Он пожал плечами.
— Сегодня.
— Сегодня полнолуние, — напомнила она, снова взглянув в окно.
— Я знаю. Поэтому — сегодня.
Луна, которую из своего укрытия видел Сикорский, стояла у самой вершины циклопической кучи сваленного как попало железного лома, рассыпая по нему неверный свет. Ее диск прорезала черная трещина голой неподвижной высохшей ветви дерева. Сикорский подумал, что Луна привязана к этой ветви в местах излома, потому что она стояла там уже с лишком час, не опускаясь.
Огромное пространство свалки дышало в темноте.
Под животом у Сикорского было колко от ржавой трухи, покрывавшей землю, но он терпел. Он ждал, прислушиваясь к шорохам и редким гулким ударам, отдававшимся в землю едва ощутимой дрожью. По правую руку от него лежали кинжалы, обращенные остриями к куче металла.
К половине первого ночи Сикорского насторожило редкое позвякивание, которое приближалось к нему со стороны далеких ворот. Сначала Сикорский приник к земле, дотянулся до кинжалов и схватил один из них, но потом отпустил. На лице его отразилось недоумение.
Позвякивание становилось все отчетливее, скоро за ним стали различимы осторожные мягкие шаги, которые, как рассудил Сикорский, могли принадлежать грузному высокому человеку, с опаской пробирающемуся между переплетений проволоки и останками пружинных кроватей. Под подошвами этого человека поскрипывала железная мелочь.
Сикорский напрягся.
Человек скоро вышел на освещенную луной лужайку, окруженную зарослями гнутой арматуры. Он стоял во весь рост, осматриваясь. За плечом у него стволами вниз висело ружье. Сикорский узнал давешнего мужчину из магазина, потому что луна посеребрила его бороду под испуганным бледным лицом.
— Здесь, — сказал сам себе бородач. — Где-то здесь.
Сикорский неслышно перекатился в сторону, оставив свои кинжалы далеко справа. Теперь он жалел, что не прикрыл их дерюжной тканью, прихваченной на дежурство. Мужчина с ружьем мог различить их по особому чистому отсвету клинков, бросавшемуся в глаза на фоне убогого жестяного блеска утиля. Сикорский облизал губы, почувствовав на языке режущую ржавую пыль, и мягко опустил руку вдоль туловища, нащупывая рукоять резиновой дубинки.
— Я знаю, что вы здесь, — шепотом сказал мужчина, смешно присев и разводя пустые руки в стороны. — Не бойтесь меня.
Сикорский подумал и таким же осторожным шепотом ответил:
— За каким чертом вы сюда явились?
— Я, — сказал мужчина и внезапно принялся, согнувшись, карабкаться на кучу. — Вы должны понять…
— Сюда, — негромко позвал его Сикорский, ругаясь про себя, — назад…
Мужчина сообразил, где он находится, повернулся спиной к пирамиде хлама, встал на четвереньки, оттопырив зад, и, придерживая ружье, пополз к Сикорскому. Оказавшись рядом, он для начала расчистил себе место широкими медленными лягушачьими движениями, отгребая в стороны мусор, как пловец воду. Затем отвернулся от Сикорского и быстро заговорил, глядя в темноту:
— Вы должны понять. Я еще в магазине догадался… Я знаю, зачем вы здесь!
— Зачем я здесь? — прошептал Сикорский, с ненавистью рассматривая его распластанную фигуру.
— Да, — мужчина вывернул голову на его голос, — я знаю, кого вы ждете… Я тоже читал у Ли Сянь-Миня в повести «Си Шу и юй» о лисах-оборотнях. Понимаете! Я знаю, это прозвучит для вас дико, но… Ведь это же необыкновенный случай, что здесь появилась такое чудо! Вдали от пагод, настоящая такая лиса-оборотень, которой тысяча лет. Вы… Послушайте!