Год Семь.
Бродячимпризракомгосударствабылосразупринятоэтолетоисчисление,
сходноес тем, которое некогдаввелфранцузский ражий гражданинвчесть
новорожденнойсвободы. Носчет растет, и честь не тешит; воспоминание либо
тает, либо приобретает мертвый лоск, такчтовзамендивных привидений нам
остаетсявеерцветных открыток.Этомуне поможет никакая поэзия, никакой
стереоскоп, лупоглазо и грозно-молчаливо придающий такую выпуклость куполу и
такимбесовским подобиемпространстваобмывающий гуляющих с карлсбадскими
кружками лиц, что пуще рассказовокампании,меня мучилисны после этого
оптическогоразвлечения:аппаратстоялвприемнойдантиста, американца
Lawson, сожительница которого Mme Ducamp, седая гарпия, засвоим письменным
столом среди флаконов кроваво-красного Лоусоновского элексира, поджимая губы
и скребявволосах суетливо прикидывала,куда бывписать насс Таней, и
наконец, с усилием и скрипом, пропихивала плюющееся перо промеж la Princesse
Toumanoff скляксой вконце иMonsieur Danzasс кляксойвначале.Вот
описание поездкик этому дантисту, предупредившемунакануне,что that one
will have to come out...
Как буду в этой же карете
чрез полчаса опять сидеть?
Как буду на снежинки эти
и ветви черные глядеть?
Как тумбу эту в шапке ватной
глазами провожу опять?
Как буду на пути обратном
мой путь туда припоминать?
(Нащупывая поминутно
с брезгливой нежностью платок,
в который бережно закутан
как будто костяной брелок)
"Ватнаяшапка" -- будучи к тому же и двусмыслицей, совсем не выражает того,
чтотребовалось: имелсяввиду снег, нахлобученныйна тумбы, соединенные
цепью где-то по близости памятника Петра.Где-то! Боже мой, я уже струдом
собираючастипрошлого, ужезабываю соотношениеисвязьещевпамяти
здравствующихпредметов,которые вследствие этого и обрекаюна отмирание.
Какая тогда оскорбительная насмешка в самоуверении, что
так впечатление былое
во льду гармонии живет...
Чтоже понуждает меня слагать стихи о детстве,есливсеравнопишу зря,
промахиваясь словесно или же убивая и барса и лань разрывной пулей "верного"
эпитета?Но небудем отчаиваться.Онговорит,чтоя настоящий поэт, --
значит, стоило выходить на охоту.
Вот ещедвенадцатистишиео том, чтомучиломальчика,-- отерниях
городской зимы; как например: когда чулки шерстят в поджилках,или когда на
руку, положенную наплаху прилавка, приказчицанатягиваеттебе невозможно
плоскуюперчатку. Упомянемдалее:двойной(первыйраз соскочило)щипок
крючка,когдатебе, расставившему руки, застегивают меховой воротник; зато
какая занимательная перемена акустики, ёмкость звука, когда воротник поднят;
иеслимыужекоснулись ушей: как незабвенна музыка шелковой тугости при
завязывании (подними подбородок) ленточек шапочных наушников.