С овец, которых при еще матери бабушка Дуня нам дала, самой бабушке ни кусочка мяса не передали эти безбожные скоты – родственники Наташи. Хотя себе в машину два ведра вареной баранины, залитой жиром, погрузили. А ведь добрая бабушка Дуня, беспокоясь о прожорливом сыне, так внезапно обретшем позднее семейное счастье, машину Филипповича консервацией и всевозможными постряпушками загрузила. Всё пожрали новоявленные алчные родственники аки саранча ненасытная. И даже ведер мы потом назад не получили, хотя ведро и тогда, и сейчас на селе считается немалой ценностью.
Если хорошенько, как бицепс молодого Шварценеггера, напрячь память и вспомнить, толпа оглоедов большая собралась. Так и стоят наглые лица перед внутренним взором, очистившимся ради этого рассказа от наслоений прожитых лет:
– мать и отец мачехи (в дальнейшем периодически буду называть их бабкой с дедом) Зельма Карловна и Борис Николаевич;
– длинноногая и долговолосая дочка мачехи, ровесница Пашки – Настя;
– Света – старшая сестра мачехи из Москвы с сожителем – крымским татарином Валерой;
– Лена – младшая сестра мачехи из Мурманска с мужем15 и двумя детьми: сыном Толиком и дочкой Женей;
– длинный обалдуй Славик – младший брат мачехи из Подмосковья – довольно малахольный гражданин, с какой-то размалеванной шлюхой неопределенного статуса, имя которой моя память для нашей истории не сохранила. Впрочем, эта особь женского пола в дальнейшей истории и не фигурирует, поэтому вспоминать имя эпизодического персонажа не вижу смысла;
– Николай – старший брат мачехи16 с невнятной женой и сыном-оболтусом17, носящим стрижку каре;
– Сергей Николаевич18 – дядька мачехи по отцу, чрезвычайно гордящийся своими уголовными связями19, с сыном Кириллом и женой;
– дядя Володя – бородатый угрюмый тип желчного вида. Ему еще штормовку и гитару так вылитый бард был бы;
– двоюродный брат мачехи, имя которого моя память в точности также не сохранила. Вроде как Олегом этого мелкого сморчка с выкрашенными в зеленый цвет волосами звали. Ему потом суждено было сыграть немалую роль в падении жизненного локомотива нашего папаши под откос. Впрочем, вся эта «семейка Адамсов» в своё время немалую роль в моральном падении хризапендера Вити сыграла;
– крашенная хной вульгарная Ира – закадычная подруга Наташи, та самая, которую якобы звал в подтанцовку Газманов. Она во время свадьбы похотливо пялилась на Лобана, и, приглашая Кольку на танцы, неприлично прижималась к нему.
Вот какая немалая стая жадных потребителей халявных «хлеба и зрелищ» собралась на нашем несчастном подворье, волею отца отданном на растерзание городских бесов. Духовный плебс, ошибочно мнящий себя истеблишментом. Возможно, что и забыл уже кого с ее стороны, за давностью прошедших лет. Вроде была и пара каких-то приблатненных шалавистых подруг новобрачной в этом кагале, но уже не поручусь. Память детства, горячим гейзером пробивающаяся сквозь толстый лед прожитых лет, иногда уже подводит.
Даже по нынешним временам напоить и накормить такую бездонную стаю стоит немалых денег и трудов. А что уж говорить про тогдашние полуголодные времена? Шел 1995-й год. Надо ещё заметить, вне всякого стремления автора принизить какую-либо национальность, что родственники мачехи были наполовину евреи, а наполовину казахи. Убийственная смесь получается, если задуматься. И как показала жизнь, честным русским людям не сулящая совершенно ничего хорошего. Что уж говорить про ирландских евреев, которых и так всю жизнь притесняют все, кому не лень.
На свадьбе пьяный папа Витя, похожий на пораженного стригущим лишаем Кинг-Конга, гулко бил себя кулаком в жирную грудь и на всю деревню кричал:
– Если жена не понравится детям, то я поменяю жену! Женщин много, а дети одни! Я люблю своих детей и никому не дам их в обиду!
– Горько! – внезапно заорал отец мачехи в наступившей после такого неожиданного заявления новоиспеченного мужа напряженной тишине.
