Онжалобноразмахивалпереднейкарандашом,
охваченныйнеудержимымтворческимпорывом.Онскорчилсянанизеньком
стульчике, не приближаясь к ней,несходясместа.Тогдаонарискнула
приоткрыть лицо. Что могла она поделать? Она в еговласти,аунегобыл
такой несчастный вид; и все же она колебалась, ее мучил стыд.Медленно,не
говоря ни слова, она высвободила голую руку и положила ее, какпрежде,под
голову, старательно придерживая другой рукой одеяло, в которое закуталась.
- Какая вы добрая!.. Я постараюсь кончить поскорее, еще чуть-чуть, и вы
будете свободны.
Он опять склонился надрисунком,бросаянадевушкуострыевзгляды
художника, для которого существует только модель, аженщинаисчезает.Она
снова покраснела, ощущая его взгляд, ее голая рука и плечи, которые она,не
смущаясь, обнажила бы на балу, сейчас почему-то преисполняли еестыдом.Но
этот молодой человек казался ей таким сдержанным, что она мало-помалу начала
успокаиваться, щеки охладились, рот раскрылся в широкуюдоверчивуюулыбку.
Она принялась, в свою очередь,изучатьего,поглядываясквозьопущенные
ресницы. Как он напугал ее вчера, какой ужас ей внушили егопустаяборода,
взлохмаченная голова, порывистые жесты! Оказывается,оннедуренсобой,в
глубине его карих глаз таиласьбольшаянежность,аегоизящный,каку
женщины, нос над взъерошенными усамиудивилее.Нервнаядрожьсотрясала
художника, карандаш в его тонких проворных пальцах казался живымсуществом,
и это, она не могла бы объяснить почему, ее растрогало.Нет,оннеможет
быть злым, его грубость проистекает от застенчивости.Всеэтоонаскорее
почувствовала, чем поняла, и, успокоившись, началаприходитьвсебя,как
если бы находилась у друга.
Мастерская,правда,всеещепугалаее.Онабросалапосторонам
изумленныевзгляды,потрясеннаяцарившимвокругбеспорядкоми
заброшенностью. Перед печкой, еще от прошлой зимы,накопиласьзола.Кроме
кровати, умывальника и дивана, здесь не было никакоймебели,впрочем,был
еще старый шкаф и большой сосновыйстол,гдевалялисьвперемежкукисти,
краски, грязные тарелки, спиртовка, на которой стояла кастрюлька с остатками
вермишели. Всюду были разбросаны хромоногие мольберты идырявыесоломенные
стулья. Вчерашняя свеча валялась на полу около дивана; по всему быловидно,
чтоздесьмесяцаминеподметают;итолькобольшиечасыскукушкой,
расписанныекраснымицветами,звонкоотбивалиходвременииказались
веселыми и чистыми. Но больше всего ее пугали эскизы, развешанные без рам по
стенам; эскизы потоком заливали стены, спускались до полу, гдегромоздились
кучей набросанных одно на другое полотен.Никогдаещеейнеприходилось
видеть столь ужасной живописи, резкие, кричащие, яркиетонаоскорблялиее
подобно извозчичьей ругани, доносящейся издверейхарчевни.