Станция была совсем мелкая, с металлической крышей. Отсюда уже было видно полоску серого моря, а перед ним долговязые пальмы с пучками листьев на макушке, похожие на истёртые каллиграфические кисти.
И дальше, там, в море, громоздился остров, похожий очертаниями на муравейник, поросший сизым лесом. Из зарослей поднималась круглая башенка маяка.
Небо уже порядочно нахмурилось. Когда Кимитакэ и Юкио спустились к набережной, лицо и шею щекотали холодные капельки.
Выглядели они странно. Но вокруг царило пасмурное запустение, и некому было удивляться этой подозрительной парочке. Ни туристов, ни школьников с экскурсиями, где мальчики и девочки одеты в одинаковые комбинезоны и на каждом соломенная жёлтая шляпа, какую видно издалека. Не было видно даже местных жителей. Война сорвала с места тысячи людей и намертво приклеила к прежнему месту жительства миллионы.
Они миновали скульптуры, похожие на старинных чудовищ, окаменевших под металлической глазурью, и вышли к деревянному мосту, перекинутому ещё в эпоху Мэйдзи. Пустые фальшивые фонари в китайском стиле, что тут и там попадались на перилах, напоминали, что в ту эпоху влияние материка было ещё не изжито.
Шагая по мосту, Кимитакэ вдруг вспомнил свой старый сон про встречу с отставным генералом, любителем пострелять соседских собак. Теперь, после всего, что случилось, сон казался почти счастливым.
Он только сейчас вспомнил, что генерал подозрительно напоминал их школьного заместителя по хозяйственной части. А если вспомнить, что творил этот заместитель после убийства директора, то могло быть и так, что этот заместитель и вправду связан с теми врагами государства, которые только что пытались его похитить. После встречи в лесу с давно казнённым радикальным монахом Китой Икки школьник не удивлялся уже ничему.
«Во всяком случае я тогда, во сне, прикончил этого злодея!» констатировал Кимитакэ и от этой мысли вдруг ощутил, что ему стало веселее шагать. Хотя много ли значит победа, одержанная во сне?
Он не хотел уподобиться Кенске, своему недавнему однокласснику, который сначала прочитал в газете о том, что на воду спущен линкор «Ямато», а на следующий день увидел этот крейсер во сне. И рассказывал об этом сне с такой гордостью, как если бы он самолично этот линкор и построил.
С берега остров казался ужасно далёким и почти недоступным. Но прошло не больше десяти минут неспешной ходьбы и вот они уже миновали мост и оказались перед запертыми железными воротами. Прутья у ворот были выкованы как-то хитро, они змеились и танцевали, как если бы кузнец попытался запереть в железо танцующие языки пламени.
За воротами открывался вид на тот самый остров, куда Кимитакэ должен был попасть в младшей школе, но заболел и не попал, о чём честно написал в сочинении.
По случаю военного времени все пёстрые лавочки закрыты, ставни у них опущены они словно готовятся к погружению. Трёхэтажные гостиницы со сплошными лентами окон тоже выглядели пустыми и заброшенными. Чуть выше, среди зарослей, можно было различить, если напрячь зрение, непривычно серые храмовые ворота. По неведомой причине их сложили из силикатного кирпича и не озаботились даже покрасить.
Если на Эносиме и были постоянные жители, то они не показывались. У входа не было даже охраны.
Однако ворота преграждали путь. И вдоль берега по пляжам лежали кольца колючей проволоки.
Ты знаешь, как тут пройти? спросил Кимитакэ.
Это ты у нас в каллиграфии разбираешься, был ответ.
Кимитакэ пригляделся и вдруг увидел, что изгибы прутьев это защитные надписи, выполненные той самой бешеной скорописью, для которой сперва вспоминаешь китайское название «кунцао» и только потом, после долгих раскопок в памяти, догадываешься, как он называется по-японски.
