Он дотрагивался
губамидоеемаленького,теплоголба,итогдаонавсе
забывала,--ложьсвою,которуюона,как запах духов, всюду
влачила за собой, ложьдетскихсловечек,изысканныхчувств,
орхидей каких-то, которые она будто бы страстно любит, каких-то
Пои Бодлеров, которых она не читала никогда, забывала все то,
чем думала пленить, имоднуюжелтизнуволос,исмугловатую
пудру,ишелковыечулкипоросячьегоцвета,--и всем своим
слабым, жалким, ненужным ему телом припадала к Ганину,закинув
голову.
Итоскуяистыдясь,ончувствовал,как бессмысленная
нежность,--печальнаятеплота,оставшаясятам,гдеочень
мимолетноскользнулакогда-толюбовь,--заставляетего
прижиматься без страсти к пурпурной резине ее поддающихсягуб,
нонежностью этой не был заглушен спокойный насмешливый голос,
ему советовавший: "а что, мол, если вот сейчас отшвырнуть ее?"
Вздохнув, он с тихой улыбкой глядел на ее поднятое лицои
ничегонемог ей ответить, когда, вцепившись ему в плечи, она
летучим каким-то голосом -- не тем прежнимносовымшепотком--
молила,всяулеталавслова: "Да скажи ты мне наконец,-- ты
меня любишь?" Но заметив что-то в еголице,--знакомуютень,
невольнуюсуровость,--онаопятьвспоминала,чтонужно
очаровывать -- чуткостью,духами,поэзией--ипринималась
опятьпритворятьсятобеднойдевочкой,тоизысканной
куртизанкой. И Ганину становилось скучно опять, он шагалвдоль
комнатыотокнак двери и обратно, до слез позевывал, и она,
надевая шляпу, искоса в зеркало наблюдала за ним.
Клара, полногрудая,всявчерномшелку,оченьуютная
барышня,знала,чтоееподругабываетуГанина,ией
становилось тоскливо и неловко,когдатарассказывалаейо
своейлюбви. Кларе казалось, что эти чувства должны быть тише,
без ирисов и скрипичныхвскриков.Ноещеневыносимеебыло,
когдаподруга, щурясь и выпуская сквозь ноздри папиросный дым,
начинала ей передавать еще не остывшие, доужасаопределенные
подробности,послекоторыхКлара видела чудовищные и стыдные
сны. И последнее время онаизбегалаЛюдмилуизбоязни,что
подругавконецейиспортит то огромное и всегда праздничное,
чтозоветсясмазливымсловом"мечта".Острое,несколько
надменноелицо Ганина, его серые глаза с блестящими стрелками,
расходящимися вокруг особенно крупных зрачков, и густые,очень
темныеброви,составлявшие, когда он хмурился или внимательно
слушал, одну сплошную черную черту,нозатораспахивавшиеся,
каклегкиекрылья,когдаредкаяулыбка обнажала на миг его
прекрасные, влажно-белые зубы, эти резкие чертытакнравились
Кларе, что она в его присутствии терялась, говорила не так, как
говорить бы хотела, да все похлопывала себя по каштановой волне
прически,наполовинуприкрывавшейухо,или же поправляла на
груди черные складки, отчегосразуунеевыдаваласьвперед
нижняягуба, и намечался второй подбородок.