– Пап! Дай денег! Очень нужны.
Шли к нему, потому что он безропотно давал им на карманные расходы, а жена в таких случаях всегда пускалась в крик, что они не могут позволить себе столько тратить.
Только раз в году, в апреле, Свен позволял себе расслабиться, когда брал бутылку водки, садился на их малюсеньком заднем дворе рядом с жаровней для барбекю, которая изображала для него костёр, потому что за открытый огонь грозил немыслимый штраф. В апреле был день рождения бати, и он, выпив дозу, глядел на звёзды и вспоминал о том, как вот так же смотрел на небосвод из открытой двери «Ваза», пока отец с дружками о чём-то басил у костра после ухи под водочку. А потом батя расталкивал его на рассвете. Вставать не хотелось, но он заставлял себя. Они ставили удочки, а над рекой поднимался предрассветный туман. Стояла тишина, от которой звенело в ушах. Такое не забыть никогда!
Потом был институт в Рыбинске. Благодаря природной памяти ему легко давался английский. Перед окончанием какие-то дяди беседовали с ним с упором на патриотизм. Начиналась перестройка с неопределённостью в трудоустройстве, и он согласился. Затем был Институт внешней разведки КГБ, английский и шведский язык. Попал маленький городок в Швеции, где бродил, запоминая, где он якобы учился, и какую церковь посещали его родители. Переезд в США и натурализация. В это время по телевизору стали показывать жуткие кадры из СССР о старушках, торгующих барахлом в переходах, людях на баррикадах, толпах, сваливающих памятники. Денежный ручеёк из Москвы иссяк, и пришлось думать, как зарабатывать себе на жизнь. Так он оказался в автомастерской в городке поблизости от Вашингтона.
О нём вдруг вспомнили два года назад, и как раз вовремя, потому что он уже собирался закрыть мастерскую и объявить банкротство. Пошли инструкции и деньги, на которые ему удавалось всё ещё поддерживать на плаву свой бизнес. За ним закрепили лишь один «ящик» в пригороде Вашингтона, куда он ездил раз в неделю. Вот и сегодня, как его в своё время обучили в школе КГБ, после проверки местности он выкопал из-под желтых листьев в парке пакет и оставил другой, очевидно, с деньгами. Российская Служба внешней разведки работала по старинке, как бывшая КГБ.
Свен Андерсен посмотрел на часы, загасил сигарету и тщательно запер все двери. Затем он достал отвёртку и отвинтил заднюю крышку старенького приёмника, стоявшего в мастерской. Внутри находилось входное отверстие для флешки, которую накануне вынул из тайника в парке. Нажал на кнопку на передней панели, и сообщение пошло. Затем он вторично проделал ту же самую операцию, как того требовала инструкция, которую прислали из Москвы вместе с приёмником. Задняя крышка вернулась на своё место. Достал паяльную лампу и расплавил флешку. Его функции на этом завершились. Дальше пусть разбираются в Москве, а ему пора домой.
В это время над Северной Америкой пролетал российский спутник-шпион.
Служба внешней разведки России.
Отдел США.
На этот раз компьютерная сеть работала. Их начальство не хотело отставать от технического прогресса, и понаставило массу электроники, половина из которой не функционировала или просто простаивала потому, что никому не была нужна. К тому же происходили постоянные сбои, в которых оперативные службы винили технические, а те, наоборот, обвиняли всех в некомпетентности.
Сегодня шёл материал, который передал их новый агент из Ленгли. Он был непроверенным, и по установленной процедуре всё то, что от него поступало, подвергалось сомнению и сравнивалось с донесениями других агентов. Чтобы не рисковать, на «ящик» для связи расконсервировали парня, который на много лет залёг на дно, и никто не знал, чем он дышит сейчас. Поэтому Борису Лавренёву поручили проанализировать, чего стоит новый агент, и как работает курьер. Даже из первых сообщений стало ясно, что америкос решил срубить бабла и валил без разбора всё, что попадало к нему на стол. Если бы с ними затеяли игру, то слили бы что-нибудь существенное, чтобы завоевать доверие, а не муть из мусорного ведра. Американцы работают по установленным схемам.
