– Я помню все, что я сделал, каждого человека, которого убил, каждую женщину, с которой переспал.
– Я знаю, – кивнул Эган. – Поскольку первый клон справился с заданием, фирма мистера Диннисена получила новые предложения. Мы рассмотрели их и оставили наиболее выгодные. Но, основываясь на полученном опыте, мы поняли, что нельзя посылать на задание эмоционально не окрепшего клона. Поэтому мы привлекли лучших специалистов в области генетики и создали вас – нового клона, который сохраняет все или практически все воспоминания объекта клонирования.
– Я вам не верю, – покачал головой Найтхаук.
– Этого я и не жду. – Эган всмотрелся в лицо Найтхаука. – У вас хватит сил встать?
Найтхаук опустил ноги на пол, встал. Его тут же качнуло, и он схватился за край стола.
– Что со мной?
– Ничего, – пожал плечами Эган. – Вы задействовали мышцы, которые впервые сократились и растянулись. У вас наверняка кружится голова. – Он подождал, пока Найтхаук сможет стоять, не опираясь о стол. – Все в порядке?
– Думаю, что да.
– Тогда сюда, пожалуйста. – И врач направился к двери.
Найтхаук и Диннисен последовали за ним. Выйдя из комнаты, все трое встали на движущуюся дорожку, которая повезла их по длинному, плохо освещенному коридору.
Поначалу им встречались только двери в стенах, потом дорожка вынесла их к контрольно‑пропускному пункту и остановилась, пока компьютер не проверил ретину и идентификационный жетон Эгана. Затем она двинулась вновь, чтобы через пятьдесят ярдов остановиться у следующего КПП.
Еще через двести ярдов коридор раздваивался, и Эган перешел на дорожку, уходящую вправо. Теперь КПП попадались все чаще, и наконец дорожка подвезла их к двери, ничем не отличающейся от множества других дверей, видневшихся по бокам коридора.
– Нам сюда, – объявил Эган.
Сканер проверил его ретину и отпечаток ладони, дверь скользнула в стену, открыв круглый зал, по периметру которого расположились прямоугольники ячеек.
– Ячейка 10547, – приказал Эган, и из стены выдвинулся ящик длиной в восемь футов. Сквозь полупрозрачную крышку виднелись контуры человеческого тела.
– Вот настоящий Джефферсон Найтхаук, – добавил Эган, коснувшись клавиши на пульте управления. Крышка ящика стала прозрачной.
Найтхаук увидел исхудалого мужчину, изуродованного чудовищной кожной болезнью. На лице белели лишенные плоти скулы, на руках – костяшки пальцев.
Оставшаяся кожа скукожилась и полностью потеряла пигмент.
– Таким я себя и помню. – Найтхаук отвернулся.
– Я понимаю, как вы потрясены, – посочувствовал Эган.
Найтхаук постучал себя по голове.
– Но это мои воспоминания. Я знаю, что мои. Они настоящие!
– Они настоящие, но не ваши, – вмешался Диннисен. – Признать это трудно, но сегодня – ваш день рождения в полном смысле этого слова. – Он выдержал паузу, дабы Найтхаук переварил все, что услышал. – Физиологически вам тридцать восемь лет, и болезнь Вдоводела вас еще не настигла.
– К сожалению, настигла, – поправил его Эган. – Но не вышла из инкубационного периода.
– Я же заразился эплазией, когда мне было под шестьдесят, – повернулся к нему Найтхаук. – Откуда ей взяться сейчас, когда я на двадцать лет моложе?
Эган пожал плечами.
– В вашей иммунной системе существует серьезная брешь. Поскольку клетки крови и тканей, из которых мы вырастили первого клона, были взяты у настоящего Найтхаука до того, как вирус эплазии перешел в более активную стадию, у первого клона вероятность заболевания оказалась крайне невелика.