– Горько! – облегченно подхватили гости.
Папаша ловким движением замахнул стаканюгу смеси шампанского и водки и как вампир впился в пухлые губы супруги.
Стоит ли говорить, что о прилюдно данных обещаниях он забыл уже на следующий день. Под пьяный шум свадьбы сын Николая и дочка Надежды ускользнули из-за стола и тайком отправились на озеро. Хватились их только к вечеру. Потом оказалось, что этот «свадебный заплыв» обернулся для грудастой горожанки, разомлевшей от обильной халявной выпивки на свежем деревенском воздухе, абортом. Видать не зря похабно стриженный недоросль Кирилл смотрел отцовские порнокассеты…
На следующее утро новоиспеченная супруга закатила шумный скандал.
– Пускай везут твоей маме! – потрясая мятой простыней, бегала по дому, натыкаясь на похмельных гостей. – Не понимаю, чем свекровь недовольна! Да, у меня есть дочь – разве я виновата?
– Наташа, успокойся, – пытался урезонить ее Витя.
– Нет, не успокоюсь! Я не понимаю ее претензий! Можно подумать «б/у» тебе целкой досталась!
– Наташа, не надо при людях!
– А чего мне людей стыдиться? Это же не я мужу рога наставляла!
Гости стыдливо отводили глаза и спешили выйти во двор на свежий воздух.
– А давайте-ка похмелимся! – как жирная муха лапки, потирая руки, предложил отец новобрачной. – Что там у нас осталось? Виктор, вели человеку подавать напитки!
– СтаршОй, волоки водку на стол и баранину принеси! Сальца еще притараньте с чесночком. Видите же, что людям закусить нечем.
– Знаешь Вить, я наверно поеду, – сказал Леонид Филиппович. – Совет вам, как говорится, да любовь, а нам с Надей пора.
– Я тоже поеду, – поддержал Леник. – Отпраздновали, пора и честь знать.
– И этот про честь! – выскочила из дома Наташа. – Витя, за что они меня попрекают?
– Наташ, никто тебя не попрекает.
– Что, мне надо было себе влагалище зашить? Тогда бы твои родственники были довольны?
– Вы тут разбирайтесь, а мы поехали, – поспешил откланяться Филиппович.
– Я тоже поеду, – присоединилась к ним Лариска. – А то потом от вас никак не выберешься.
– Езжайте, скатертью дорога! – напутствовала Наташа. – Витя, гости могут заскучать без нас. Пошли в сад.
– Пошли, – недоуменно и даже как-то обиженно глядя вслед уходящим родственникам согласился папаша.
Свадьба, все больше и больше похожая на пошлую оргию, продолжилась.
– Горько! – не унимался тесть.
– Горько! – вторила ему теща.
– Горько, так горько, – папаша схватил стакан и привычно залил в себя водку. – Ура, товарищи! За Наташу!
– За Краснополевых! – не унимался дед. Морщины на красном лице стали такими глубокими, что в них точно до половины вошла бы спичка, а монетка исчезла бы безвозвратно. – За наш казацкий род!
Гулянка продолжалась. К вечеру отец окосел до такой степени, что начал слегка заговариваться.
– Выпьем за товарища Сталина! – вскочив на стол, который едва не рухнул под весом туши, заорал он.
Гости недоуменно переглянулись.
– Вот и «белочка», – сказал я Пашке. – Сейчас будут подарки.
– Главное, чтобы не нам, – пугливо отозвался тот, на всякий случай, отступая за яблоню.
– Вот придут наши! – продолжал надрываться отец. – Всем тогда достанется, кто не ждал!
– А мы ждали, – впервые с начала свадьбы подал голос Колька Лобан. – Мы ждали и верили!
– Молодцы, – обрадовался жених. – Ура-а-а-а!
– Ура, – нестройно подхватили гости.
– Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь, да здравствует созданный волей народной, единый, могучий Советский Союз, – затянул лысый баламут, покачиваясь на столе.
Допеть гимн до конца не удалось. Ножка стола ушла в почву, и папенька спикировал на мягкую землю. Загаженная остатками пиршества скатерть, которую он зацепил ногой, накрыла его как погребальный саван.