– От бывшей осталось, – смущенно пояснил отец. – Я как-то недоглядел, а дети сами недотумкали снять.
– Эту пошлость надо убрать. Такие аляповатые самоделки признак безвкусицы. Не удивительно, что у вас тараканы жили. Только тараканам такое убожество и нравится.
– СтаршОй, сними хрень, – распорядился папаша. – Наташ, мне самому эти висюльки не нравились. Постоянно за них цепляешься, звенят, нельзя подкрасться…
– Витя, а к кому ты подкрадывался? – заинтересовалась она.
– Ну, я это, – засмущался, – сказал, как говорится, образно. Ни к кому я не подкрадывался конкретно.
Разговор, услышанный, пока я снимал «наследие» матери, навел на мысль, что ушлый папаша скрывает от городской пассии свои заскоки насчет «борьбы с мировым злом» и «утки по найму»7.
– Дорогие мои дундуки, дайте я вас сейчас расцелую, дорогие мои дундуки, мы еще, мы еще повоюем, – благодушно запел под конец подвыпивший отец, а я вышел из дома.
– Слышь, батя не хочет ей говорить про свое супергеройство, – выйдя во двор, просветил брата, сидящего на пеньке.
– Почему?
– Откуда я знаю? Может у них в городе не принято со злом бороться?
– А если спрашивать будет?
– Чего она тебя будет спрашивать? Больно ты ей нужен.
– Про потрошки же спросила, – засмущался брат.
– Соврешь что-нибудь, как умеешь.
– Ничего я не вру, – заявил обиженно.
– Врешь, ты же ворюга матерый. Такими темпами если будете горшки воровать, то тюрьма по вам плачет8.
– Ничего по нам не плачет, – насупился Пашка. – Мы горшками больше не занимаемся, у нас теперь другие масштабы.
– Угу, трактора…
– Это всего один раз было! И то не я придумал!
– Понятное дело9.
Через пару дней в гости приехал младший брат отца – Леник. Бабушка, прослышавшая о появлении в нашей осиротевшей семье женщины, прислала его посмотреть и оценить потенциальную невестку.
– Мой младший брат, Леник, – представил папаша прибывшего родственника. – Прошу, как говорится, любить и жаловать.
– Очень приятно, – ответила Наташа, жеманно подавая руку, – Наталья.
– Леник, – по-простецки пожал протянутую руку. – А вы к нам надолго?
– Как повезет, – захихикала, – может быть, что и на всю жизнь. Это от Вити и детей зависит.
– Ну, дай-то Бог, – пристально осматривал ее Леник, – дай-то Бог. Мать прислала посмотреть, что тут да как, – повернулся к отцу. – А то Филиппович сказал, что с какой-то женщиной ты сошелся.
– Что значит, сошелся? – вскинулся папаша. – Как говорится, нас свела судьба, рок, фатум!
– Ой, Витя, – продолжала хихикать Наташ, – Что ты несешь?
– Я несу людям порядок и справедливость! – привычно начал папаша, но потом вспомнил, что тут есть люди, не привыкшие к таким кунштюкам, и сменил тон. – Что думаю, как говорится, то у трезвого на языке. Может, отметим приезд? – обратился к Ленику. – Тебе с дороги погреться хорошо. Чай, не май месяц на дворе.
– Давай отметим, почему не отметить, – усаживаясь на табурет, согласился Леник.
Папаша, пританцовывая, приволок из бара бутылку бренди «Слянчев бряг».
– Влад, вина нам принеси. Наташ, сала покромсай, – отдавал распоряжения отец семейства. – Влад, луку почисти и чесноку тоже. Горчица, хрен, сметана? – повернулся к Ленику.
– Давай горчицы.
– Влад, достань из холодильника горчицу, сметану и хрен.
– Вить, а сам руку протянуть? – попенял Леник.
– Не барское это дело. СтаршОй подаст. За приезд, – разлил бренди по рюмкам, предупредительно поданным Наташей.
– Наталья, а вы с нами? – поинтересовался Леник.
– Если только пару капель, – продолжала жеманничать. – Я ведь так, обычно, не пью. Если только за компанию.
Она водрузилась на стул и достала откуда-то из-за спины третью рюмку. Папаша набулькал и туда. Выпили, зажевали салом. Папаша намазал кусок хлеба сметаной и хреном и аппетитно жевал, левой рукой стремительно хватая куски сала, макая их в горчицу и забрасывая в молотилку своей пасти. Время от времени рука хватала лук или чеснок и забрасывала туда-же. На это зрелище вполне можно было продавать билеты, но некому.
