Скачать книгу
Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу Мотивы файлом для электронной книжки и читайте офлайн.
Мотивы
Олег Аникиенко
© Олег Аникиенко, 2019
ISBN 978-5-4490-2766-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОЛЕГ АНИКИЕНКО
СТИХИ, ПАРОДИИ, ПЕСНИ
МАГИЯ САМОВЫРАЖЕНИЯ
Время от времени в творческих журналах не спокойно: Почему так много пишущих? Что происходит? Не девальвируется ли эфир поэзии, искусства?
Особые ревнители призывают «графоманов» взяться за ум, заняться «полезным» и читать классику. Другие, напротив, поощряют взрыв писательства, поддерживая творческих «самоделов»… Сразу скажу, я – на их стороне.
По мне, – так пусть творят все. Все – пишут, лепят, малюют… Творчество облагораживает. Да и эволюция, братцы! Массы догоняют избранных. Все скоро будем и арии петь, и живописать, и корзины плести…
Энергия созидания реальна. Человек – творящий живет неповторимо. И мне знаком тот прилив сил, когда получается проект, когда удается родить образ. Эта магическая сладость процесса и его результат – пьянят и кормят. И раскрывают личность, шагнувшую в новую эпоху. Видно, написание стихов и картин – становится такой же потребностью и способностью, как дышать и работать…
В эту книгу вошли избранные стихи, пародии, песни, написанные автором за полжизни счастливых мук творчества. Все «творенсы» были опубликованы в самодеятельных сборниках за свой счет и потеряны – раздарены друзьям и знакомым. Некоторые проданы любителям образной словесности.
По сути – книга итоговая и составлена, прежде всего, для себя. Хотя и тут тема для животолков. Иной критик посетует: – Для себя? Так держи в столе…
Никогда не мечтал о поэтическом влиянии на читателя. Мне симпатичен статус самостоятельной творческой единицы. И все же, читатель нужен любому. Ты держишь его глубоко в душе. Поэтому, и – для себя, и – для других. Ты пишешь о себе, о своих переживаниях, взглядах, ощущениях… Но, если в тебе есть внутренние связи с миром, с людьми, то написанное для себя – интересно и другим. Эти связи видны в творении. Скрепленный такими нитями, художник не пропадает совсем, и когда-нибудь его все равно заметят.
Все мы – поэты самовыражения. В этом славном ордене у каждого свой рыцарский доспех. Но устав бескорыстия и света – у нас единый. Ты его принимаешь добровольно. А – успех, признание? Что же, и этого кто-то добьется. В любом случае, – получит весточку от Бога. Быть может, сегодня, из ночной форточки звездного неба. Внезапно повеет ветерок, и кто- то большой и мудрый шепнет человеку слова одобрения. И уснет счастливый поэт на кухонном столе, уткнувшись носом в свои измученные исправлениями строчки…
ЧУЖАЯ ЛАДОНЬ
Я снова открываю дверь:
огромный Мир стоит как прежде,
лицо прохладою объяв,
и равнодушной немотой
зовет к себе.
Войду.
За далью очертаний
видения холмов, полей
и тесный круг людей прекрасных
и неудавшихся людей.
Как он спокоен, молчалив, —
бескрайний Мир, для всех открытый.
Мы в нем – никто,
частицы света,
немного лучше, немного хуже…
Приму и я что в мире есть,
что было, что еще случится,
не отвернусь, когда придет
мой срок уйти…
Так – в путь?
Все тот же Мир
стоит передо мной открыто,
как перед всеми, кто входил,
и глубину его столетий
я не замечу в этом утре.
* * *
По линиям чужой ладони
c каким-то странным, непривычным,
другим рисунком, не моим —
учусь чему-то…
– Вот, судьбы, – смотрите! —
борозда все легче…
Болезни – в прошлом. А вот здесь
к вам новый друг
спешит навстречу.
Тут – знак богатства… И рука
чужая дышит осторожно,
согретая моим враньем.
Мы улыбаемся и шутим,
прекрасно зная про обман
моих гаданий неумелых.
Но что-то, видно, поважнее
есть в этой тайне сокровенной,
когда на линии чужие
ложится теплая ладонь.
* * *
На седовласых киоскершах
поверх газетных пирамид,
монбланов глянцевых обложек —
божественный лучится нимб.
Духовный свет над головой
красивым дамам по плечу…
Бреду походкой выходною,
ларькам последнее плачу.