Он раскладывал по файлам документы с пометкой «подлежит проверке», зная, что вряд ли кто-либо будет их проверять. Слишком несущественными они казались. Часть пришлось отправить по другим службам, как, например, о жене депутата Думы, которая переписывалась с каким-то кубинцем. Это – в ФСБ. Они должны заниматься жёнами.
Упоминание о жене депутата напомнила ему, что он должен позвонить своей собственной, чтобы узнать, к какому времени надо подъехать, чтобы забрать её с работы. Это поважнее, чем жена какого-то пенька из Думы. А мысли между тем переключились на Карину. Что-то у них сломалось. Уже восемь лет, как женаты, дочка скоро пойдёт в школу, на первый взгляд всё нормально. Но у него появилось ощущение, что в их малюсенькой квартирке повисла атмосфера тоски. Именно тоски, когда единственное, чего хочется – это, чтобы тебя не трогали, чтобы не требовалось отвечать на чьи-то вопросы, чтобы просто было тихо вокруг. Очевидно, это стала чувствовать и девочка. Начались капризы, она уткнулась в свои электронные игрушки, где, молча, играла часами напролёт.
– Приезжай к семи! – Буркнула Карина в трубку и отключилась.
А ведь раньше было не так. Её голос просто звенел, когда она отвечала ему по телефону. И всегда спрашивала, обеспокоенно:
– С тобой всё в порядке?
Почему-то считала, что у него опасная работа. Но это постепенно прошло, и теперь в её голосе слышалась просто усталость.
Борис думал, что необходима какая-то разрядка и летом повёз всю семью в Анапу. Выезжать за границу им не разрешалось. Но и из этого ничего не вышло. Отдых у моря превратился в цепь раздражающих происшествий и нестыковок, в которых они принялись обвинять друг друга. В конце концов, оба были счастливы, когда отпуск, наконец, закончился, и они сели в самолёт, чтобы лететь обратно. Анапа только усугубила ситуацию в их семейной жизни.
Мысли о том, каким образом следует встряхнуть Карину и как заставить её по-другому смотреть на мир и на него самого, были прерваны телефонным звонком. Внутренний и, как всегда, в самый неподходящий момент.
– Лавренёв! Зайди ко мне!
Его непосредственный начальник. Пришёл на два года раньше него, но уже успел подняться на одну ступеньку выше, и стал руководителем их секции. А в отношении себя Борис понимал, что у него самого такой перспективы не было. Как-то не получалось попасть в струю. Плюс требовалось необъяснимое нечто, что позволяло начальству смотреть на тебя как на перспективный кадр. И он осознавал, что это качество у него отсутствовало. Сидел-то он на хорошей стране. К Америке всегда самое пристальное внимание. По работе претензий к нему не было. Даже успел получить ещё одну звёздочку на погоны. Начальство говорило: «Толковый офицер». Но только и всего. На этом его характеристика и заканчивалась.
– Как у тебя с новичком? – Спросил шеф, когда Борис уселся у него в кабинете.
Агент был новым, и ему даже не успели дать кличку.
– Работаю. Выдаёт всякую мелочёвку. Пока ничего определённого.
В большинстве случаев уходили годы на выявление этого самого «определённого».
– Действуй побыстрее! Наши контрики полагают, что штатники затевают с нами какую-то игру. Надо быть настороже!
В их Управлении внешней контрразведки что-то пронюхали, но, как всегда, темнили.
– Они говорят, что полагается знать, с кем работаем. Поэтому давай, Боря! Составь на него справку! Надо просветить новичка насквозь.
А вот это уже задание неприятное. Вместо того, чтобы распихивать материал по файлам и забывать о нём, теперь придётся копаться и проводить сравнительный анализ с уже имеющимися у них данными. Нудная и потенциально опасная работа. Ошибку потом долго будут вспоминать. На его памяти один так ошибся, что его турнули с оперативной работы и сейчас сидел в хозяйственном управлении. Шоферами теперь командовал.