-- Этоон!Даздравствуетнастоящиймужчина!"--"Да здравствует!" --
завопили мужчины,женщиныимальчишки,выбегаяизтаверникитайских
закусочных,сбегаясьсовсехсторон. "Да здравствует! Да здравствует! Да
здравствует!" -- орали те, кто схватил под уздцы разгоряченных лошадей и кто
обступил карету, чтобы пожать руку самой власти; вся эта восторженнаятолпа
образоваласьтакнепосредственно, а главное, так быстро, что он едва успел
отвести сжимающую револьвер руку адъютанта, крикнув:"Нельзябытьтрусом,
лейтенант,онилюбятменя, не мешайте им!" Он был крайне взволнован таким
порывомлюбвиидругимиподобнымипорывами,причинойкоихонбылв
последующиедни,так что генералу Родриго де Агилару стоило большого труда
отговорить его отидеипрогулятьсявоткрытойкарете."Пустьпатриоты
отечества увидят меня с головы до ног! Никакой опасности, фигня все это!" Он
даженеподозревал,чтолишьвпортувзрывпатриотическоговосторга
произошелстихийно,авсепоследующиебылиорганизованыслужбой
безопасности,дабыублажать его без риска; накануне своей осени он был так
растроганизъявлениямилюбвиксвоейособе,чтопослемногихлет
затворничестваотважилсявыехатьизстолицы,велел раскочегарить старый
поезд, выкрашенный в цвета национального флага, и поезд, карабкаясь,словно
кот,покарнизамгромадногоцарстваунынияискорби, проползая сквозь
заросли орхидей и амазонских бальзаминов,пугаяобезьян,райскихптици
спящихнарельсахлеопардов,потащилсячерезвсюстрану к заснеженным
селениям, по родным местам президента, затерянным в пустынных уголках голого
плоскогорья; на станциях его встречали заунывной музыкой, уныло,словноза
упокой,звониликолокола,трепыхалисьтранспаранты,объявлявшиеего
апостолом, сидящим справа от Святой Троицы; к поезду сгоняли индейцев,дабы
показатьимсамувласть,скрытую в потусторонней полумгле президентского
вагона, но те, кто подходил поближе, видели в пыльном окне толькоудивленно
вытаращенные глаза, вздрагивающие губы, поднятую в приветствии растопыренную
ладонь;она,казалось,виситв воздухе сама по себе, ибо видна была лишь
одна эта растопыренная ладонь, аневсярука.Полковникохраныпытался
увестиегоотокна:"Осторожно,генерал, вы нужны родине!" -- на что он
возражал убежденно: "Не волнуйся, полковник, эти люди меня любят!" Затемон
переселс поезда на колесный речной пароход, чьи деревянные плицы, подобные
клавишам пианолы, оставляли за собой широкие и плавные, как вальс, кругина
воде,апароходплыл себе сквозь приторные запахи кустов гардении и смрад
гниющих на отмелях экваториальных саламандр, огибаядоисторическийломиз
костейзвероящеровизабытые Богом острова, на которые забираются грузные
сирены, плыл, а вдали пламенел закат, подобный пожарищу огромных исчезнувших
городов, а на берегу вставали выжженные зноем нищие селения: жители выходили
на берег поглазеть на пароход, выкрашенный в цветанациональногофлага,и
едваразличалирукувшелковойперчатке,слабо машущую из иллюминатора
президентской каюты руку, а он, видя, как люди на берегу машут емулистьями
маланги, которые заменяли флаги, ибо в этих нищих селениях их не было, видя,
как некоторые бросаются вплавь, чтобы доставить на борт кто живого козленка,
ктогигантский,какслоновьяступня, клубень ньяме, кто корзину дичи для
президентскойпохлебки,растроганновздыхалвцерковноммракекаюты:
"Смотрите, капитан, они плывут следом! Как они любят меня!"
Вдекабре,когдав карибских странах наступает весна, он подымался в
карете по серпантину горной дорогикодинокому,возведенномунавершине
самой высокой горы зданию приюта, где коротал вечерок-другой, играя в домино
сбывшимидиктаторамиразныхстранконтинента,сосвергнутымиотцами
различных отечеств, с теми, кому он много лет назад предоставил политическое
убежище;онистарилисьподсеньюегомилостивогогостеприимства,эти
болтливыеживыемертвецы,восседающиевкреслахнатеррасеприютас
отрешенным видом,погруженныевиллюзорныемечтанияонекоемкорабле,
которыйоднажды приплывет за ними, открывая возможность вернуться к власти;
этот приют, этот дом отдыха для бывших отцов отечеств был построен, когда их
стало много, хотя для генерала все онибылинаоднолицо,ибовсеони
являлиськнемунарассветевполнойпараднойформе,напяленной
шиворот-навыворот поверх ночной пижамы, с сундуком,полнымнаграбленныхв
государственнойказнеденег,испортфелем, в котором были все регалии,
старые конторские книги с расклеенными на их страницах газетными вырезками и
альбом с фотографиями; этот альбом каждыйвновьприбывшийотецотечества
показывалгенералу,словноверительныеграмоты,бормоча:"Взгляните,
генерал, здесь я еще вчинелейтенанта,аздесь--привступлениина
президентскийпост,а вот здесь -- в день шестнадцатой годовщины прихода к
власти, а вот здесь.