Плотник кивнул.
Именно так. Адмиралы всю зиму это обсуждали. Плотник приложил раскрытую ладонь ко рту и покачал ей как языком, а теперь воплощение задуманного уже рядом. Решили начать с трех, а потом построить ещё, если тригемолии проявят себя настолько хорошо, как все надеются.
Да будет так, согласился Соклей. Мысль о Менедеме как о человеке, сделавшем что-то важное для Родоса, далась не легко. Слегка удивленно Соклей продолжил:По правде говоря, я бы не возражал отправиться в море на одной их этих новых тригемолий вместо нашего акатоса. В этом году мы отправимся на восток, так что нам придется проплыть мимо ликийского побережья, а все ликийцыпираты на море и разбойникина суше.
Истинно так. Проклятые варвары, Кхремий сделал паузу:Так ты считаешь, что мог бы использовать тригемолию как торговую галеру?
Нет, без колебаний ответил Соклей, покачав головой для большей убедительности. Как бы я ни хотел, такого не будет.
Почему? Стал бы самым быстрым торговцем в море.
Да, а заодно и самым затратным, указал очевидное Соклей, на «Афродите» сорок гребцов, плюс ещё какое-то количество, чтобы управляться с парусом, когда все гребут. Всем платят по меньшей мере драхму в день, а многим даже полторы драхмы. Это означает примерно две мины серебра каждые три дня. На тригемолии же за вёслами будет сидеть втрое больше гребцов. А это, клянусь Зевсом, означает почти две мины в день. Нам придется возить только золото и рубины, чтобы покрывать ежедневные затраты.
Ага, Кхремий покачал головой, ты несомненно прав. О расходах-то я не подумал, только о самом корабле.
На «Афродите» Соклей исполнял обязанности тойкарха, следя за всем, что касалось груза. О затратах он думал всегда и в первую очередь. Однако Кхремий ему нравился, потому он смягчил ситуацию:
С другой стороны, друг мой, я и понятия не имею с чего начать строительство корабля.
Всегда начинай с начала, как же ещё? Сначала делаешь каркас из досок, затем для прочности соединяешь их при помощи пазов и шипов и прибиваешь изнутри ребра для дополнительной жёсткости.
Это-то все знают, согласился Соклей, но знать, как именно сделатьвот в чем твой секрет.
Нет никакого секрета, не согласился Кхремий, всякий, кто работает в гавани, может это сделать.
Соклей не хотел спорить. С точки зрения плотника, гаваньи есть целый мир. Кхремий никогда не думал о кожевниках, горшечниках, фермерах, для которых кораблестроение представляло собой такую же странность, как их занятиядля плотника. Все его друзьяили плотники или прочие мастера-корабелы. Всё это делало его лучшим в своем ремесле, но никак не помогало в суждениях по вопросам, не относящимся к кораблям. Конечно же, Кхремий считал иначе.
Когда вы отплывете в Финикию, надеюсь вам удастся облапошить этих варваров и оставить их кусать локти.
Надеюсь на это, и мнение Соклея о суждениях плотника резко улучшилось.
* * *
Менедем был в ярости и даже не пытался этого скрывать.
Оливковое масло? воздел он руки к небу, во имя египетской собаки, зачем мы везём оливковое масло в Финикию? У них там полно своих оливок, разве нет?
Да, Соклей был смущен, что не так уж часто случалось. Мы везём масло, потому что
Не говори, перебил его Менедем, дай угадаю. Мы его берём потому, что его делает семья вашего нового зятя. Я прав?
Прав, с несчастным видом признал Соклей. На приданое Эринны Дамонакс выкупил из заклада часть урожая, и
И теперь ждёт, что мы продадим масло и принесем ему неплохие барыши, снова прервал его Менедем. Мы даже могли бы это сделать, если бы направлялись в Александрию, где не выращивают оливки. Но мы идём не туда. Ты сообщил ему об этом?
Конечно, ответил Соклей. Но он не понимает в таких делах. Он не торговец. И чума его побери, он мой новый зять, я не могу просто отмахнуться от него, как от постороннего. Так что нам придется постараться, вот и все.
Я бы лучше постарался и вышвырнул его прямо в гавань, рявкнул Менедем, потом неохотно смягчился:Семейные узы, он закатил глаза. Отец взбешён, но он тоже не сказал Дамонаксу «нет». Ему куда сложнее отказать твоему зятю, чем мне, скажу я тебе.
