Когда я тебя встречу. Книга Первая Рим.Leeward Side
Рим. Встреча первая.
Как рождаются сказки и легенды? Кто, приходя в этот мир, становится героем мифов и сказаний своего городка, народа, многих народов? Как переплетаются судьбы и деяния существ, принадлежащих разным мирам, родам, возможно, даже, временам?
Вглядываясь ли в морозное ночное небо над фьордами, любуясь ли южными звездами на берегу теплого моря, тревожно ли всматриваясь в сполохи кровавого заката над выжженной пустыней или же выглядывая знакомые созвездия, мерцающие сквозь сочную листву деревьев, каждый из нас смотрит, в принципе, на одно и то же небо.
Может именно там, в небесной выси, соединяются наши души, а судьбы выплетаются в различные красочные узоры? То знают только боги...
Каждое существо, пришедшее в этот мир в муках и слезах материнских или же рожденное фантазией поэтов, писателей, непременно связано со звездным небом, а так же с другими созданиями, невидимой нитью.
Ведь сочинительпроводник звезд на земле.
***
Две тени в тумане. У самого поворота от тихого пруда. Тени двигались медленно, выплывали лишь на несколько мгновений, снова теряли очертания и растворялись между деревьями. Иногда одна тень устало усаживалась на скамейку, согнувшись, сидела, уставившись то ли на гладь пруда, то ли внутрь себя. Вторая тень останавливалась у скамейки, словно приглашая хоть кого то разделить одиночество.
Окно запотевало от дыхания наблюдавшего, размывались очертания. Ускользал сюжет.
В который раз. Ускользал.
Как туман над парком. Как тени у скамейки.
Окно крало звуки и запахи. А мысли терялись и путались.
Звезды мерцали уже над пустым поворотом у пруда.
Каждый день. Не сходилось. Не встречалось. Рассыпалось беззвучными бусинами меж пальцев.
И тогда Он вышел из дома. Ноги привели сами к пруду и скамейке. Мир наполнился запахами, звуками, красками. Первой встречей. Второй.
Третьей - с самим собой.
Когда вернулся в прокуренную комнату, рухнул на стул у компьютера и, закрыв глаза, полетел по-над городом, берегом реки, дачными поселками. Полетел за туман и осеннюю промозглость.
И звезды сияли уже не теням, но людям, что смотрели на них и смеялись и плакали.
***
Ланиста опять орал на кого-то, переходя на истеричный фальцет, что выдавало высшую степень негодования и злобы. Видимо, этот "кто-то" серьезно подвел его на арене и все ставки полетели в Тартар. Стало быть, к ночи будет тревожная и безрадостная пьянка в покоях хозяина и надсмотрщиков и, также, показательная порка в подвале, там, где в камерах ютились рабы-гладиаторы. Надзиратель порол бы чаще, будь ему с этого прибыль и больший толк, нежели просто выплеск эмоций.
Вечерняя сырость донесла запахи плесени, застоявшегося пота, подгнивших ран и кислой ячменной похлебки. Агний попытался встать, но не тут-то было! Даже повернутьсяни в какую! Хотя бы пошевелиться. Но даже это не выходило. Глаза застлало кровавой пеленой от резкой боли в боку и плече. С губ Агния сорвался стон.
Не уберегли его проклятые римские Лары, которым дары приносили, как и "душке"-Марсу, все гладиаторы перед боем. К сожалению, этот боец совсем не помнил богов своего детства. А чужие, они и есть чужие. Не спасли вот. И не спасут ни за что от гнева Ланисты. Мертвые, неживые куклы, все, как один, в обличиях богов.
На арене Агний устал: пот застилал глаза, скатываясь крупными каплями по лицу, пыль, поднимаемая ногами, забилась под кожаный нагрудник и поножи, покрыла серым налетом все тело. Эфиоп, подставив подножку, вынудил Агния встать против солнца. И вот тогда это решило исход битвы.
Лишь каким-то непонятным, животным чувством, в самый последний миг, светловолосый и рослый гладиатор отклонился.
Топор пошел по касательной, задевая бок, клацнув по ребрам. Стало очень больно. Рана на плече, что была получена ещё ранее, от напряжения особо кровоточила. Взмах топора, отблеск металла, забившиеся в глаза и ноздри песок и опилки... Он почувствовал их, когда проехался мордой прямиком по арене.
