А Порфирию Петровичу виделась-грезилась зимняя Сенатская площадь в Санкт-Петербурге в мельчайших подробностях, хотя в Петербурге он отродясь не был.
Шпалерами, побатальонно, стояли на этой площади гвардейские войска.
Бунтовали!
Но бунтовали они не против нынешнего, Павла Ι, императора, а против его сына императора Николая Павловича.
Полковник Тушин, кричал на Порфирия Петровича император, что вы медлите?
Государь, бесстрашно отвечал только что произведенный в полковники капитан артиллерии в отставке, еще не все бунтовщики подошли. Видите, указал он рукой на идущих мимо них преображенцев, сейчас они, голубчики, каре свое на площади выстроят, тогда мы по ним картечью и жахнем.
Благодарю за службу, генерал Тушин! обнял за плечи Порфирия Петровича император, когда первые же залпы картечи сдули с площади гвардейских бунтовщиков в черную полынью Невы.
Николай Rostov. Фельдъегеря генералиссимусаЦитату для этого эпиграфа взял из своего романа первого и хочу тут же внести ясность насчет своего, точнее нашего псевдонима для тех, кто этот роман не читал. Писал я его, мягко говоря, вместе с Павлом Петровичем и он мне довольно прозрачно намекнул, какая фамилия должна быть у нас. Сейчас вроде бы этот роман пишу без его «деятельного» участия и казалось бы, имею полное право указать подлинную свою фамилию или взять новый псевдоним. Но я от этого отказался и оставил все как есть. Соображений и причин много, почему так поступил. Не буду ими занимать ваше внимание и тратить ваше время. Лишь хочу напомнить, что написал в предисловии к роману первому о тех событиях, к описанию которых в этом романе приступаю.
Итак, еще один эпиграф к роману.
Передел Истории страшней передела Мира. Пример тому Симеон Сенатский, старец Соловецкого монастыря, в миру Александр Романов, постригшийся в монахи сразу же после неудавшегося покушения на жизнь его отца императора Павла Ι.
После известных всем событий, произошедших 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге, сей старец обнародовал свою так называемую «Историю Александрова царствования».
Что из этого вышло, всем хорошо известно.
Подлинная История России разошлась на анекдоты, как вчерашняя газета на самокрутки.
С документальной точностью уже доказано, что эти события произошли на тринадцать лет раньше, т. е. в 1812 году, но я оставил прежний год, так как у широкой публики двенадцатый год ассоциируется с другими событиями. Не буду говорить, произошли эти другие события на самом деле или были мистифицированы? Отошлю к моему роману второму «Симеон Сенатский и его История Александрова царствования». Те же герои, но в еще более невообразимых обстоятельствах!
Николай Rostov. Фельдъегеря генералиссимусаИ вот я наконец приступаю к описанию этих невообразимых обстоятельств, которые произошли, предположительно, в 1815 году, через три года после гвардейского бунта на Сенатской площади в Санкт-Петербурге.
Но прежде еще один эпиграф, наверное, наиглавнейший!
Что же касается Ваших снов, что приснились Вам во дворце князя Ростова, то это, как говорится, бес Вас путал. Не так все было на самом деле. И с князем Ростовым разговор совсем о другом у нас был. Я ему будущее его приоткрыл: что произойдет с ним и с соловецкими монахами в 1815 году. Так что изымите эти сны из своего романа второго «Симеон Сенатский и его История Александрова царствования».
Ваш Порфирий Петрович Тушин.Соловецкий монастырь, 17 августа 1834 года4.Письмо это я получил в самый разгар своих снов и написания этого романа, и мне было весьма непросто выполнить волю нашего Великого Пророка: изъять чуть не треть снов. И все же, поразмыслив, изъял. Может быть, со временем их опубликую в Интернете. Но некоторые сны сможете в этом романе прочесть. Я только пометочку буду делать: «сны от Беса».
А насчет этого эпиграфа, мне кажется, я погорячился: не последний он и не наиглавнейший. Вот этот эпиграф, пожалуй, посильнее будет!
Природа пророчеств весьма темна и туманна; и кто ее пытается объяснить научно шарлатан или неуч! И не приведи господи знать будущее. Ведь не в силах наших там что-то изменить, поправить.