Неспособность сказать «нет» Дамонаксу уязвляла его, как и многое другое, что делал его отец.
Поверь, могло быть куда хуже, сказал Соклей. Сперва Дамонакс хотел заполнить «Афродиту» маслом по планширь, не оставив и на палец места для другого груза. У него есть масло, так почему бы нам не взять его?
Почему? воскликнул Менедем, я объясню тебе.
На этот раз Соклей перебил его:
Мы с отцом провели последние десять дней, переубеждая его. По крайней мере, мы не будем утопать в масле. Даже если будет сложно сбыть его с рук, мы повезем и то, что точно сможем продать. Добрые Родосские благовония не могут подвести.
Не могут, согласился Менедем. И у нас ещё остался тот шелк с Коса, что мы заполучили прошлым летом. С востока привозят разные диковинки, но, думаю, финикийцам будет трудно найти что-то подобное.
Полагаю, что так, кивнул Соклей. И кто знает, на что мы наткнемся по пути? В прошлом году мы не ожидали найти череп грифона, или львиные и тигровую шкуры.
И мы получили за шкуры хорошие деньги, сказал Менедем. А череп он поддразнивал Соклея с того самого момента, как тот обнаружил череп на рыночной площади Кавна. Могу поспорить, что тот пират с дружками ещё его не проел.
Какая жалость, буркнул его двоюродный брат:И всё-таки мы могли кое-что выручить за него в Афинах. В конце концов, Дамонакс пытался купить его за шесть мин прямо здесь, на Родосе.
И это лишь доказывает, что он понятия не имеет, что делать со своими деньгами, сказал Менедем.
Ой, как смешно. А ты так же торопишься поднять паруса, как в прошлом году? Помнится, ты не мог дождаться, когда мы отплывем с Родоса.
И в этот раз я тоже не расстроюсь, когда он скроется за горизонтом, подтвердил Менедем. Прошедшей зимой он попытался сделать это не столь очевидным и, судя по всему, преуспел.
Его брат нахмурился и поскреб затылок.
Никогда не понимал, почему. За тобой не гонятся разъяренные мужья, насколько мне известно, он изучающе оглядел Менедема, будто какой-то диковинный экземпляр вроде черепа грифона. Соклея раздирало любопытство.
Нет, никаких разъяренных мужей, только и ответил Менедем.
Что же тогда? не унимался Соклей.
Какие мы сегодня любопытные, пробормотал Менедем, и его двоюродный брат покраснел. Разговор снова вернулся к грузу, который повезет «Афродита». Соклей приложил к этому важному вопросу большую часть своего недюжинного ума. Большую, но не всюМенедем видел, что брат ждёт возможности вновь начать расспросы.
«Нет, дорогой, я тебе её не предоставлю, подумал Менедем. Кстати, о разъяренных мужьях. Что будет, если я обману собственного отца со своей мачехой? Я не желаю знать и не буду пытаться. Но, боги, боюсь, она сама хочет оказаться в постели со мной».
Что сделает Филодем? Нет уж, Менедем не станет выяснять. Отец беспрерывно высмеивал его любовные интрижки. Если старик сам станет жертвой одной из них, словами дело точно не ограничится. Очень вероятно, что все закончится кровью.
«И значит, я не стану спать с Бавкидой, как бы я или, возможно, она этого не хотели. И, дорогой братец, как бы ни был ты любопытен, кое-какие секреты должны оставаться секретами, вот и всё».
Мы можем раздобыть ещё папируса до того, как отплывем? спросил Соклей.
Папируса? удивленно переспросил Менедем. Конечно, он частенько бывает на заходящих сюда египетских кораблях с зерном. Но зачем он нам? Финикия намного ближе к Египту, чем мы.
Его брат не сказал «ну ты и тугодум» или нечто подобное, но взгляд, который он метнул на Менедема, был хуже крика «Идиот!» на всю гавань. Не так уж часто Соклей оказывался прав (хотя бывал нередко). Его мысли зачастую оказывались к месту, но когда на тебя смотрят с жалостью, что ты не можешь понять настолько очевидное Я ещё не свернул ему шею, подумал Менедем, не знаю, почему, но не свернул.
Птолемей и Антигон снова воюют, объяснил Соклей. Египетские корабли не станут заходить в финикийские порты, пока их удерживает Антигон. Если мы привезем папирусвозьмём за него хорошую цену.