От Григория вести?.. Игнат вопрос начал да осекся. Не к месту вспомнил старшего товарища. Часто говорил не думая. «Торопыга», дразнила его жена Зойка.
Не знаю ничего. Да какие вести Откуда они придут-то Обдорск край земли.
Аксинья не понимала уже, как к мужу своему относится. Любовь ушла, растворилась в мареве тех страшных событий, что перевернули жизнь с ног на голову. Ненависть питала ее, кусала сердце, подтолкнула к великому греху. Да тоже рассыпалась на части, когда Аксинья увидела, в кого превратился Гришка в соликамском остроге. Был сильный и нахальный мужик с пудовыми кулаками, обратился в чахоточного заморыша.
Жалость? Наверное, именно она отзывалась в ней всякий раз, как вспоминала она мужа, как представляла маету его в Обдорском остроге А то и колола нечаянным острием мысль вдруг не дошел до места, помер в дороге, сгорел в лихорадке, жалкий, безрукий, беспомощный.
А зачем ей про мужа весточка? У нее новые хаха
Софья, закрой рот. Анна и чуть живая спуску не давала.
ли.
Пойду я. Спасибо, Аксинья. Вам здоровья. Дети, не балуйте. Игнат спешно покинул избу. Как и все мужики, боялся он свар бабских и ругани.
Ты хоть людей бы, Софья, постыдилась.
Люди уже бают, что с Семкой ты по углам тискаешься.
А ты и рада хвостом сплетни собирать.
Невестка фыркнула.
Как жить-то будете, когда я помру, бормотала Анна, не сдерживая слез.
Васька сразу захныкал и подбежал к печке: мол, подсадите меня, бабушку утешать буду. Анна прижала к боку теплое мальчишечье тельце и заснула.
Совсем плоха она, прошептала Аксинья.
Ты знахарка, так лечи.
Не было сладу с тихой прежде Софьей, любимицей Вороновых, верной женой Федьки. Казалось порой Аксинье: когда Софья потеряла мужа, то с горя умерла, а вместо нее стала в избе жить кикимора, зловредная, сварливая. Каждый шаг Аксиньи она хаяла, каждое слово обливала грязью.
Хозяева дома? зычный грудной голос заполнил избу. Аксинья выдохнула радостно: пожаловала к ней та, с кем можно отвести душу.
Хозяева дома? зычный грудной голос заполнил избу. Аксинья выдохнула радостно: пожаловала к ней та, с кем можно отвести душу.
Проходи, Параскева, милости просим.
Здравствуй, хорошая моя. Они троекратно поцеловались, обнялись как сестры.
Прошлым летом Прасковья Репина с братом и детьми, спасаясь от ужасов Смуты, просила приюта в деревне Еловой. Староста Яков поселил семью в доме одинокой Еннафы. Грудастая веселая Параскева изо всех сил пыталась стать своей в деревне. Хлебосольная хозяйка и заботливая мать, она всегда была готова помочь еловским. Сидеть с детишками, трепать лен, ткать холст, стряпать только позовите. А звать не спешили. В деревне настороженно относились к пришлым. Чужой человек темная душа. К Параскеве и семье ее приглядывались, оценивали, но держались настороженно. Еннафа, обозленная на весь свет, распускала сплетни про жилицу: мол, мужа отравила, а брат ее и не брат ей вовсе, а полюбовник.
Параскева только цокала языком и беззлобно ругалась:
Пустобрехая, экие небылицы придумала! Никаша брат мой младший, крест вам, бабоньки.
Кто верил, а кто нес дальше срамную весть о новых поселенцах за пределы деревеньки. Параскева доброжелательно кивала Аксинье при встрече, но впервые заговорили они в разгар прошлого лета, во время страды. Тот самый Никаша зашиб бок, свалившись с лошади. И Еннафа привела его, чуть не притащила на своих могучих плечах к знахарке.
Скоро стали Прасковья и Аксинья если не подругами, то людьми близкими. Вместе пряли долгими вечерами, стирали на речке, делились секретами, вспоминали прошлое, обсуждали проказы и недуги детей. Прасковья рада была поговорить о десятилетке Лукаше и скромница, и хозяюшка, и пригожа собой, скоро невеста, о ровне Нютки Павке, озорном и непоседливом мальчишке.
Здравствуй, Прасковьюшка. Как сама ты? Как дети? Софья не выказывала неприязни к гостье.
Лукерья убежала гадать, а Никашка с Павкой колядуют где-то. Пусть дети забавятся, пока пора молодая.
Твоя правда. Это у нас, поживших, все забавы яство съесть да песню спеть.
Ты, Аксинья, себя к старухам не причисляй. Ты у нас в самом соку, подмигнула Параскева.
Не поверишь, чувствую себя как кобыла заезженная.
А сколько годочков тебе?
Четвертушки нет.
Ох, да я в твои годы козой скакала.
Отпрыгала свое козочка Аксинья, влезла в разговор невестка.
А ты, Софка, старуха. Ворчливая скареда, не смолчала Прасковья. Вот соседка у меня такая была Ворчала, ворчала, так и сморщилась. Ссохлась от злобы своей.
Софья фыркнула, подхватила на руки сына и скрылась в светелке, где и проводила теперь большую часть своего времени.
Ушла, и слава богу.
Я к тебе не просто так пришла, по делу, подруженька.
Рассказывай. Заболел кто из твоих?
Да, угадала ты. Можем посекретничать?
Можем, в клеть пойдем. Холодно там, зато не услышит никто.
Аксинья отворила дверь, ведущую в комнатушку. Отец расширил ее, пристроив с юга еще клетушку. Клеть вся была заставлена, завалена: сундуки с одеждой, утварь, связки лука и чеснока. Аксинья расчистила место на лавке.
Когда-то отец посадил меня под замок. Несколько дней здесь сидела, судьбу кляла.