– Ни от одного охранника нельзя требовать, чтобы он узнавал больше, чем ничтожную часть из них, а поскольку Олигархия воюет…
– Олигархия всегда с кем‑нибудь воюет, – перебила она.
– При данных условиях такая политика разумна.
– Не говоря уже том, что оскорбительна для вас лично.
– Личность не имеет значения, – возразил я.
– Значение имеет только личность, – решительно заявила Тай Чонг, и снова я почувствовал, что она‑то и есть настоящая инопланетянка.
Мы уже привлекали к себе удивленные взгляды, и Тай Чонг, заметив, как неловко я себя чувствую в центре внимания, понизила голос:
– Мне очень жаль, Леонардо, но я обязана заявить протест. Оскорбив одного из сотрудников Клейборна, они оскорбляют Клейборн. Я должна защищать своих служащих, даже если они сами не желают защищаться.
Я понял, что спорить дальше бессмысленно, и остался молча стоять, а она вышла искать директора галереи. Я заставил себя сосредоточиться на торгах и попытался не думать о последствиях ее действий.
Следующим лотом аукциона был Яблонски. Услышав стартовую цену 200 тысяч кредитов, я понял, что был прав, прикидывая окончательную оценку.
Частный коллекционер из сектора Антарес начал торговаться с четырехсот пятидесяти тысяч, и в конце концов отбил ее у местного музея за 575.
– В яблочко, – отметил Рейберн. – Вы знаете свое дело, Леонардо.
– Благодарю вас, друг Гектор, – ответил я, ярко просияв от гордости, вопреки стеснению из‑за протеста Тай Чонг.
Он задумчиво взглянул на меня.
– Вы действительно думаете, что мы сможем взять этот портрет за пятьдесят тысяч?
Мой узор двусмысленно потемнел.
– Возможно, что он хорошо известен на Бортаи или на соседних мирах. В таком случае цена может подняться до шестидесяти тысяч кредитов.
Следующим шел Примроуз, и хотя данное произведение было типично для его Плоскоугольного периода, цена не поднялась выше разочаровывающей цифры 190 тысяч кредитов, что подтверждало упадок его славы.
Вернулась Тай Чонг, очень довольная собой, и мы без особого интереса наблюдали, как следующие три лота уходят по весьма средней цене.
Затем была выставлена первая из работ Мориты.
– Физические ограничения подиума не позволяют выставить ее здесь, – объявил аукционист, – но я надеюсь, что все вы воспользовались случаем увидеть ее в оригинале. Это произведение Мориты значится у вас в каталогах под номером 7, потрясающая мозаика из огненного камня и солнечных кристаллов под названием «Рассвет». Стартовая цена – полмиллиона кредитов.
Меньше, чем за минуту, цена подскочила до трех миллионов. На четырех миллионах в торги вступил канфорит, но в итоге лот был продан большому музею Делуроса VIII за шесть с половиной миллионов кредитов. Тай Чонг тут же уверила меня, что для Мориты такая цена – не предел, хотя аукционист объявил, что для Дальнего Лондона это настоящий рекорд, который, по его мнению, продержится не дольше сорока минут, когда на продажу будет выставлено следующее произведение великого Мориты.
Тай Чонг поторговалась за маленькую голограмму и проиграла ее канфориту, затем купила изысканный натюрморт с Терразаны.
Через несколько минут Рейберн похлопал меня по плечу.
– Сейчас выставят ваш портрет, – шепнул он. – Попробую взять.
И добавил после паузы:
– Пятьдесят тысяч максимум, да?
– Это моя оценка, друг Гектор, – ответил я.
– Следующий лот, – объявил аукционист, когда полотно вынесли на подиум. – Портрет неизвестной, автор – Кристофер Килкуллен, прославившийся как флотоводец, силы которого разбили значительно превосходящего противника во время восстания джагонов, в 4306 году Г.