без шансов — нет смысла делать себя более несчастным.
Где-то по пути я встретил знакомого, и мы пошли в клуб… не совсем стандартной ориентации, ну и пошло-поехало… Очнулся я только к ночи воскресенья и, не особо прощаясь, укатил к себе.
Настроение было двойственное — тело болело тупо везде, но это была приятная боль, вызывающая чувство законченности. С другой стороны, неудобно получилось, что я не предупредил Жеку, а все входящие тупо игнорировал, боясь подшофе сказать что-нибудь не то.
Я вполз в прихожую, горло горело — так хотелось пить, и сразу шмыгнул в кухню.
Там неожиданно сидел Жека. Пил чай, клацал телефон.
Я умудрился не заметить его вьетнамок на дорожке, наверное, потому что у меня, в принципе, куча его обуви валяется.
— Првет, — хриплю, добираясь до воды.
— Привет, — отвечает хмуро. Осматривает с ног до головы: — Ты не отвечаешь на звонки.
Заглатываю литру — так, что льётся за шиворот.
Утолив жажду, отвечаю легкомысленно:
— Телефон разрядился, сори.
Поджимает губы:
— Хоть бы предупредил.
Мне становится смешно:
— Хорошо, мамочка.
Закатывает глаза:
— Это называется дружба, чел. Когда ты понятия не имеешь, где шатается твой бро, то начинаешь беспокоиться и звонить.
Фыркаю:
— Спасибо дружище. Ты меня ждал?
— Почти. Мать опять развела детский сад с этими внуками. Достало.
— Ого. Так ты просто ушел или вы поругались?
Он отвечает выразительным взглядом, и я понимаю, что конечно же он не срался с ней, а просто сказал четкое «нет» и ушел. Хорошо хоть, куда уходить есть, ибо мать у него временами… настойчивая.