Кимитакэ дотронулся до завитков. Кажется, это Ланкаватара-сутра неужели американцы научились ей пользоваться? Сама манера была близка к Ван Сяньчжи но, конечно, это была просто искусная стилизация, потому что Старец из Павильона Орхидей жил в незапамятную эпоху династии Тан и тогда просто не умели делать металл такого высокого качества.
Ты можешь это открыть? спросил Юкио.
Я могу попросить, чтобы она открылась.
Кимитакэ снял фуражку. Достал оттуда тот самый пухлый конверт и немного боязливо передал его Юкио хотя прекрасно понимал, что их делают из особой лощёной бумаги, которой не страшен никакой дождь. За конвертом последовали: пенал с кистью, чернильница, плиточка превосходной туши и нетронутый блокнот.
Он поймал в чернильницу несколько капель дождя и принялся растирать тушь. И когда запах смолы перебил запах моря, опустил туда кисть, развернул блокнот и Юкио, сообразив, что от него требуется, укрыл блокнот собственной юбкой, чтобы дождь не намочил страницы.
Чтобы открыть ворота, хватило четырёх иероглифов.
Так Кимитакэ и Юкио ступили на Эносиму остров, который синтоистская богиня счастья Бэндзайтэн специально подняла со дна залива в ответ на притеснения людей драконом Гозурю.
Они прошли к бронзовым храмовым воротам, что стояли как раз напротив моста, но стали заметны только сейчас. И там откуда ни возьмись их немедленно окружили несколько солдат во главе со здоровенным, как боец сумо, капитаном. Этот капитан надвинул фуражку настолько низко, что можно было увидеть только усы здоровенные, пышные, какие увидишь скорее у айну, чем у чистокровного японца.
Согласно инструкциям прибыли, доложил Юкио и вытянулся по стойке смирно, насколько это было возможно, когда ты одет в женскую школьную форму и холодные капли дождя щекочут колени.
Внешнее сходство с ориентировкой несомненно, он посмотрел на Кимитакэ настолько сурово, что тот невольно спохватился и нахлобучил на голову фуражку. И тут же ощутил кожей головы, как растекается из чернильницы остаток чернил.
Величайшее счастье безупречно служить императору! провозгласил Юкио и в тот же момент начал заваливаться на бок, как будто из-под него убрали подпорку. Двое солдат тут же подхватили упавшего в обморок под руки и куда-то потащили видимо, переодеть и дать отдохнуть.
А у вас есть пожелания или замечания? спросил капитан как ни в чём не бывало.
Ну, я ещё в школе учусь. Жаловаться не положено. Что дают то и делаю.
Я про вещи личного порядка.
А можно пример? Кимитакэ вдруг ощутил, что он тоже невероятно устал и ещё пара минут такого разговора свалится в обморок вслед за приятелем.
Например, в том, если вы придерживаетесь христианства или одной из особых форм буддизма, мы можем предоставить вам место для молитвы в соответствии с вашей традицией. При условии, что от этого будет зависеть ваша эффективность как каллиграфа, разумеется.
Хорошо, если я здесь и правда что-то решаю Кимитакэ поёжился и бросил прощальный взгляд на японскую береговую линию, что осталась теперь за воротами. Пожалуйста, известите охрану, чтобы не допускала на остров ни под каким предлогом гражданина Франции, который называет себя Луи-Фердинандом Селином. Ни лично, ни в виде посылок и писем. И имейте в виду, что «Луи-Фердинанд Селин» это, вероятно, его литературный псевдоним, так что бумаги будут на другое имя.
Как нам его опознать в таком случае?
Он француз. Я не думаю, что в этой части Японии прямо сейчас много французов. Особые приметы: потасканный внешний вид, пальто, кот в клетке и скверный характер.
Он шпион?
Нет. Врач-венеролог. Ну и литературой занимается.
В таком случае чем он опасен?
Он меня раздражает. И преследует.
С какой целью?
Скорее всего, преследует именно потому, что знает, как сильно это меня раздражает.