И я все чаще замечала, как бережно и ненавязчиво Егор оберегал моего малыша от тряски. Как, басовито что-то урча ему на ухо, подкладывал в тарелку лучшие кусочки, заставляя ужинать, или обедать. Как, не напрягаясь особенно, переламывал упертость моего чада. Наверное, сынок чувствовал себя настоящим мужиком рядом с дядей Егором. Потому, что все чаще стал перехватывать у меня сумки с продуктами, когда мы возвращались с ним из магазина. Как стремился помочь мне принести воды с колонки. Как старательно пыхтел, самостоятельно раскладывая кресло - кровать перед сном...
А потом мы переехали в новый дом. Получили квартирку в двухквартирном деревянном доме у самой реки. А впридачу - просторную ограду и огород, плавно спускающийся к воде.
Дом был стар, но, тем не менее, в нем было тепло. А уют - дело неленивых рук. Беленые стены, белоснежные окна украшены вышитыми занавесками и тюлевыми гардинами. Спальный гарнитур, разделивший большую комнату на две крошечные спаленки: для меня и сыночка. "Потайной ход" между тремя высокими тумбочками, соединенными полками в стену. Плети аспарагуса, спускающиеся до самого пола, легчайший аромат цветов на узких подоконниках. Плотный ковер, расстеленный на полу у задней стенки печи, от угла до угла заставленный разномастными машинками. Детский овальный столик, стульчик. И книжный стеллаж от пола до потолка, заполненный самой разной литературой. И кухня. Печь, обогревающая весь дом. Уголок за печью с умывальником и прочими причиндалами, что так нужды в деревенском обиходе. И самое главное: намертво прикрученный к потолочной балке турник. Рядом пристроился "канат" из толстой веревки с навязанными узлами. Не для меня. Для сына.
Наверное, наши отношения нельзя назвать любовными. Я не сгорала от страсти и ревности. Спокойно выслушивала сплетни о похождениях Егора. А сплетен было много. Разных. А еще - меня доставали родители. Их все так же раздражало мое одиночество. Позор для них - дочь родила ребенка без мужа. И вообще не собирается связывать себя узами брака. Много чего я выслушала от них. Всякого. Обвинений в распутстве. Угроз отобрать сына. И еще. И еще... Отказ в помощи стал последней каплей. Это сейчас можно купить все, что угодно, а тогда... И я сдалась, совершив самую непростительную ошибку За мной давно ухаживал трижды разведенный мужичок. Алкоголик. Но... Бог не дает непосильной ноши. Мы поженились. Первые полгода все было... терпимо. Но наступило седьмое ноября. Праздничный концерт отгремел под дружные аплодисменты. В методкабинете накрыты столы. Праздничное застолье. Рука Егора на моем плече. Мы говорили о прошедшем концерте, рядом с нами сидела и жена Егора. А мой супруг бегал от стола к столу и самым наглым образом надирался. Нет, повода для ревности не было. С начала моего замужества наши отношения с Егором не выходили за рамки пристойности. Мы не встречались вне работы. Мы не давали поводов подозревать нас в адюльтере. Но... алкоголику не нужны мотивы. Ему нужна единственная возлюбленная - злодейка с наклейкой. А уж потом можно и повод найти. С тех пор никто не смог меня убедить, что алкаш может бросить в любую минуту. Что его можно вылечить, закодировать, отвадить от бутылки.
Так продолжалось долгие шесть лет. Ревность - безосновательная, удушающая - она преследовала меня. В каждом жесте, слове, взгляде искался и находился намек на измену. Я перестала носить яркие наряды, сменив их на безликую невзрачную одежду. По уши закопалась в хозяйство - как раз наступили лихие 90 - е. Зарплату практически не платили, отмахиваясь взаимозачетами. Поэтому - огород, полный двор мычащей, блеющей, пищащей и гогочущей живности. Вечно распахнутые ворота - я не успевала их затворять. Так называемый муж гарцевал на "Жигулях", то уезжая на пьянку, то возвращаясь с нее... Мне было страшно - а вдруг авария?! Ладно, если сам навернется. А если кого-нибудь собьет?! И я научилась "ломать" машину, переставляя провода то на аккумуляторе, то на трамблере... Пьяному Хохлу было невдомек, а я не спешила сознаваться в содеянном...
В конце 96 - го он ушел от меня, обвинив во всех возможных и невозможных грехах. Я пожала плечами, собрала и выкинула на улицу все его вещи, выволокла из подполья ведро с известью, добавила туда раствор "Белизны", и устроила грандиозную побелку. В доме сразу стало чище и легче дышать. Алкоголики - все - энергетические вампиры. Даже такие, как мой бывший муж. Он ни разу не поднял на меня руку. И не потому, что был паинькой, нет. Просто я была сильнее. Духовно и физически. Он боялся той ярости, которая временами захлестывала мой разум... Еще в середине нашей совместной жизни он попытался "поучить" меня... Я не знаю - как это вышло, но удар левой - и Хохол летит под печь, сшибая на пути стулья и кастрюлю с плиты. Звон разбитой посуды доносится до меня как будто издалека.
