Почему? всё-таки произношу, чувствуя движение пальца по губам.
Мужчина лишь прикрывает глаза на мгновение. Очерчивает злосчастным пальцем контур моих губ.
Тебя пытались отравить, Ася. Больше этого не повторится. И только я хочу задать следующий вопрос, он шумно выдыхает:Пожалуйста, Ася. Сначала тебя осмотрит врач, потомв случае, если будет позволено, ты поешь, и только потом мы немного поговорим.
Мужчина гладит мою щёку и отступает в сторону. В это время в палату входит врач. Он внимательно осматривает мои глаза, кожные покровы, язык, ощупывает лимфоузлы.
Всё в порядке, док? спрашивает Тихонов.
Да, благодаря тому, что мы спешно ввели пациентку в состояние медикаментозной комы и сделали полную очистку организма, сейчас состояние значительно лучше. отчитывается перед ним врач. Эти две недели
Две недели?! испуганно переспрашиваю, резко вскакивая на койке, и смотрю прямо на Богдана.
Он морщится. Мне кажется, он сильно изменился за прошедшее время. Так, сходу, и не скажешь, в чём именно заключаются эти перемены, но теперь он выглядит чуточку иначе. Тихонов быстро подходит ко мне, наклоняясь, заключает в свои стальные объятия и говорит:
Тише, Ася, не устаивай истерику.
Я хочу возразить. Разве можно не знать, что ты близок к истерике? Но стоит только почувствовать его крепкие, надёжные руки, я сразу вспоминаю тот вечер, который случился для меня только вчера. Вспоминаю, как задыхалась, пока странная пена бурлила и выплёскивалась из меня, и начинаю рыдать.
Мужской подбородок упирается в мою макушку. Сквозь сжатые зубы он выговаривает что-то врачу. Я не разбираю слов. Прямо у меня под ухом отбивает оглушающе-громкую дробь его сердце.
«Бух-бух-бух», отсчитывает секунды, и я затихаю.
Всхлипываю жалобно, высвобождаю руки, зажатые между нами, и нерешительно обвиваю ими мужское тело. Почему-то я знаю, что могу ему доверять. На самом деле он не хочет причинить мне вред. Тот вред, который настоящий. Не он меня пытался убить, но я уверена, что он сделает всё возможное, чтобы защитить меня. Глупо ли? Возможно. Мне просто больше не на кого положиться, а он Вот он, рядом. Этот странный, пугающий меня мужчина с тёмными глазами и горячими руками.
Я уже успокоилась и готова отстраниться, но вдруг происходит нечто очень странное. Тихонов громко вздыхает, а потом целует мою макушку.
Затихла? спрашивает своим фирменным тоном с лёгкой хрипотцой, и я киваю. Вот и умница. Нужно поесть.
Он отстраняется, не глядя на меня, берёт больничный поднос и устраивается рядом.
Либо ты сама всё съешь, либо мне придётся накормить тебя, предупреждает Тихонов.
Я смотрю на молочную кашу, на воздушную творожную запеканку с изюмом, на какао с пенкой и понимаю, что просто не могу пересилить себя, и качаю головой, упрямо поджимая губы.
Мужчина недовольно цокает, подхватывает ложку, набирая кашу, и отправляет себе в рот. Съедает три ложки, четвёртуюподносит к моим губам.
Видишь? Я жив-здоров, Ася. Я буду лично контролировать всё, что попадает на твою тарелку. Обещаю.
Богдан кормит меня, а когда я неловко дёргаюсь и пачкаю кончик носа, он, посмеиваясь, стирает кашу большим пальцем. Обхватывает ладонью моё лицо и мягко треплет.
Я рад, что ты поправилась, Ася.
Смотрит мне в глаза. Приближается к моему лицу, шумно втягивая носом воздух. Мой запах? О Боже! Между нами остаются считанные сантиметры. Я чувствую его жар, дыхание по коже.
Мужчина упирается лбом в мой. Смотрит пытливо. Его ладонь скользящим движением ложится на заднюю сторону шеи, удерживая или поддерживая. Что он собирается сделать? Неужели поцелует?
Вижу в его взгляде борьбу, мелькающее разочарование. И рука с моей шеи исчезает.
Богдан чуть смещает свою голову. Ведёт носом по коже от скулы вниз, к самой горловине больничной сорочки. И целует мою ключицу.
Всё происходит настолько неожиданно, что я вздрагиваю и ахаю. Громко и несдержанно.
Нежное касание грубых губ совершенно не вяжется с образом Тихонова.