Все это позади. Теперь Агний очухался в углу лудия от криков Ланистыхозяина школы гладиаторов. От боли в теле, воин готов был рычать. Что ж, если не добили на арене, значит, будет жить дальше. Только зачем? Зачем ему жить среди этих коренастых, с ногами как бревна, черноволосых и кареглазых жителей Апеннин? Если и были рабы, что отличались от них, то они были чернокожими, добродушными друг с другом, но крайне жестокими с чужаками...
Высокий же, белокожий, с длинными, светлыми космами, голубоглазый Агний был редкостным и выделяющимся среди них. На него приходили смотреть многочисленные зрители, на него ставили неплохие деньги, к нему прибегали проститутки... Но, что, пожалуй, самое главное: Ланиста Ефрем получал вполне себе достойные деньги от приватных посетителей.
Пока Агний был мал и юн, пузатые, лысеющие патриции приходили смотреть, как он моется и натирает тело маслом перед тренировками. Но, чуть стоило ему войти в возраст, как сначала один заезжий сенатор, а потом и многие высокие гости, видимо, следуя примеру или просто пронюхавшие интересную затею, были допущены к его телу.
Они любили его, если это можно было так назвать, как скота, а он, порой, на глазах у мужей, любил их женщин, как сучек. Он не помнил, чтобы на его Родине подобное было распространено, но он выживал. Выживал, не теряя надежды на то, что он вспомнит, в какой стороне находится его настоящий дом.
Сейчас Агний просто вытянулся на спине, стараясь не шевелить левой рукой.
Ждал. Либо лекаря, либо Ланисту с палачом.
Он падал уже в болезненное забытье; как всегда, в такие моменты, перед глазами, в кровавых всполохах, проносились диковинные картины и существа, перемешанные с реальностью и бредом. Словно продолжение игр на арене, утомительных тренировок на дворе, Агний, в полусне-полубреду, сражался, рубил головы, рассекал низкорослые тела и крушил блестящие доспехи рослых и таких же светловолосых, как и он сам. Видения неслись, кружились, наполнялись цветом, звуком.
Как всегда, в самый разгар бреда, Агний почувствовал острейшую боль в левой руке. Настолько сильную, что бред отпускал его, а парень возвращался в мир людей, если таковыми можно назвать тех, кто окружал его в школе гладиаторов.
К нему никто не подошел. Почему? Два ливанца и баск, ещё при его появлении в лудии, шарахнулись от Агния и забормотали что-то на своих корявых наречиях, словно встретили нечисть. Баску он отомстил. Без ноги гладиаторпросто набор костей для зверья из зоопарка. Остальные затаились, напуганные жестокостью и мстительностью белобрысого паренька.
Пару раз пришлось показать, что утехи, доступные патрициям, Агний не намерен дарить надсмотрщикам и взрослым гладиаторам. В тот день он дрался, как зверёныш, рычал и рвал зубами. Больше не трогали. Его больше не трогали. Не мешали, но и не помогали. Никогда.
К раненому не пришли. Сквозь морок боли, краем сознания и тускнеющим взглядом, Агний отметил движение у своего лежака. Низко, утробно, по-звериному зарычав, гладиатор сверкнул в темноте оскалом и встретил врага, можно сказать, во всеоружии. Чуть было наклонившаяся над ним, явно же, чтобы нанести увечья, фигурка резко дернулась в здоровой руке гладиатора. Приблизившуюся вплотную к груди Агния, он зафиксировал хваткой за горло, но кадыка не нашлось...
Что за ерунда? Баба?!
***
Агний разлепил глаза и встретил спокойный, но жесткий взгляд таких же как и у него небесно-голубых глаз. И почувствовал как умело и ощутимо их обладательница сжала ему под набедренной повязкой яйца.
Гладиатор ослабил хватку и удивленно сглотнул, стараясь не делать резких движений.
Тсс...тихо, тихо...не дергайся. Даже если хочешь сдохнуть, то я тебе не дам. И уж, тем более, не дам покалечить меня.
Голос был чуть с хрипотцой, низкий и мурлыкающий. Уверенный голос, спокойный. Словно один из самых сильных гладиаторов сейчас не душил эту девку! И словно не она сейчас стиснула пальчиками достоинство этого воина!
Отпусти...
А то что? - девка начала рассматривать ранения, оставив руку под его набедренной повязкой. - Что?
Сгинь, ведьма! - Агний, превозмогая боль, попытался откинуть девку, но безрезультатно.
Она даже хмыкнула, прежде чем отпустить руку и навалиться на грудь Агния, чем вызвала и вздох облегчения и, одновременно, стон от боли.