По другую сторону от стойки бара висело зеркало, и Эрл видел себя в нем, видел свои глаза, черные, как вода во время паводка, когда она все поднимается и поднимается, пожирая один за другим клочки земли. Его щеки ввалились, серые губы беззвучно шевелились, как у сумасшедшего. Он сглотнул, зажмурился и открыл глаза, чтобы снова взглянуть на себя. И увидел опустошенного человека, настолько усталого и потерянного, что он вряд ли стоил кислорода, который вдыхал, или бурбона, который пил.
Он чувствовал, что недостоин вообще ничего.
«Никуда ты не годишься», – услышал он голос отца и полностью согласился со стариком.
«Никуда я не гожусь. Любой из этих парней был куда лучше меня. Почему, черт побери, я не с ними?»
Эрл сделал очередной огромный глоток бурбона, прикончив бутылку, и посмотрел на часы. Перед глазами у него все расплывалось, так что он не смог разглядеть ни цифр, ни стрелок, но, судя по количеству выпитого, поезд в Форт-Смит уже ушел, и ему оставалось только расплатиться.
Он неуверенно поднялся, нетвердой походкой пересек бар и нашел мужскую комнату. Войдя туда, он закрыл за собой дверь, запер ее на защелку, не спеша помочился, вынул свой пистолет и взвел курок.
Никогда за всю войну он не чувствовал себя таким несчастным, как сейчас. До чего несправедливо: он жив, а столько других парней мертвы, у него в кармане валяется медаль, удостоверяющая, что он герой, а у них есть только белые кресты на островах, которые никто никогда не будет посещать, и скоро все они окажутся забытыми.
Эрл приложил дуло к виску, почувствовал прохладное прикосновение круглого отверстия. Палец лег на спусковой крючок, затем нажал на него.
Выстрела не последовало.
Пистолет дернулся: курок ударил по ударнику, а тот – в пустоту. Эрл посмотрел на оружие, немного оттянул затвор и убедился, что патронник пуст. Вынув магазин, он обнаружил там шесть патронов сорок пятого калибра. Кто-то очень аккуратно вынул магазин, извлек патрон из патронника и вставил магазин на место. Он знал, что зарядил пистолет сегодня утром.
Неужели Джун? Но ведь она ничего не понимает в оружии. Тогда кто? Может, он сам забыл дослать патрон? Что происходит, черт возьми?
Эрл перезарядил пистолет, оттянув затвор и дослав патрон, а потом аккуратно спустил курок с боевого взвода.
После этого он убрал оружие за пояс, оправил китель и отпер дверь.
Вестибюль отеля «Карлтон» был ярко освещен и переполнен буйством красоты. Казалось, свет весело танцует, будто стены сделаны из стекла. Вероятно, празднование Дня победы над Японией еще не закончилось. Здесь было множество хорошеньких молодых женщин и их поклонников, и все так радовались телевидению и реактивным самолетам, что с трудом сдерживали волнение.
Эрл пробрался сквозь толпу веселящихся. Все были в смокингах или вечерних платьях; радостная молодежь суетилась, жадно ожидая прихода великолепного будущего.
Все юноши были чисто выбриты и казались неженками; Эрл знал, что не должен ненавидеть их, но тем не менее ненавидел, и, позволив этой ненависти пробиться сквозь тоску, он почувствовал, что нужно выпить. Не очередную бутылку бурбона, а то, что поможет унять головную боль, вроде коктейля, джина с тоником или мятного джулепа. Он поглядел на циферблат своего «Гамильтона» и с облегчением обнаружил, что все же не опоздал на поезд: еще не было семи. У него даже оставалось время для…
– Сержант Свэггер?
Он обернулся.
Перед ним стояли двое мужчин. Один, лет тридцати, был настоящим красавцем – лощеный, с блестящими черными волосами и зубами, как у кинозвезды. Второй – намного старше, мрачный тип с грустным морщинистым лицом, к тому же медлительный. Костюм не полностью скрывал необыкновенно длинные руки, а из рукавов торчали самые громадные кисти, какие Эрл когда-либо видел у человека. Мягкая фетровая шляпа была небрежно сдвинута на затылок, а поношенная сорочка, некогда белая, теперь стала серой, и на ней даже виднелись пятна. Но взгляд его был настороженным и быстрым: ни дать ни взять Воющий Безумец Смит или другой старый, закаленный в бесчисленных сражениях морской пехотинец. Прикрытый галстуком ремень на груди выдавал наличие наплечной кобуры и был натянут так, что Эрлу стало ясно: в кобуре у незнакомца лежит нешуточная пушка.
