Хоть поверьте, хоть проверьте,
Но вчера приснилось мне,
Будто принц за мной примчался
На серебряном коне.
Вы знаете, что такое магический мир после войны? Ничерта вы не знаете. Половина прислуживает, половина рожает. Папенька в темнице, а maman, вестимо, на улице. Что значит в длительной ссылке.
Чтобы сохранить конфискованный мэнор, я должен был продаться в рабство, то есть пойти на работу. Хотя, что это еще, если не рабство? Хорошее дело таким словом не назовут.
И вот я уже полгода состою в услужении у рыжих Уизли. Меня закрепили за ними. Ну как закрепили, в смысле я сам напросился, кретин. Не спрашивайте, зачем, причина была, да только не выгорела. Поттера я у них ни разу так и не встретил. Ну ладно, ладно, раз уж проговорился. Ну да, из-за него, из-за кого же еще? Если вы когда-нибудь хоть раз кого-то любили, когда смотришь на него, и пол из-под ног уплывает, вы поймете. А не поймете, так и не надо. Такого я не пожелаю даже врагу.
— Драко, дорогой.
Уфф, снова толстая Молли. Я всегда у нее “Драко” и особенно “дорогой”, когда нужно выгнать гномов или почистить столовое серебро. Хоть бы раз вспомнила обо мне, когда надо сыграть в квиддич на поле за домом.
Ну и отдельные плюшки в виде рыжей пискли по имени Джинни и ее братца-придурка. Но после войны это уже мелочи жизни. Меня таким точно не напугать.
А сам дом… Знаете, когда Антуан, наш прежний шеф-повар в мэноре, надумал кормить нас самым свежайшим, велел домовикам построить курятник. Так вот, то место, где жили и гадили наши куры, было куда богаче и красивей. Но, разумеется, я об этом благоразумно молчу, не хочу наживать себе новых врагов, после войны у нашей семьи их и так предостаточно. Когда речь заходит о том, чтобы скостить срок для родителей или вернуть свое поместье назад, я становлюсь до приторности предупредительным и осторожным.
Так вот, возвращаясь к дому Уизли: это не просто курятник, это курятник с претензией, надстроенной по самое не могу. Если бы каждый петух решил воздвигнуть себе по своей собственной башне, прилепляя ее к старой стене, это бы примерно и выглядело как дом у Уизли. Совершенно бестолковое здание, которое держится только на магии, да и то кое-как.
А самое интересное в том, что дети-то выросли. И старшие, Перси, Чарли и Билл, которых не слышно, не видно, и близнецы, бизнес которых успешно прет в гору, — все они предлагали им деньги. Но то ли мистер и миссис Уизли слишком привыкли к этому убожеству и не желают с ним расставаться, то ли желают переехать отсюда сразу же в их собственный особняк. Вообще-то я в курсе про их план, который они называют скромным словом “домик у озера”, и прекрасно знаю, что Молли имеет в виду. Пустующий замок Эйвери и десять тысяч акров земли, выставленные министерскими на торги.
Но кто их осудит? Разве что я, потому что по плану Молли это жилье им должен обеспечить национальный герой, когда станет мужем рыжей Пискли. Конечно, вслух об этом не говорится. Этот разговор я подслушал однажды под дверью и не могу сказать, что был сильно обрадован, когда осознал, что рыжие так и не оставили своих матримониальных затей. Хотя с чего бы им это делать? Красивый, успешный, богатый. Плюс национальный герой. Любая дура такого захочет. Наверное, даже я бы его захотел, если бы и так не был в нем по уши всю свою жизнь. Сам до сих пор не пойму, как при моих-то амбициях, мне единственному наплевать, богат он или беден, красив или нет. Я просто хочу его, сколько знаю. Руки, губы, его поганый характер, ну и, разумеется, все остальное, что там под мантией. Очень хочу. Насовсем. Так получилось. Papa жутко орал, когда об этом узнал. А потом вроде даже смирился. Может, тоже понял, что мне просто не светит.
Но что-то я сильно отвлекся за разговорами. Мандрагора сама себя не посадит. Вздыхаю, утираю пот со лба рукавом старой мантии — единственная новая надежно запрятана в сундуке, потому что преступление гробить ее во дворе у Уизли.