Мне эти женщины дороже
парадных городских примет,
здесь остановятся прохожий
и – неопознанный объект.
И в теплой ауре оттаяв,
я не кусаю удила, —
журнальчик для мужчин листаю,
состроив равнодушный взгляд.
Как часто из толповорота
я к этим женщинам иду —
и человеческое что-то
у них тихонечко краду.
* * *
По крышам старого квартала
весенний снег ползет устало,
и серый шифер, обнажаясь,
парит на солнце, подсыхая,
чуть искривленный и хмельной.
Я вновь в стране пятидесятых,
где толстостенные дома
свои болезни открывают —
потеки, трещины, лепнины
остатки все еще живые
и крыш залатанный пейзаж.
И почему-то мне нужней
и интересней эти стены,
в которых между рам видны
авоськи, баночки с соленьем,
чем учреждения без крыш —
прямоугольны и надменны.
И признаваться мне в любви
лишь крышам хочется разбитым,
с которых плачет талый снег,
и людям, что здесь тихо жили,
как старый шифер на стропилах.
* * *
Люблю библиотекарей негромко,
несуетливый их паркетный шаг,
хранителей премудростей на полках
и томиков исписанных бумаг.
С достоинством неторопливой сути
они дадут мне редкий экземпляр,
о правилах напомнят и попутно
внесут пометку в свежий формуляр.
Предложат мне Конфуция, Платона,
чьих истин не затронул книжный бум,
и улыбаясь честно и смущенно
отвечу, что я в этом ни бум – бум.
А после, забывая время суток,
знакомцев полистаю не спеша:
здесь – Вордсворт, Китс, а там —
суровый Слуцкий
и Ади отболевшая душа.
И словно прекратив свое круженье,
мне призраки откроются на миг,
летающие с вечным вдохновеньем
среди библиотекарей и книг.
…Когда-нибудь и я пенсионером
устроюсь гардеробщиком сюда,
одетым как в театр на премьеру,
жаль облысею, видимо, тогда.
Служителем духовности палаты,
Платона разбирая по словам,
я буду подавать пальто и шляпы
и на прощанье вежливо кивать.
* * *
На фотомастера итог
самоотверженных исканий
смотрю с надеждой, но душа
все отозваться медлит, медлит,
и черно-белая страна
расплывчатой загадкой дремлет.
И кажется, еще немного —
и мир художника уйдет
куда-то вдаль неразделенно,
и тайну этих светотеней
и изощренность мастерства
уже не вспомнить…
Но – внезапно
забьется сердце учащенно,
дыханье дрогнет у листа,
где женское лицо живое
притянет внутренним огнем,
и мир другого человека
и мой, и мастера – безмолвно
соединяются в одно.
* * *
Вновь улицы знакомые приметы
я провожаю взглядом отрешенным —
сырых берез темнеющие ветви,
в туманных очертаньях крыша дома,
и в слякоти весенней колея
напоминает что-то отдаленно.
И в дымке моросящей догоняют
из форточек на первых этажах
обрывки сериала, звон стаканов,
прохожего задумчивого шаг
и где-то лязг вокзальный…
И, кажется, несет меня, несет
течением невидимого света,
к первоначалу, к центру, незаметно
вбирая в освежающий поток.
И тихое приходит обновленье,
как будто эта серая весна
под мокрым покрывалом неба
освобождает чувства ото сна
к полузабытым за зиму
стремленьям.
* * *
В потоке дремлющего света,
в миротворящей тишине
дыханье теплого паркета
передается тихо мне.
Застыло время. Только свет
в домашней плавает вселенной,
пронизывая окна, стены
и беспорядок на столе.
А вот и гостья (переливом
ее блистает чешуя) —
косится солнечная рыба,
хвостом несмело шевеля.
Ее приветствие – как знак
симпатии к любым стараньям
по капле света наполнять
земную чашу мирозданья.
И в чистом таинстве квартиры
дрожащим на лице пятном
с людьми, природой,
целым миром
всеобщей связью я скреплен.
Дыханье легче, взгляд светлее,
и возвращает не спеша,
во мне уверенность и силу
успокоенная душа.
* * *
Судьба, избавь греметь трубой,
толпу сзывающей на битву,
или приветствовать собой
людей, склонившихся в молитве.
Не дай мне быть вождем, иконой,
нечеловеческим законом
или указчиком пути…
Желания мои легки,
как тихий дым перед рассветом
над угасающим костром,