– Сержант Свэггер, – произнес первый с интонациями, по которым Эрл сразу же понял, что этот красавчик имеет непосредственное отношение к его родному штату, – мы ждем вас. Ваша супруга наверху, собирает вещи. Она сказала, что вы задержитесь в городе и придете позже.
– В чем дело, сэр? – спросил Эрл.
– Сержант Свэггер, мы прибыли, чтобы предложить вам работу.
– Работу? У меня уже есть работа. Я ворочаю бревна на одной проклятой лесопилке.
– Нет, речь идет о работе в правоохранительных органах.
– Кто вы, черт возьми, такие?
– Меня зовут Фред Беккер. Неделю назад меня выбрали окружным прокурором в округе Гарленд, Арканзас.
– В Хот-Спрингсе? – уточнил Эрл. – И что же вам нужно от меня?
– Хот-Спрингс – самый дикий город в Америке. У нас есть игроки, есть убийцы, есть шлюхи, всяких мошенников больше, чем вы можете себе представить, и многие из них ходят в полицейской форме и носят оружие. Всем заправляют нью-йоркские бандиты. Прямо скажу, сэр: я намерен очистить этот содом и гоморру и поэтому ищу подходящего человека. Все, с кем я разговаривал, указывали на вас как на лучшего из лучших.
Глава 3
Самый высокий небоскреб города в стиле ар-деко, по-византийски пышный, символизировал декадентские удовольствия империи. А управление империей осуществлялось из квартиры на верхнем этаже.
– Это же настоящий Нью-Йорк, а? Я хочу сказать, нельзя не согласиться, что это самый настоящий Нью-Йорк, – заявил гордый хозяин своему самому почетному гостю.
– Ваша правда, – поддержал его гость.
Они очень подходили друг другу. Один, говоривший с английским акцентом, лет пятидесяти пяти, пяти футов десяти дюймов ростом, очень крепкий, но не толстый, с красивым смуглым лицом, как раз и являлся хозяином. Белый смокинг сидел на нем изумительно и казался такой же неотделимой от него частью, как сливки неотделимы от молока, которое наливает трудолюбивая доярка. В петлице лацкана горела гвоздика. Волосы были приглажены назад, и он курил сигарету, вставленную в мундштук. Лицо украшали небольшие щеголеватые усики, тонкие, как ниточка, говорившие не только о мужественности их обладателя, но и о дальновидности и сметливости как в денежных, так и в сердечных делах. В другой руке он держал высокий, на тонкой ножке бокал с мартини. На манжетах сверкали ониксовые запонки.
– Что до меня, – сказал гость, – я ничего против не имею, вы же понимаете. Это красиво. Это очень красиво. Но я же простой парень. Я заполучил дом из тех, что называют тюдоровскими. Он выглядит так, что в нем мог бы жить король вашей страны.
– Да, старина. Я знаю этот стиль. Весьма приемлемый, я бы сказал. Он действительно назван по имени королевской семейки.
– Ага, – согласился гость, – это как раз для меня. Чем я не самый настоящий гребаный король?
Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
Его лицо было более румяным, чем у собеседника. От него исходила животная жизненная сила. Он тоже носил прекрасно сшитую одежду, но более спортивного стиля: кремовый льняной пиджак поверх безупречно отглаженной темно-синей сорочки с расстегнутым воротником, свободные брюки из тончайшей шерсти с начесом и ослепительно белые туфли. Ансамбль дополнял аскотский галстук – маленькая вспышка багрового шелка. Сильные пальцы крутили дорогую гаванскую сигару.
– Но здесь клёво, – снова заговорил он. – Настоящий шик.
Он был ниже ростом, более мускулистый, загорелый почти дочерна, вообще выглядел крепче своего собеседника. У него были большие руки и широкие плечи. Такими часто бывают полузащитники. Его глаза вспыхивали особенно ярко, когда он обшаривал взглядом комнату. Он не был дураком, но и не отличался блестящим умом.