Беру семена и тащусь в огород. Я у них еще и садовник.
Щепотка магии в теплую землю, золотая пыльца, — и округлые семена прочно оседают в земле. Еще парочка садовых заклинаний над свежевспаханной грядкой, и вскоре должны появиться первые всходы. А пока у меня по плану прополка, чтобы успеть до обеда. И очистка ковров. За это время у них я многому научился. Солнце жарит немилосердно, даром, что еще только май.
— Гарри прислал мне открытку. Такая красивая, — голос у рыжей остался такой же противно-писклявый, хотя сама она выросла и, к моему огорчению, сильно похорошела. Но я стараюсь не забивать себе голову тем, что Поттеру, скорее всего, нравятся ее рыжие космы. Утешаю себя мыслью, что у них совершенно неблагородный медный отлив.
— Он так давно не писал.
Я змеей приникаю к земле, надеясь, что Пискля меня не увидит, и осторожно выглядываю из-за куста. Пользуясь любым случаем, я пытаюсь узнать о Поттере как можно больше, сам не знаю зачем.
Уизли вообще говорят о нем очень немного, и я так до сих пор и не понял, где он торчит. То, что я успел выхватить из-за закрытых дверей, было сказано тихим шепотом. Но все эти “секретное задание”, “аврорат”, “прикрытие”, “магглы”, я все равно пропускаю мимо ушей. Ну какое прикрытие, если этот кретин ничего не умеет? Вчерашняя бестолочь со школьной скамьи. Наверняка просто решил отдохнуть от своего геройского прошлого и сейчас оттягивается там, где тепло. А может, это я себя так утешаю. Ненавижу бояться не за себя. Мне пока достаточно того, что он по-прежнему светит плакатными улыбками с газетных полос, а за его спиной маячат то пальмы, то горы. И так я хотя бы знаю, что он жив и здоров. Пускай не со мной. Зато и не с ними.
— …Он пишет, что у него все хорошо, — делится рыжая важной новостью со своим тупым братцем.
— О, это круто.
Я закатываю глаза. Да неужели? Круче и быть не могло. Нашли, кому верить. У Поттера все будет хорошо даже на смертном одре, лишь бы не волновать дорогую семейку. А между строк слабо прочитать?
Прислушиваюсь, в надежде расслышать еще что-нибудь, подаюсь немного вперед, и ветка под руками подло трещит.
— А тебе чего надо?
Крепкая лапа нагло тянет меня за воротник. Вот ведь рыжий бугай!
— Лапы прочь! — я резко вырываюсь на волю и высокомерно перехожу в наступление: — Потопчешь мандрагору, сам будешь рассказывать матери, зачем это сделал. Она очень обрадуется, у мандрагоры сейчас как раз лунный цикл.
— Ты нас подслушивал… — рыжий все-таки стушевался и теперь растерянно отступает. Матери он боится как в детстве, но все равно продолжает меня обвинять: — Чтобы рассказать всем своим.
Я снова завожу глаза вверх. Все, как он выразился, “мои” уже давно распиханы по тюрьмам и по палатам в клинике Мунго, нацеловавшись с дементорами. Идиот.
— Да что у вас можно подслушать? — я высокомерно ухмыляюсь ему прямо в лицо. — Как ты снова продул на квиддичном поле? Или как твоя сестрица целуется с Томасом, пока Поттера где-то носит?
Упс. Не надо было этого говорить. Глядя, как исказились их лица, я понимаю, что оплошал. Да, я видел, я знаю, но именно этого знания они мне как раз не простят. Ведь этой тайной я могу кое с кем поделиться. И, кстати, обязательно поделюсь, когда он вернется. Пусть этот гребаный натурал никогда не достанется мне, но я приложу все усилия, чтобы он и ей не достался. Поттер достоин верной жены. Как бы нелепо это ни звучало из моих уст.
— Ты… — шипит рыжая. Сейчас она особенно похожа на ведьму. В плохом смысле этого слова. — Если ты еще хоть раз откроешь свой рот…
Дальше мне слушать неинтересно. Все опять пойдет как по нотам. “Если ты… бла-бла-бла… мерзкий хорь… бла-бла-бла… Слизерин… Ненавижу… Почему его надо было отдавать именно нам?.. Не видать тебе мэнор… И отцу твоему так и надо…“