Приглушенно - будто сквозь вату. А я вижу себя сверху со стороны... Вижу, как он выползает на четвереньках в сени, слышу, как хлопает дверь, а на моей руке повисает сын... -Мама! -
И я возвращаюсь в себя... Не знаю - что было бы со мной, если бы не вскрик сына... Возможно, кто-то из нас остался бы на семейном поле брани. Возможно... Но что толку гадать?! Знаю только, что после я жестко контролировала себя, не давая возможности сорваться вновь... Я уходила, не ввязываясь в словесную перепалку. Мне надо было выжить самой, надо было вырастить сына. Надо было ... Много чего надо было мне... Егор смотрел на меня больными глазами.
-Алька, зачем тебе Хохол? - спрашивал он. в очередной раз щелкая портсигаром. -Я бы понял, будь он родным отцом твоего сына... Гони ты его!
Я только вздыхала. Если бы это было так просто! Одинокая женщина в деревне - это плохо. Как бы ты ни старалась блюсти себя - слухи ползут все равно. Тем более - когда работа подразумевает частые встречи с самыми разными людьми. И если один мужик не придаст вашему общению никакого второго или даже третьего смысла: встретились, переговорили о деле, разошлись, то другой... Другой наплетет семь верст до небес, да все лесом. И вот уже ползут за спиной шепотки... А если учесть, что доброхотов множество, то порой так много нового узнаешь о себе... Вот и я - узнавала. То бабка - соседка вдруг разглядит подъехавшую по темноте машину, а утром бежит ко мне наперерез. Я как раз шла от колонки с двумя полными ведрами:
-Ты, девка, чего ето делашь - то?! Мужика на уборку спровадила, а сама других привечашь?! Вот я мужику - то все докажу!
Я смотрела на бабку и не знала - плакать мне или смеяться. Это ж мой собственный мужик ночью приехал на побывку из соседнего села. Потому, как три дня шел дождь, и косить рожь было нельзя. А на рассвете за ним заехали, и он вновь умчался на заработки...
- Ты, бабка Аграфена, когда в окно-то пялишься, глаза разувай, - ответила я. - А то ведь и я могу чего углядеть... К тебе ведь по сю пору дед Михей шастает...
Бабка осталась у колонки, а я пошла дальше. Когда на плечах коромысло с двумя полными ведрами - легко держать осанку...
А то вдруг соседке из дома напротив что-нибудь этакое приблазнится... Я лишь пожимала плечами:
-Говорят - значит, я все еще жива...
В конце концов - не драться же с ними... Много чести будет на каждый чих здравствовать...
Глава третья.
Снова осень... Золотятся верхушки старых тополей у дома, где когда-то жил Егор... Пожухла, стала жесткой трава - мурава. Желто - золотистые бархатцы и шафраны все еще радуют глаз неброской красотой, вливаясь в общее красочное полотно сибирской осени... Окна моего дома смотрят на Обь. Теперь она заросла камышом и рогозом, затянулась бурыми плетями водорослей, покрылась пятнами кожистых листьев кувшинок и нимфей. Цветов уже нет - их время ушло. Вода нынче все лето стояла высоко: дождей шло много. Да и горы щедро делились талыми водами. И было в этом что- то сакральное для меня. Я стала бояться своих ночей. Мне снится и снится один и тот же сон: ночь, полная луна, канат, туго натянутый между двумя соснами и мы - высоко над землей все кружим и кружим в странном танце. А потом... Потом канат обрывается, и я остаюсь висеть в воздухе, а мой партнер разбивается о землю... Я просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем, задыхаясь от невыплаканных слез. Сажусь на постели, и долго гляжу в темноту. Долго - долго, пока не растворяюсь в ней, пока сама не становлюсь темнотой...
Я люблю золотую осень. Особенно самое начало, когда еще не пришли холода. Когда еще не ползут по небу мрачные тяжелые тучи, беременные не то дождем, не то снегом, не то ледяной смесью того и другого. А в осени я люблю последнюю пятницу августа, или первую - сентября. Тут уже не важно - какое число наступит. Потому, что в субботу -долгожданное открытие охоты. Нет, не так... ОТКРЫТИЕ ОХОТЫ! Пожалуй, так вернее... Вы любите охоту?! Я не с вами. Я к охоте равнодушна. Но мне очень нравится наблюдать - как к этому радостному событию готовятся заядлые и не очень любители. О. это сказка! Поэма! Роман в тысячу томов! И это - еще одно воспоминание из прошлого...