Сирень, облитая лунным светом, пахла тоской, тревогой и страхом. Мария шла неосвещенной, темной стороной улочки, но и тут, рядом, сирень, дождавшись прохлады, источала запах, от которого становилось душно.
Не стучась, она отворила дверь, прошла через кухню. Пастор лежал на узком, не для лежания, маленьком диванчике, но, когда она входила, он, услышав ее шаги, поднялся и сел. Узнав Марию, он даже вскочил на ноги.
— Это вы? Слава богу, вы пришли, скорее говорите, что надо сделать, я иду, я готов. «Опять он готов!»
— Высказали… — начала Мария.
— Я ничего не говорил, — перебил он. — Вы здесь говорили с мертвым человеком… Я только что вернулся. Издалека. Там плачут дети. Они плачут, и кашляют, и тихонько жалуются… Я был в темнице, и вы посетили меня! Нет, не посетили! Это про меня! Это я не посетил. Я сидел и готовил самого себя… Идемте.
— Вы не в себе, — сказала Мария. — Вы только ключ мне, а вам никуда не надо.
— Нет-нет! Не отговаривайте. Я пойду: они в тюрьме, а я!..
— Где у вас ключ?
Ключи, целая связка разных, звенящих в руках, как колокольчики, ключей висела на гвоздике за книжным шкафом…
Он так и собрался, звеня всей связкой, выйти на улицу и шествовать к церкви. Мария встряхнула его за плечи раз, другой — и он не удивился, только перестал говорить.
Она стала ему объяснять властно, требовательно, нетерпеливо, что нужен всего-навсего один-единственный ключ, но чтоб он был именно тот, от маленькой двери в ризницу с тыльной стороны церкви. Он бессмысленно перебирал ключи, пальцы не слушались, и он плохо понимал, что ищет.
Мария потащила его на кухню, он шел послушно, спотыкаясь о пороги. На кухне пришлось зажечь лампочку — с улицы могли увидеть свет сквозь ветки, но думать было уже некогда.
Все ключи, стащив с кольца, Мария разложила на столе, и он узнал наконец свой ключ.
Пять раз она переспросила, заглядывая в глаза, тот ли.
Глаза стали у него осмысленные, можно было поверить — тот.
Она зажала ключ в руке и потушила лампу.
— Мы идем вместе!
— Вы все испортите, сидите тут, — строго сказала Мария.
— Пожалуйста, можно я пойду с вами, — умолял он, искренне и беспомощно, по-детски. — Не оставляйте меня.
— Сидите! — сказала Мария, даже не удивляясь, почему это она так разговаривает и почему он слушается.
Но он все-таки потащился за ней до самой калитки. Ему очень нужно было идти, он хотел идти, а без нее не знал, что делать, этот всю жизнь учивший и наставлявший со своего высока пастырь растерянно искал чьей-нибудь руки, которая повела бы его куда нужно.
Солдат прохаживался в ожидании в самом конце переулка. Услышав ее шаги, он быстро обернулся и пошел далеко впереди, показывая дорогу. Так они, не выходя на площадь, обогнули ее кругом и вошли в тень первых редких деревьев городского сада, где-то за городом переходившего в перелесок и в настоящий лес.