Но я повстречал тебя либо слишком поздно, либо
слишком рано, - сам не знаю, что вернее. Когда тебя не было,всеуменя
шло хорошо.
В начале декабря того же года, о которомяпишу,когдамнеудалось
убедить твою мать отправить тебя из Англии,ятутжесновасобралпо
кусочкам смятое и изорванное кружево моего воображения, взял свою жизньв
собственные руки и нетолькодописалоставшиесятриакта"Идеального
мужа", но и задумал и почти закончил еще две совершенно несходные пьесы-
"Флорентийскую трагедию"и"LaSainteCourtisane"["Святаяблудница"
(фр.)]. Как вдруг, нежданный и непрошеный,приобстоятельствахроковых,
отнявших у меня всю радость, ты возвратился. Я уже не смог взятьсязате
двапроизведения,которыеосталисьнедоработанными.Невозможнобыло
вернуть настроение, создавшее их. Теперь, опубликовав собственныйсборник
стихов, ты сможешь понять, что все, о чем я пишу, чистая правда.Впрочем,
поймешь ты или нет, все равно этастрашнаяправдаугнездиласьвсамой
сердцевине нашей дружбы. Твое присутствиебылоабсолютногибельнымдля
моего Искусства, и я безоговорочно виню себязато,чтопозволялтебе
постоянно становиться между мной и моим творчеством. Тыничегонежелал
знать, ничего не мог понять, ничего не умел оценить по достоинству. Да я и
был не вправе ждать этого от тебя. Все твои интересы были сосредоточены на
твоих пиршествах и твоих прихотях. Ты всегдахотелтолькоразвлекаться,
только и гнался завсякимиудовольствиями-иобычнымиинесовсем
обычными. По своей натуре ты в нихвсегдануждалсяилисчитал,чтов
данную минуту они тебе необходимы. Я должен был запретитьтебебыватьу
меня дома или в моем рабочем кабинете без особого приглашения.Явсецело
беру на себя вину за эту слабость. Да это и была только слабость.Полчаса
занятий Искусством всегда значили для меня больше,чемкруглыесуткис
тобой. В сущности, в любое время моей жизни ничто неимелонималейшего
значения по сравнению с Искусством. А для художника слабость не чтоиное,
как преступление, особенно когда эта слабость парализует воображение.
И еще я виню себя за то, что я позволил тебе довести меня до полногои
позорного разорения. Помню, как утром, вначалеоктября1892года,мы
сидели с твоей матерью в уже пожелтевшем лесу, в Брэкнелле. В товремяя
еще мало знал о твоем истинном характере. Однажды я провел стобойвремя
от субботы до понедельника в Оксфорде. Потом ты десять дней жил уменяв
Кромере, где играл в гольф. Разговор зашелотебе,итвояматьстала
рассказыватьмнеотвоемхарактере.Онаговорилаоглавныхтвоих
недостатках - о твоем тщеславии и отом,чтоты,каконавыразилась,
"безобразно относишься к деньгам". Ясно помню, как я тогда смеялся.Яне
представлялсебе,чтотвоетщеславиеприведетменявтюрьму,а
расточительность - к полному банкротству.