Николай Григорьевич уверен, что после родов у жены пошатнулось здоровье, жалел её. Нет, лучше уж молчать.
С наступлением ночи, дождавшись, когда захрапит муж, Божена встала с постели и, набросив пеньюар, прокралась в свою комнату. Перед большим зеркалом на столе, где стояли баночки с кремом, румянами, помадой и прочими средствами для поддержания красоты, она расставила в подсвечники чёрные свечи, вынув их из запиравшегося на ключик ящичка, поочерёдно зажгла их. Закрыла глаза с трепещущими ресничками и погрузилась в полусон
***
На стене бывшей господской гостиной одиноко висел портрет Божены в раме, где питерский художник изобразил её в чёрном платье, с веером в тонкой руке. Другие картины, среди которых были и ценные, принадлежащие кисти великих мастеров, увезли вместе с мебелью и дорогой утварью представители новой власти. Куда? А неизвестно. Сказали огорчённым коммунарам, почёсывающим подбородки, что всё изымается в пользу государства.
А нам на чём спать, на чём есть? Али по-собачьи, на полу, прикажете? сердился председатель коммуны.
Доски вам дадут, сколотите столы и топчаны.
Раздосадованный Игнат скользнул взглядом по единственной оставшейся картине:
А эту чего не забрали? Всё уж забирайте!
Ценности не представляет Кто это?
А я знаю?
Барынька это, отозвалась Васёна, толкавшаяся неподалёку, я видала точно она.
Красиваяодобрил представитель. Ну и оставляйте себе.
Божена в чёрном платье с обнажёнными плечами, сжимающая тонкой белой рукой пышный веер из страусовых перьев, словно ожила на холсте, раздвоилась, и вот её лёгкая призрачная тень ступила маленькой ногой в кожаной домашней туфле на грязноватый паркет.
Что стало с гостиной! Ни мебели, ни зеркал, ни ковров, ни дорогих бронзовых подсвечников. Голые стены с торчащими гвоздями, на которых висели раньше картины и гобелены.
Мра-а-азипрошептала Божена и горько, со всхлипами, рассмеялась.
Матерь Божья! услышала она за спиной.
На лестнице стояла повариха со свечой в руке и таращилась в лежащую у ног темноту, барыни она не видела. Щёки у Анны побледнели, лицо исказилось от страха, она мелко крестилась, шепча молитвы.
Божена захохотала, глядя на дрожащие поварихины руки, шагнула в холст, будто в дверь, и исчезла.
Весь следующий день у неё было дурное настроение, она без причины накричала на няню и горничную, а потом, утомившись, застыла у окна с видом на Эйфелеву башню, где её и нашёл муж.
Генерал повозился с кресле-качалке, от чего оно жалобно скрипнуло.
Не хмурь свой хорошенький лобик, усадьба в целости и сохранности Надевай шляпку и поедем кататься с детьми, они давно просят. Хорошо?
Так уж и быть, Николенька.
Генерал с трудом поднялся и привлёк Божену к себе, поцеловал в висок.
Как я рад, что тебе больше не надо красить волосы, я так люблю этот лён О, Божественная
Он, задыхаясь и краснея лицом, покрывал поцелуями её волосы, щёки и губы
Николенька, а как же кататься? тихо засмеялась Божена.
Успеется
***
Что ни день, то наведывается в бывший свой дом Божена, где сейчас расположилась коммуна. Хотя почему бывший? Она по-прежнему считает усадьбу своей, а коммунаровграбителями. Невидимый дух ходит по дому, по двору, заглядывает в коровник, где бабы доят бурёнок и пеструх, в конюшню, в амбары
Разбойники, грабителираздаётся её свистящий шёпот.
Доярка настораживается:
Фрось, ты, что ль, говоришь чего?
Нет, я молчу.
Почудилось, значит, успокаивается баба.
А Божена уже в кухне. На плите в большой медной кастрюле булькает суп, она достаёт из-за корсажа мешочек с высушенными и растёртыми в порошок ядовитыми грибами. Мешочек самый настоящий, стоит его выпустить из руки он становится видимым.
Божена высыпает две щепотки в кастрюлю:
Кушайте на здоровье, гости дорогие, хлеб да соль вам, говорит она, подражая манере деревенских.
От двух щепоток половина людей заболеет, а вторая половина помрёт. Тогда и уберутся проклятые из усадьбы.