Не знаю, кто из нас смущён происходящим больше, потому что, пока я сижу, пытаясь унять трепыхание в груди, он резко отстраняется, не глядя мне в лицо, вообще не смотря в мою сторону. Тяжело дышит, словно пробежал стометровку.
Ешь, Ася. бросает грубо, поднимаясь на ноги.
Я понимаю, что он сейчас уйдёт. Хватаю его за руку незнамо зачем.
Богдан
Ася, ешь! отрезает он. Мне нужно уйти.
Смотрит на меня пылающим взглядом. Чёрные агаты метают молнии. Я не понимаю, что происходит.
Пожалуйста, Богдан чёртов Давыдович!
Он нависает надо мной, сжимая челюсть, цедит:
Пожалуйстачто, Ася? Чтопожалуйста? Что?
Мне страшно, вырывается у меня, вы можете побыть со мной? Пожалуйста, Богдан
Мужской взгляд опускается на мои губы, и он тяжело вздыхает.
Я только переговорю с врачом и вернусь, Ася. Ешь.
К тому моменту, как хмурый Богдан возвращается в палату, я успеваю подчистить тарелки и даже запиваю больничный завтрак отвратным какао, который терпеть не могу ещё с детского сада.
Но недавний инцидент с мужскими губами на моих ключицах неожиданно пробуждает во мне аппетит. Уверена, всё дело в выбросе адреналина. Не иначе. Не может же быть, чтобы на меня так подействовал его приказ?
Мужчина влетает в палату и, игнорируя меня, усаживается на стул в дальнем углу, у окна. На его лице вновь угрюмое выражение лица.
Поела?
Да.
Хорошо. он сжимает переносицу двумя пальцами. Тогда я поехал.
Разве вы заставляю себя произнести, не побудете со мной ещё немного?
Ты цела и невредима, сыта, под присмотром, а у меня есть и свои дела. выпаливает он, поднимаясь. Медленно вышагивает в сторону двери. Я очень занятой человек, Ася. Я не могу просто сидеть возле тебя.
Пожалуйста, вы обещали, что побудете со мной, когда переговорите с врачом, всхлипываю неожиданно для самой себя, Пожалуйста, Богдан
Мне кажется, что это происходит снова. Воздух застревает посреди гортани, а завтрак поднимается вверх. От страха удушения мои глаза наполняются слезами. Я задыхаюсь. Не могу дышать. Сердце колотится от панического ужаса, отзываясь глухим стуком в ушах.
Взгляд мужчины обречённо сосредотачивается на моём лице, и он подходит. Берёт меня за плечи и резко встряхивает.
Это просто дурное воспоминание, Ася. говорит его голос за пеленой охватившего меня тумана. Сейчас я позову врача.
Я качаю головой, но он упрямо сжимает губы, безразлично глядя на мои слёзы.
Богдан, пожалуйста шепчу я. Я просто не могу одна, останьтесь со мной хотя бы ненадолго.
Он сомневается. Я вижу это по его недовольному взгляду. По напряжённому телу. По застывшему лицу. Он что-то решает для себя, а потом возвращается к стулу. Подхватывает его за спинку, с грохотом опускает рядом с койкой и садится.
Звенящая тишина палаты напрягает. Я сижу, обхватив свои колени, а Богдан всё так же не смотрит на меня. И когда я совсем было решаю о чём-нибудь заговорить, он переводит на меня тяжёлый взгляд.
8. Богдан
Как в тумане вылетел из палаты и впечатал кулак в стену возле двери. Кретин! Кому будет проще и лучше, если я не сдержу собственных слов?
Да что такого в этой чёртовой девке, помимо очевидного? Ненормально желать отодрать кроху только потому, что она так сильно похожа на мать! Только потому, что она невинна. Только потому, что её тело подобно сахарной вате. Разве недостаточно аргументов «против»?
На губах до сих пор чувствуется её вкус, и это сводит с ума. Нельзя касаться запретного. Нельзя целовать это хрупкое тело. Это вызывает отвратительное желание подмять под себя и покончить разом со всей дурью.
Плохой план. Просто зряшный. Неужели я действительно рассчитывал, что она, дочь своих родителей, будет похожа исключительно на своего отца? Что этим мне будет проще питать свою ненависть к этому плоду? Грёбанной ошибке, которой не должно было случиться?
2002 год.
Случайная встреча в толпе как насмешка от судьбы.
Яс бутылкой отвратительного пойла, бредущий куда глаза глядят. Онав кольце охраны своего мужа, всё так же обворожительна и прекрасна.