Кремль спокойствия - Ирина Тихолоз

Кремль спокойствияИрина Тихолоз

Все локации, события и персонажи вымышлены, совпадения случайны. Автор не является приверженцем никакой из изложенных позиций, описанных мировоззрений и идей.

Лишь однажды отдавшись умом сиюминутной фантазии, автор не обязан волочить ее за собой вечно в горе и радости.

Утро в монастыре Святого Я начиналось в четыре, но в последний день мне разрешили поспать до пяти. После часовой практики, немного сбивчивой от волнения, я взяла в руки бежевую рясу, которую надевала каждое утро несколько лет, как только выросла из точно такой же детской, и посмотрела на цифру 124. Одинокая деталь на монашеской форме была вышита коричневыми нитками на затылочной части воротника. Это номер уровня моего первоисточника или, как принято говорить у нас в обители, Святого Я во Вселенской Системе Координат. Память то и дело мерцала фрагментами монастырской жизни, а вместе с ними в сердце тайком пробиралась едва уловимая тревога перед началом нового бытия за пределами обители. Я накинула рясу на плечи, наконец, ощутив прелесть этого ежедневного ритуала, медленно запахнула, застегнула редкие тканевые пуговицы и завязала пояс. Приевшийся или незаметный бытовой обычай внезапно обретает особое очарование, когда совершаешь его в последний раз. Плененная будто впервые хорошо знакомым видом, я подошла к окну и, открыв его, вдохнула свежий, доносящийся из монастырского леса воздух со сладковатыми ароматами утренних трав и мускатным запахом опадающей листвы. Сентябрьское солнце, уставшее после летнего пекла, лениво протягивало в келью уже слегка теплые красноватые лучи. В прощании с укутанной густыми полотнами тумана полянкой, мой внутренний взор наслаждался грустью, приятно растекающейся в груди, а внешний  светом все бодрее восходящего за окном солнца.

До отъезда оставалась еще пара часов. Я сложила свои немногочисленные вещи в небольшой рюкзак, расчесала волосы, собрав их в хвост, и уже было отправилась готовить привычный, но не надоевший завтрак из фруктового салата и тостов с авокадо, но, дойдя до обеденного стола, остановилась. Во мне возникло непреодолимое желание оглядеть келью, чтобы как можно лучше запомнить ее.

Вообще, для монахов Святого Я не существует непреодолимых желаний. Мы всегда видим, откуда возникают любые из них. Начиная с тех, что рождаются в результате автономных биохимических процессов в теле человека, например, гормональных. Они часто продолжают себя в личностных проявлениях, маскируя свой первоисточник. Заканчивая прямым воздействием Абсолюта, которое Святым Я преобразует в желание. Последний вариант все же можно отнести к непреодолимым, если ваш канал связи со Святым Я больше напоминает 5G, а не вечно глючащий EDGE с множеством подключенных точек. При достаточном количестве они и вовсе могут заблокировать канал  именно так и обстоят дела у большинства людей, у кого он, вообще, имеется.

Под любым желанием я подразумеваю даже мельчайший порыв, возникающий в наших умах столь незаметно, как рождается новая молекула кислорода из растения на подоконнике в шумной комнате, где мы увлечены оживленной беседой в компании людей. А как эта молекула попадает в наши легкие, и что с ней происходит дальше, мы тем более не в состоянии проследить. Нами ощущаются лишь последствия в виде стабильного, беспрепятственного дыхания, на которое мы тоже не обращаем внимания. В качестве примера желаний я взяла две крайности: физические и Абсолютные, а между ними  бесчисленное множество других порывов с совершенно неожиданными источниками. Именно их я больше всего любила изучать на уроках свободной воли в обители.