– А вы чем занимаетесь? – нарушил чавканье отца Леник.
– На автозаводе работаю. В планово-распределительном бюро. А тут узнала о беде Вити и решила помочь в его горе.
– За Наташу, – сориентировался папенька и наполнил рюмки.
Выпили, отец опять намазал ломоть хлеба и с тщательностью поломанного автомата закусил по второму кругу. Он жевал, мы смотрели на него.
– При Наташе младшОй хоть перестал под стол прятаться! – преподнес величайшее достижение отец.
– А где он, кстати? – поинтересовался гость.
– Влад, где Пашка? – уставился на меня отец.
– Не страж я брату своему, – процитировал я.
– Молодец, Писание читаешь, – похвалил Леник.
– Так где же обормот? – продолжал гнуть свое отец, цитаты не понявший.
– Тут я, – раздался приглушенный голос и из-под стола вынырнул Пашка.
– Ты что там делаешь? – вызверился отец. – Сказал же, чтобы больше под столом ноги твоей не было!
– Собаки залаяли, а потом кто-то в дверь позвонил, – разъяснил Пашка. – Я подумал, что это наркоманы…
– Тяжело пришлось детям с матерью, – лицемерно вздохнула Наташа.
– А вы ее знали? – невзначай поинтересовался Леник.
– Я? – почему-то посмотрела на рога. – Я нет.
– Вы же Витьку небось и до этого видели в цеху?
– Видела, – начала юлить Наташа, – но близко не знала.
– Странно как-то.
– Экий ты братец, моветонщик. А у нас же происшествие, – поспешил влезть папенька, – бюст Ленина украли в конторе.
– Кому он понадобился?
– А вот кому-то понадобился.
– Бронзовый? На металл унесли.
– Нет, гипсовый.
– Странно.
Все задумались над превратностями краж бюстов. В тишине папаша намазал третий бутерброд и вновь приступил к поглощению продуктов.
– Порой просто удивительно, какие гармоничные люди встречаются в природе, – нарушила тишину Наташа.
– Например? – первомайским кумачом расцвел отец.
– Вот я такая… – огладила себя по бокам.
– Хм… – едва не подавился папаша куском бутерброда.
Первые два месяца, пока проводила рекогносцировку, без официальной регистрации брака, коварная мачеха талантливо изображала любовь к будущему супругу и заботу о нас. Обещала нам ни в чем не отказывать. Расписала будущую совместную жизнь такими яркими красками, такие манящие перспективы перед нами обрисовала, что хоть стой, а хоть ложись и сразу помирай в благости неимоверной.
Под конец весны уехала назад в уездный город Смальцо, дав время подумать.
– Ну и как вам тетя Наташа? – хитро щурясь, как кушающий суп из селедочных голов дедушка Ленин на картинках в детских книжках, вопросил папенька. – Ну что, оппортунисты мелкие?..
– Мы не портунисты, – пробурчал Пашка.
– Батьке виднее, кто вы. Хотите, чтобы она с нами жила?
– Хочу! – радостно заявил Пашка, которого Наташа холила как кобелька элитной породы перед вязкой.
– А ты чего молчишь, Влад? – папаша грозно свел брови и собрал внушительными складками лысину.
– А что говорить? Или мое мнение что-то поменяет?
– Поменяет или не поменяет – не важно. Но, на фоне того, что наша страна стремится к демократии, мне надо знать и твое мнение. Мы с Пашкой «за». Ты?
– Сомнительная она какая-то. Ничего плохого конкретно сказать про нее не могу, но какое-то предчувствие нехорошее.
– Ты весь в мать! Тоже какие-то предчувствия, какая-то интуиция! Помнишь, как она кричала, что след будем ее искать. И что? Ищем? Паша, ты ищешь?
– Кто? Я? Я – нет! – поспешил откреститься Пашка, весьма напомнив библейского Петра. – Я вообще ее забыл уже!
– А кто тогда ищет? Ты Влад?
– Да нет вроде…
– Что ты как-то виляешь все! Склизкий ты какой-то, как комлевой линь из-под коряги. Ничего определенного. Все сомнения какие-то, предчувствия. Не хватает в тебе этого самого, как его, – с хрустом прищелкнул пальцами, – материализьму. Что тебя в тете Наташе конкретно не устраивает?
– Пока вроде как все устраивает, но что-то в ней все равно не то…
– Вы уже взрослые, и должны понимать, что мужику трудно без женщины, поэтому поставим вопрос ребром. Значит двое «за», один воздержался. Как видим, большинством голосов победила тетя Наташа. Послезавтра поеду и привезу ее. Все будет хорошо!