В обед коммунары отведали супа, а к вечеру слегли с отравлением. Бледная как полотно повариха рыдала и клялась, что суп был самым обычным, она сто раз такой готовила.
Захарыч, вот те крест, я же всё, всё как всегда
А Божена только хохотала, глядя на муки заболевших.
То ли ещё будет!
Весь день она была весела, поминутно смеялась. Горничной подарила свою пёструю шаль с яркими розами на чёрном фоне, прошитый золотыми нитями, а няне выбрала из шкатулки серебряное кольцо с уральским самоцветом.
О, мадам Хелен, это очень дорогая русская шаль, спасибо! восхитилась Жюли.
Женевьев тоже осталась чрезвычайно довольна подарком. "Мадам сегодня в духе, подумала она, это неспроста!"
Чтобы порадовать мужа, Божена выразила желание поехать вместе со всеми завтрашним утром в церковь. Генерал просиял. И оттого, что жена мила и весела, и оттого, что захотела поехать в церковь, и оттого, что здоровье у неё, кажется, идёт на поправку. Он, листая газету, тихонько мурлыкал полечку, которую разучивала с Боженой дочь Маша.
***
Они ездили молиться в православный собор Александра Невского на улице Дарю. Николай Григорьевич своей вере изменять не собирался и считал это едва ли не самым страшным грехом.
Красота какаяшептал он, с благоговение рассматривая луковицы башен-колоколен с золотыми куполами.
Внутри церковь украшена настенной живописью, изображающей Богоматерь, Спасителя, Святою Троицу и святых. Дети во время службы таращили глаза на картины с библейскими сюжетами. Крошка Майя, вытащив замусоленный пальчик изо рта, показывала на Христа, ходящего по воде.
Па, там дядя!
Это Спаситель, доченька. Генерал обожал детей, младшую Майечку в особенности.
Божене в церкви опять стало дурно. Она едва стояла на слабых, как будто ватных ногах, чувствуя сильное головокружение. Всё так и вертелось, мелькало перед глазами: яркие фрески, иконы, светильники, пятна горящих свечей в руках молящихся
Божена вытерла кружевным платочком лоб, прикрыла глаза, чтобы унять эту бесконечную круговерть перед глазами.
Мадам, вам нехорошо?
Женевьев, присматривающая за детьми, первой заметила, что Божене снова стало дурно.
"Странно, подумала она, почему мадам всегда делается плохо в церкви?"
Да, мне душно, я выйду на воздух.
Едва Божена миновала паперть, как почувствовала облегчение, а отойдя на десяток метров от собора, и вовсе позабыла про недомогание.
"А матушка спокойно ходила в церковь, вспомнила она, добрая была Старинной книгой не пользовалась, да и мне отдавать её не хотела, перед смертью велела сжечь".
Божена хотела исполнить матушкину просьбу, но открыла кожаный переплёт, украшенный золотым тиснением, и рука не поднялась. Удивительно, что в книге ей всё было понятным: прорисованные знаки, схемы, подписи к ним, все незнакомые ранее слова и заклинания. Это сила, это власть нет, добровольно Божена с ней не расстанется. Лежит книга в запертом на ключ ящичке вместе с чёрными свечами и мешочками высушенных трав.
Служба закончилась. Нарядные прихожане выходят из собора, лица у них умиротворённые, светлые. Вот и генерал с детьми и няней показался, а с ними какой-то незнакомый солидный господин.
Дорогая, это русский доктор, Пётр Аркадьевич, отрекомендовал он, подходя к Божене. Он будет тебя лечить.
Здравствуйте, доктор поклонился.
Здравствуйте Но зачем, Николенька? У меня есть врач, месье Леру.
Не доверяю я этому французику, вот Пётр Аркадьевич придёт и осмотрит тебя.
Что ж, или она отговорит мужа от этой затеи, или придётся перед доктором изображать себя больной.
Буду очень рада, месье, Божена обворожительно улыбнулась.
4
Жюли, Жюли! заволновалась кухарка в белом чепце и фартуке, увидев в кухне мелькнувший подол. Спроси мадам что готовить на ужин: рябчика или курицу?
Я не хочу лишний раз попадаться ей на глаза, испугалась горничная, вдруг она снова не в духе? Спроси сама.
Не могу. Когда я захожу в комнаты, она говорит, что теперь всюду воняет кухней Пригласи мадам сюда, я сама скажу. Дурочка, чего ты боишься?