Солнце, рассеивая перламутровый туман, стремительней заливало лучами келью, пока я задумчиво бродила по ней, жадно всматриваясь в каждую деталь и архивируя ее в памяти. Впрочем, пространство келий не позволяло особо разгуляться, хотя тесными их тоже не назовешь. Это скромные одноэтажные домики из темного шлифованного сруба, немного вытянутые, каждый с двумя большими окнами во всю стену. Из них иногда с тихим тоскливым очарованием я наблюдала восходящее над лесом солнце. Оно каждый раз пробуждало во мне ощущения, которые испытывает любое существо с не до конца потертой памятью прошлых жизней, когда рождается в новой форме в новой игровой среде. Отец Распределитель как-то рассказывал, что подобные переживания свойственны только третей мерности, а на Земле, как в центре материальной вселенной, проявляются особенно ярко. Видимо, меня они впечатлили настолько, что осели увесистым якорем в голове, и теперь каждый раз, глядя на восход я подсознательно вспоминаю лампочку в роддоме, которая разгоралась все ярче, пока я появлялась на свет. В любом случае, эти переживания лишь влюбляют меня в каждый пробуждающийся день. Как говорит сестричка Аки, мне повезло, что я могу начинать утро с не влияющей на фигуру дофаминовой дорожки, в то время как Аки вот уже который год тщетно пытается перестроить свою на что-то, не содержащее сахар и шоколад.

В оригинале это наше с сестрами определение звучит, как гормональная дорожка, но каждый раз мы просто подставляем ключевой гормон. Оно условно обозначает действия, которые ведут человека к мимолетному счастью. Если коротко, то это может быть удовольствие, которое люди каждый раз получают от выкуренной сигареты, сахара или даже мытья посуды. Разница лишь в том, что в первом случае причиной является физическая зависимость, а во втором  приятные ощущения из детства, однажды возникшие после того, как мы впервые самостоятельно помыли посуду и получили за первый шаг в бытовую бездну родительскую похвалу в непривычно большом размере. Мозг зафиксировал это действие, как дорожку, ведущую нас к быстрой маленькой радости. Теперь каждый раз после вымытой посуды, некоторых влегкую накрывает серотониновая волна. Впрочем, я не отношусь к этим редким людям, тем не менее всегда старалась следить за чистотой в келье. К тому же это несложно, когда живешь одна в предметно-вещевой аскезе небольшого пространства.

Слева от входа, в углу, дальнем от окна, стоял ничем не примечательный деревянный шкаф, который занимал совсем немного места. В противоположной стороне располагался рабочий стол с компьютером и небольшой книжной полкой над ним, где в основном стояли учебники по мирозданию и метаистории. Между шкафом и столом стояла кровать из грубо обработанного дерева с редкими элементами черных металлических резных вставок у изголовья. Они изображали часто изгибающиеся ветви деревьев с немногочисленными листочками и птицами, по-железному несуразными и смешными. Кровать была странного размера и больше напоминала двуспальную, чем односпальную, но, однажды, когда мы вместе с Аки готовили презентацию об экспериментах в горизонтальной эволюции, засиделись допоздна, и, чтобы сестричке не возвращаться одной в свою келью, я предложила заночевать у меня. Конечно, на этой кровати поместились две худенькие девушки, но спать было настолько тесно, что мне пришлось сползти на пол и доспать оставшуюся ночь там. Особенно, если учитывать, что Аки во сне требуются максимальные пространство и свобода. Сестричка, заснув в скромной, компактной позе и через минуту погрузившись в глубокий сон, начала настойчиво спихивать меня. В процессе я неоднократно получала ее ногой или рукой в бок, а то и по щеке или носу. На утро Аки виновато извинялась и просила меня в следующий раз непременно будить ее, используя те же методы, но я с тех пор просто не допускала следующего раза и записала монастырские кровати в разряд односпальных.

В правой части дома была небольшая кухня из такого же дерева, как кровать, и таким же обеденным столом. В общем, келья была достаточно скромным, но уютным местечком без излишеств, каким ей и подобает оставаться в моей памяти. Как только промелькнула мысль о том, что все равно все детали запомнить невозможно, пока я рассматривала замысловатые древесные узоры на кухонном столе, раздался частый и настойчивый стук в дверь, а через секунду за ней послышались смех и голоса сестричек. Я быстро подбежала к порогу и повернула замок. Аки почти вышибла ногой дверь, от которой я в последний момент успела увернуться, отскочив назад.